Добро пожаловать в Ракузан.

Если до вступления в Ракузан моей жизни, как и мне самому, не хватало непредсказуемости, то было и то, чем я мог щедро делиться со всем миром и даже больше. Это ожидание. В детстве, когда мне было около пяти лет, я ждал своего отца из командировки, о которой моя мать сказала мне спустя месяц, как он перестал появляться дома. Я так сильно и упорно его ждал, что в один не прекрасный день он неожиданно вернулся, обнял своего уже на тот момент восьмилетнего сына, сказал ему, чтобы тот рос молодцом, и также неожиданно скрылся за дверью квартиры, в которой после этого больше никогда не появлялся. Прости, отец, я не оправдал твоих надежд. Прости, отец, но как же мне плевать на тебя и твои надежды. В подростковом возрасте я уже перестал ждать отца, а начал ждать первую любовь. Ждать первую любовь пришлось чуть меньше, чем отца, но вкус мерзкого разочарования после её ухода нисколько не уступал вкусу подлого предательства. Десять из десяти моих угрюмых гримас, выражающих всю гниль очередного бесполезного ожидания. Этой первой любовью была моя та самая единственная девушка, и после этого я не буду уточнять, почему она ушла от меня. Скорее всего, вам без моей гнусной конкретизации и так всё понятно. Я предвкушал. Предвкушал своё третье ожидание, которое точно, кроме полноценного утверждения позиции «я в полной заднице», ничего мне больше не оставит. Это было окончание школы и поиск дальнейшего учебного заведения. Окончить школу я смог, не испытав ни одного грамма позора. Должно быть, это потому, что я слишком плохо ждал. А вот вместо получения желаемого образования после школы я был одарён абсолютно полным крушением своей мечты. Здесь алгоритм логики ясен: мечта и шаги по её достижению → слишком бурное ожидание её осуществления → какой-то глупый момент, который всё испортил → ты в дерьме, чувак, ты в дерьме. Это долго рассказывать, но просто скажу, что я хотел быть учителем. Я много читал, потому что хотел быть учителем. Я тщательно изучал детскую психологию, потому что хотел быть учителем. Я даже работал в школе, пусть и уборщиком, но какая разница? В школе же. Я очень хотел быть учителем и не стал им. Вместо детей за партами — книги на полках. Вместо шума и людского щебетания — тишина и одиночество. Вот что творит с людьми ожидание. Вот что творят люди, поддаваясь ему. Что ни делается — к лучшему. Что не происходит с тобой — происходит с кем-то другим. Я рад, что не стал учителем, а стал продавцом в книжном магазине. Я рад, что даже будучи не тем, кем хотел быть, я не разучился ждать. И я чертовски счастлив, потому что после третьего промаха последовало четвёртое попадание. Сейчас, пользуясь своей наградой после этого попадания, я могу чувствовать себя так, как чувствуют себя люди, которым нравится быть такими, какие они есть. Пусть у меня это чувство и временно, но я уже довольствуюсь и тем, что хотя бы смог познать его. — Тецуя, ты снова витаешь в облаках, — мягкий голос выбил меня из колеи собственных мыслей. — У тебя клюёт. Размышлять о суровости и благосклонности ожидания, пока ожидаешь. Проворонить цель именно в тот момент, когда лишь слегка ослабил силу концентрации на месте её достижения. — Сегодня на ужин Атсуши пожарит нам червей, которых мы так старательно накопали. Черви. Я ничего не успел ответить, потому что мысли вновь заполонили мою голову. И они были намного быстрее моего стремления открыть рот для ответа. Я настолько погрузился в себя, что уже не слышал, как Акаши с хлюпом выдернул леску из воды и, довольно ухмыльнувшись, бросил наш первый за сегодня улов в пустое ведро. Мой взгляд переместился с уходящей под воду лески на дно ведра. Большой окунь бесшумно открывал свой крохотный рот, умоляюще смотря в алюминиевую стенку своими полумёртвыми глазами. «Ты на поверхности, Тецуя, словно дохлая рыба» Тут же пронеслись в голове слова Акаши, которые я услышал от него при нашей первой встрече. Это не он тогда говорил мне их. Не этот человек, который сейчас с таким детским азартом в глазах выжидает очередную глупую живность из водной глубины. Даже сейчас, если не брать в расчёты эту спонтанную рыбалку вдали от Ракузан, можно сделать вывод о наличии ожидания с моей стороны. Я жду. Жду появления его. Жду, чтобы спросить, зачем он тогда пришёл в мой магазин, сказал эти слова и после всё самолично разрушил. Почему он ненавидит бойцовский клуб, но всё равно продолжает наблюдать бои, принимать в них участие и руководить всеми, кто в нём состоит. Какого чёрта он нарушил своё обещание, которое дал Акаши. Что он хочет от меня. Угомонится ли он, если получит то, чего желает. Как и всегда вопросов больше, чем просто много. Возможно ли вообще получить ответ хотя бы на один из них? — Тецуя, ну какого ты творишь? — удивительно возмущённый голос Акаши вновь возвращает меня в рыболовную реальность. — Акаши-кун, вообще-то я говорил, что никогда подобным не занимался. Сказал так, будто бы извиняюсь. — Но никогда не поздно научиться чему-то новому, Тецуя. Так он мне говорил несколько дней назад, только речь шла о езде на лошадях. Ещё чуть ранее он так говорил про игру в сёги. Буквально позавчера заливал про азы баскетбола и заставил меня играть в него. Вчера мы сами делали такояки, а после на крыше клуба слушали джаз и уминали то, что приготовили. Сегодня с утра мы беседовали об одном известном незаконченном романе, потом сами додумали его конец, который оказался весьма эпичным как для нас самих, так и для остальных, кому пришлось слушать наши самопроизвольные предположения. Как вы уже поняли, после той ночи я много времени проводил с Акаши. Не с ним, а с Акаши. Даже сейчас, если не брать в расчёты эту спонтанную рыбалку и всё вышеперечисленное, можно сделать вывод: я жду. Ещё ни разу за эти дни я не заметил каких-либо изменений в поведении Акаши. Мягок, спокоен и порой даже шутлив. Акаши не затрагивает больше эту тему. Вместо этого он смотрит на меня своими алыми глазами так, что и у меня самого не поворачивается язык что-либо сказать по этому поводу. Молчалив, запутан и порой выпадает из реальности. — Тецуя. Я не заметил, как мы уже начали двигаться к клубу. Обернувшись на голос, я увидел, что Акаши стоит у куста, явно что-то в нём разглядывая. — Подойди сюда, пожалуйста. Сегодня он был одет не в чёрную одежду. Самые обычные тёмно-синие джинсы, чёрно-белые кеды и серая просторная футболка, которая была чуть выше колен. Я даже подумать не мог, что когда-нибудь увижу этого человека в подобном виде смертного. — Тецуя, чего застрял? Опомнившись, я быстро подошёл к Акаши и заметно удивился тому, из-за чего нам пришлось остановиться. — Труп птицы. — Я вижу. Акаши задумчиво почесал затылок, что-то бормоча себе под нос. Его взгляд был серьёзным. Слишком серьёзным для человека, рассматривающего труп потрёпанной птицы. — Мне жалко, давай возьмём с собой и неподалёку от клуба закопаем? Я подозрительно покосился на человека, которому жалко просохший труп птицы. — У нас есть небольшая лопатка, которой мы выкапывали червей. — Точно! Тецуя, тащи скорее её сюда. Пока я плёлся, чтобы взять из рюкзака лопатку, Акаши сорвал два больших листа какого-то растения и вытащил несчастную пернатую мертвечину из-под куста. Через пять минут им же уже была выкопана довольно глубокая ямка. Ещё через пару минут эта ямка была снова зарыта, а на поверхности земли старательно написано «Покойся с миром». — Акаши-кун, ты очень странный. — Я просто люблю птиц. Люблю их за то, что в любой момент они могут почувствовать свободу. Когда сами того захотят. — Эта птица уже вряд ли сможет почувствовать свободу. — Ошибаешься, Тецуя. Акаши посмотрел на меня, слегка приподнимая уголки губ, а после медленно потрепал мои волосы. — Она сейчас свободнее тех, что парят в небе. Акаши ещё раз посмотрел на свежую могилку, а после бегом ринулся по пыльной дороге, которая вела прямо к Ракузану. — Кто последний — тот чистит рыбу. Именно сейчас, задумавшись над словами Акаши, я могу сделать вывод. Я не парю в небесах и не гнию в земле. Я в тесной клетке. Заточён, беспомощен и порой чего-то тихо ожидает.