***
— Молодой человек, Вам что-нибудь нужно? — ласковый голос проводницы заставил Адгера выйти из оцепенения. Сейчас он ехал в поезде из Москвы в Санкт-Петербург. Вечер. За окном огни отдаляющегося вокзала. Всё вокруг шумит, соседки с боковых мест оживлённо болта.т и смеются, изредка поглядывая в сторону Нотта. Соседи по купе — семья с десятилетним ребёнком. Восемь часов. Мать гладит пацана по голове и улыбается. Отец шутит. Все трое веселы. Адгеру смотреть на это было тяжело, и он предпочёл погрузиться в мысли. Жаль, наушники сломались, да и плеер разрядился. И вообще, почему и зачем к нему эта проводница всё время подходит? Потому что он один? Да какая разница?! Перевёл усталый взгляд на девушку. И что она здесь забыла? Ему сейчас не до того. Четыре дня назад он убил двоих извращенцев, которые держали его у себя, словно собаку какую в дешевом приюте. И он был рад пронзить сердце одного и вскрыть горло другому. В свои пятнадцать лет. Все следы уничтожил специально организованный пожар. Не найдут. Тем более, сейчас он ехал намного дальше на север. Жить с чистого листа возможно, но не тут. «Сжечь бы дотла бремя своих воспоминаний. Но что тогда? Ведь судьбы нам не исправить… » — послышался знакомый мотив. Louna. Видно, кто-то тоже впал в отчаяние, или наушники сломались. Если бы можно было послушать музыку… И вовсе не из-за этого убийства. Оно не первое, но последнее ли? Он должен был убивать постоянно. Его мучили кошмары. И страх. Первого человека он убил в двенадцать лет. А потом это скорее вошло в привычку, чем было какой-то работой. Он хладнокровно убивал любого. Часто, просто чтобы его боялись и уважали. Поначалу было тяжело. Нервы тихонько сдавали. Он начал курить. Запах вишни сопровождал его всюду. Сначала дергался из-за любого громкого звука или сирены проезжавшей мимо машины скорой или полиции. Затем — нервы. Ежедневно прячась в тихом месте, он прогуливал уроки. Тревогу не били — школа не из лучших, всем плевать, учится здесь кто-нибудь или нет. Драки, любое насилие, боль — обычное дело. И потому никто не замечал ран и шрамов, полученных дома, если можно так сказать. Насилие. Изнасилования. Цепи, кнуты и наручники. Обшарпанные батареи с кровью вместо краски. Связывание. Избиения. Что было наяву, а что — во сне? Нотт и не знал. Шрамы от многочисленных попыток суицида. Кровоподтеки вокруг губ. И острая боль во всём теле. Всё это осталось в Москве. Длинные рукава скрывали вспухшие вены, широкий шарф закрывал часть лица. Руки сами тянулись к карману с сигаретами, но за них его высадят с поезда. Надо терпеть. Да и зажечь нечем. — Спички или зажигалки есть? — отрешенным голосом поинтересовался парень. Проводница в недоумении вскинула бровь, что Нотта не удивило. Едет один. Молчит. Любой скорее вызвал бы полицию, чем проигнорировал. Но умение подделывать документы, пожалуй, оказалось одной из немногих полезных вещей, которым он научился у дилеров. — Н-нет… Зачем тебе? — Не важно. — Да как же?! — Если хочешь поговорить, то не здесь. Обиженная проводница ушла. Тем лучше. Ехать осталось недолго. Завтра в шесть они прибудут. Посмотрел на часы — полдевятого. Осталось девять с половиной часов. Продержится. И всё же немного совести у него осталось. Надо бы извиниться перед девушкой — слишком грубо и на глазах у свидетелей. Кто знает, на что она вообще способна? Повесится тихо, а кто виноват будет? Поднялся. Поезд тряхнуло. Зря он, все-таки, держал руки в карманах — едва успел ухватиться за стенку. Нет, Нотт не потерял равновесие — боль, опять же. Слишком долго его ногу сковывали колодкой — остался страшный синяк с жуткими кровоподтёками и открытыми царапинами. — Чёрт, — прошипел парень. Всё же, это не так больно, как было во время издевательств бандитов. В общем-то, всем было наплевать на парня, но при детях он предпочёл не выражаться: мало ли что, лишние проблемы ему были не нужны. Дошёл до купе проводницы. Выдохнул. Постучал. Из-за двери слышались тихие всхлипывания. Посмотрите, какая обидчивая! Пряча раздражение, постучал ещё раз. Плач стих. Дверь приоткрылась, и оттуда показалось красное заплаканное личико девушки, что немного смутило Нотта — во-первых, он раньше не извинялся ни перед кем. А второе — девушка же, ещё найдутся защитники, снова проблемы будут. — Ты извини, грубовато было, — всё, что Адгер смог выжать из себя. Проводница немного успокоилась и кивнула. Уже хорошо. Нотт без приключений вернулся на своё место. Все-таки хорошо, что его кровать внизу. Было поздно. Десять вечера. Свет приглушили, окна попросили прикрыть. Адгер оставил тонкую щелку внизу, так хоть частично, но видно, что снаружи делается. На нижней кровати купе расположился отец семейства. Мужчина под два метра, тёмные волосы, сильные руки. Внушительно. — Парень, ты один едешь? — Да. — А тогда к проводнице ходил? — Да. — Откуда ты? И куда? — А тебе какая разница? — Во-первых, Вы, а во-вторых, я просто интересуюсь. Тебе не больше шестнадцати, но ты обращаешься к старшим, как к дружкам, спрашиваешь зажигалку и ведёшь себя странно. — Начнём с того, что я не обязан отчитываться перед кем-попало. — Как хочешь. Разговариваешь ты не как ребёнок, но и хамства тебе не занимать. — Как есть. Либо так, либо стелиться. Третьего не дано, а второе — слишком уж долго я этого придерживался. — Ты не хочешь, чтобы с тобой разговаривали, да? — Да. Наступила тишина. Где-то вначале вагона тихо переругивались женщины. Мать и дочь, скорее всего. В темно-синем окне мигали красные и голубые огоньки, мерцали золотистым фары машин и окна домиков. — Как тебя зовут-то? Адгер исподлобья взглянул на мужчину — и что ему надо вообще? Ладно, ответить можно, но зачем? — Зачем тебе это. — Ну так уже сколько вместе едем… — Нотт. — Имя? — Да. — Интересное. Первый раз такое слышу. — И. — Милый, а тебе обязательно с ним разговаривать? — Да ложусь я, спокойнее, дорогая. — Вот и спи, ребёнка разбудите. Семейные разборки. Главным образом, поэтому Нотт и не хотел семью. Конечно, возвращаться домой и ублажать двоих мужиков было унизительно и неприятно, но это лучше, чем состоять где-нибудь на учёте или жить в детском доме. Там уж никто убийства покрывать не будет. Адгер стал жесток. Ему было плевать, что о нём думают. Волосы его были седыми — от страха и нервов. Глаза цвета осеннего неба не выражали ничего, но при этом были ясны. Сейчас. Раньше в мутном серо-зелёном взгляде читались покорность и равнодушие, сейчас же на смену покладистости пришли ярость и гордость. С него уже хватит. Надоело. Бесит. Он не признаёт старшинства и авторитетов. Да их и не было. Были только хозяева, которые развлекались с ним под настроение. Могли просто изнасиловать, могли связать, могли пригласить дружков, которым тоже нечем заняться. Если хотели — пороли, хотели избивали — руками, ногами, что под руку попадётся. Угрожали оружием, кололи наркотики. Раздевали догола и заставляли, например, изображать животных, ластиться или ещё как-нибудь по-другому себя вести. Было дело, хозяин пришёл в ужасном расположении духа. Он завязал Нотту глаза, рот, раздел полностью и связал за спиной руки. И, ладно, парень вполне спокойно простоял, просидел или пролежал бы так столько времени, сколько захочет господин, но настроение мужчины было действительно паршивым. Была середина ноября. Хозяин выгнал парня на улицу, приставив вплотную к его спине заряженное ружьё, привязал горизонтально лицом вниз к холодному железу и долго-долго порол. Уже стемнело, а господин никак не мог успокоиться. Исполосовав ещё и руки и лицо парня ремнём, он отвязал его. Многие наблюдали за этим и снимали. Просто жил Адгер с хозяевами во вполне аккуратном месте для хранения оружия и многого другого противозаконного. И покорность Нотта не имела границ. Давали алкоголь — пил столько, сколько приказывали, хотели развлечений — развлекал, использовали для проверки товара — не сопротивлялся, заставляли курить — выполнял, хотели наказать — сам себя приковывал. А иногда хозяева были действительно не в духе и вполне могли пристрелить парня. В такие дни он ночевал где-нибудь в другом месте, за что потом ему доставалось ещё сильнее, хотя куда уж там., а это только полбеды. Ведя такой, достаточно аморальный, образ жизни, Нотт не мог научиться ничему хорошему. Во всех драках в школе или на улице он был одним из первых. Один из хозяев нередко появлялся в школе в качестве отца Адгера — подозрений быть не должно. И каждый раз директор призывал наказать Нотта, но дома парень мог получить лишний стаканчик спирта. До того, как его на несколько часов прикуют к батарее или ещё чему. Могли и на всеобщее обозрение выставить — однажды в нагом виде к балкону привязали. К слову, из-за всего этого они и лишились жизней. И вот теперь у парня должно быть желание кого-то слушать? Да чёрта с два! Нотт тихо сидел, опершись рукой о стол, и смотрел в окно. Тихо. Ночь. Он бесшумно встал и вышел в проём между вагонами. Здесь прохладнее. Достал ещё полную пачку сигарет. Жаль, поджечь нечем. Дверь распахнулась, и на её пороге оказался проводник соседнего вагона. Покурить вышел. И, надо заметить, крайне удивился, когда увидел здесь Нотта. — Парень, ты что забыл здесь? — Поделись огнём, — слегка грубая просьба прозвучала слишком жалостливо, и мужчина подал Адгеру зажигалку. — Спасибо, — далось это слово Нотту с трудом — он никогда никого не благодарил. Всё было само собой разумеющимся, — Вам ведь нельзя было этого делать? Проводник запоздало опомнился. А что, всё-равно уже ничего не сделаешь — вишнёвый пар заволакивал лицо парня. — Ты никому не говори об этом только! — Я что, похож на идиота? Зачем мне подставлять себя и человека, который спас как минимум мои нервы? — Да нет-нет, просто ты ещё подросток, а уже куришь… — Во-первых, во многом благодаря этому я ещё жив, а во-вторых, я ещё и пью, если уж совсем плохо дело обстоит. Лицо проводника надо было видеть. Глаза расширились до необыкновенных размеров, голова склонилась набок, сигарета чуть не выпала из руки, а язык он прикусил до крови. Нотт смотрел на него с презрением и тенью ухмылки на лице, пуская белые и пушистые клубы дыма. Стоял долго. Каждую до фильтра. Одна, вторая, третья, пятая, восьмая. Пачка закончилась. Немного грустно хрустнув, коробочка полетела в мусорный бак. Скоро уже приедут. Время восемь утра. Кто-то начинал вставать. А Нотт жутко хотел заснуть, но в поезде это делать опасно. Так за три ночи, проведённые в пути, он и не спал. Усталость скребла бешеным котом, глаза закрывались. Начинало светать. Алая полоска на горизонте говорила о скором пробуждении природы. Чуть выше было белое небо. Нотт посмотрел в противоположное окно — на тёмно-фиолетовом небе мерцали серебристые звёзды, пропадая. Оранжевые блики падали на стол перед парнем. Десять утра. Поезд замедлил ход, шум постепенно стихал. Остановились. Кто-то вышел на улицу, где стоял лёгкий туман. Нотт соскочил со ступеней и отошёл подальше от поезда, за последний вагон — вернуться успеет. Было холодно и сыро. Парень поёжился. Он был одет в чёрные джинсы, сапоги до середины голени, алый шарф и кожаную куртку. Из-под неё были видны многочисленные шрамы на его теле, полученные от пыток. Нет, тогда жизнь его устраивала. С хозяевами он, в общем-то, отношений «подчинённый и господин» не имел. Деньги давали, делал, что хотел, только за такую жизнь он своей свободой и убийствами расплачивался. Но это в прошлом. Зажигалку надо купить и сигареты. Подошёл к небольшому киоску. До отправки поезда ещё пятнадцать или двадцать минут. Успеет. Нотт подошёл к окошечку магазина. За стеклом на резном деревянном стуле сидела девушка лет семнадцати-девятнадцати со светлыми пушистыми волосами чуть длиннее, чем до плеч, и синими глазами. Читала какую-то книгу. Прочитал название — «Крещение огнём» Да… А казалось, милая такая… — Richmond есть? — слегка хриплый голос парня прозвучал слишком тихо и ему пришлось постучать в стекло. Девушка подняла взгляд и искренне удивилась — ну не привыкла она видеть подростков в столь странном виде. — Можешь повторить? — улыбаясь, спросила киоскёрша. — Richmond имеется? — чуть громче повторил Адгер. — Нет. Зачем тебе вообще? — А что есть? — «Маршал», «Винстон», «Сенатор», «Собрание» и «More». — Давай «Сенатор». Сколько с меня? — Они вишневые. — Ещё лучше. Так сколько? — Сто двадцать. Нотт отсчитал сумму. Вспомнил, что ещё зажигалка нужна. — Зажигалку дай ещё. Прошло пять минут. По динамикам вокзала прозвучал технический женский голос — «До отбытия поезда Москва — Санкт-Петербург остаётся десять минут.» Нотт отошёл подальше от магазинчика, провожаемый крайне удивленным взглядом продавщицы. Щёлкнул пару раз зажигалкой. Огонь завораживал, от него веяло теплом. Сине-оранжевое пламя танцевало от резких порывов ветра. Открыл пачку. Черно-коричневые сигареты были тонкими и длинными. Поджёг. Вишнёвый дым опускался и стелился по земле седой позёмкой. Через некоторое время воздух вокруг Нотта немного нагрелся. Хоть что-то хорошее. Поезд запыхтел и зашипел. Нужно заканчивать. Бросил сигарету и раздавил. Закашлялся. Никотин до хорошего не доведёт, это Нотт прекрасно понимал, но остановиться не было сил. Да и желания. Какой, собственно, смысл? Ну, проживёт на десять лет дольше, и что? Шрамы на сердце не залечишь, кровь с рук не смоешь, страх не исчезнет, а ничего нового ожидать не стоит — бесполезно. Двери со свистом захлопнулись, и поезд отбыл со станции. Начался ливень. Вода хлестала по стёклам с силой, словно норовя выбить их и затопить поезд. Нотт прислонился к стене у окна и смотрел, как капли дождя стекают к колёсам, как гнутся деревья, слушая вой ветра и вздрагивая каждый раз, когда мимо проносилась ветка, иногда с лёгким лязгом задевая стекло.***
— Ты думаешь, только их? Нет. Я зарабатываю этим. — А ты ли это или твой инстинкт самосохранения? — Не многие люди причиняли мне вред. А пристрелил я очень многих. Тем более, был и другой вариант. И ты ещё сомневаешься? — Я о другом. Ты только так и можешь заработать, вот потому и убиваешь. Именно поэтому я и верю в твою невиновность. — Наивна…***
Ливень усиливался, хотя куда там дальше? Ветер гудел в проводах, стало темно, словно ночью, яркий свет включить не получалось — техника отказала. За окном будто бы мелькали рожи чудовищ, в салоне тоже стало холодно. Даже не лето какое-то. Скоро поезд должен прибыть. А, нет, из-за погоды задерживается. Просто прекрасно… С тяжёлым вздохом Нотт впервые за три дня лёг. Только бы не заснуть. Это было относительно просто. В голове кружилось множество мыслей: «Как без проблем решить вопросы с жильём?», «Что делать со школой?» и главное — «Как не попасться полиции и дальше работать? И надо ли?» Интересно, конечно, узнать ответы, но по ходу дела разберётся, а сейчас физиология брала верх, и Нотт медленно, но верно засыпал. Помог громкий гудок проехавшей мимо машины. Нотт взглянул на часы — шесть. Из-за ливня задержаться должны были где-то на пару часов, по радио объявили — прибытие через полтора часа. Дождь постепенно стихал, появлялась полупрозрачная радуга сквозь дымку и изморось. Ветер больше не гнул деревьев, только трава склонялась к земле, сверкая в редких лучах солнца. Природа пробуждалась после грозы, словно спала пару веков и, наконец, решила расцвести. Это несмотря на то, что было начало августа. За окном сельская местность сменялась цивилизацией, близился вокзал, запах города и рек забивался в поезд. Люди собирали вещи, вытаскивали чемоданы, а Нотт спокойно смотрел в окно. Из вещей у него была только спортивная сумка с телефоном и деньгами, украденными у хозяев. В потайном отсеке лежало оружие — огнестрельное и холодное. Ход замедлился, колёса заскрипели о рельсы и поезд остановился. Нотт вышел на перрон, поёжившись от колкого ветра. Несмотря на блеск солнца, было холодно. Не то чтобы очень, но куртку парень застегнул. Отросшие волосы мешали видеть весь вокзал полностью, закрывая глаза. Мысленно проклиная опасность их укорочения, парень осмотрелся. Кто-то покидал поезд из Москвы, как и он, кто-то садился в такси, кто-то приезжал, отбывали поезда. Шум и гам повсюду. И полиция не дремлет, вокзал же. Сумку на ленту не поставить — найдут оружие, ещё и посадить могут. Взгляд Нотта упал на небольшой переход, весьма древний, надо заметить, для современного вокзала. Там вряд ли есть полиция и сканеры, да и дверь на замке. Но таком старом, что взломать его не составит особого труда и времени. Чудом скрывшись от стражей порядка, парень вышел на один из мостов, каких много по всему Петербургу. Не лучшее место для ориентации и поиска места по карте, однако. Схемы метрополитена, достопримечательности, вокзалы, магазины. Адгер кривыми мокрыми улочками дошёл до Аничкова моста. Красиво. Вода плескалась со всех сторон, мутные серо-коричневые волны переливались в свете фонарей. Зелёные, жёлтые, красные, синие блики от витрин магазинов танцевали на поверхности реки загадочный танец, извивались змеями, спадали, подобно осенней листве, на дно и вновь всплывали поднимая маленькие белые гребешки. Нотт смотрел на них, как заворожённый. Здесь всюду были мосты, вода, широкие улицы, яркие, но несильно выделяющиеся вывески, готические здания, серые дома, казавшиеся почему-то тёплыми и такими близкими его сердцу. Холодный ветер растрепал белёсые пряди парня. Прикрыв лицо шарфом, он поспешил отойти от воды — заболевать ему не хотелось, а при такой погоде это, скорее всего, случится. Откуда-то донёсся запах кофе. Что-нибудь горячее сейчас определённо не помешает. Красно-синее небо затягивалось дымчато-серыми тучами. Недалеко стояла машина, торгующая кофе. Купив его, Адгер подошёл к реке. Белый пар клубился, поднимаясь от чёрной жидкости и взлетая вверх. Нотт спустил шарф и кровоточащими губами коснулся напитка. Приятное тепло разлилось по телу, аромат вскружил голову. На часах было полдевятого вечера. Темнело. Может, от дождя, может, город такой. Но, в любом случае, нельзя долго задерживаться. По жалкой изодранной карте города Нотт за пару часов дошёл до детского дома, директор которого был далеко не чист на руку. Поплутать, конечно, пришлось, но, надо признать, виды неплохие. Лишних проблем с принятием в учреждение не возникло, школу и класс подобрали в этот же вечер. Заканчивалось шестое августа, на часах лилось тихо время, показывая час и двенадцать минут ночи. В отдельной маленькой комнате Нотт наконец смог забыть о волнении и провалиться в сон…