Helplessness

      Helplessness — Беспомощность.       Я помню последнее интервью с Цезарем, когда главной темой была наша с Китнисс победа на 74-х Голодных Играх. О, я никогда не забуду её реакцию, когда Цезарь напомнил мне о «новой ноге». — Что значит « новая нога», Пит?       Её вскрик удивил и обрадовал меня одновременно. И, позабыв о камерах и зрителях в зале, она вздернула мою штанину. Да, зрелище не из приятных. Теперь каждый день вместо живой кожи я вижу сложное устройство из металла и пластика. — О нет! — Тебе не сказали? — негромко спросил ведущий. Китнисс небрежно качнула головой.       Теперь, когда она все знает, ей будет не приятно мое присутствие в её жизни. Кому нужны калеки?       Хотя, может я и стерпел бы это, если бы мы с Китнисс вместе поговорили на эту тему. Может быть больно так сильно и не было, если бы не наш откровенный разговор в поезде с Хеймитчем. Мы как раз направлялись в Двенадцатый и уже было почти подъезжали к родному дистрикту, когда вдруг Хеймитч подошел к Китнисс и стал похлопывать по её левому плечу. — Молодцы, ребята. Вы славно поработали. Когда приедем продолжайте в том же духе, пока не уберут камеры. Все будет хорошо. Обещаю. — О чём это он, Китнисс? — У меня…у нас были…проблемы. В Капитолии. Им не понравилась моя…наша выходка с ягодами…- заикаясь от волнения, пролепетала она. — Что? Что ты имеешь в виду? — Это посчитали слишком большим своеволием. А Хеймитч подсказывал нам…то есть мне, как вести себя, чтобы не было хуже. — Подсказывал? Зачем? Почему только тебе? А я? — Так было нужно, Пит. Он знал, что ты умный и сам во всем разберешься. — Я ничего не знал, Китнисс! Я ничего не понимал! Если Хеймитч подсказывает тебе сейчас…значит, на арене тоже. Оооооох. Вы с ним сговорились! — я уже не мог сдерживать свой гнев.       Китнисс! Ну вот, не осознанно, но ты привела нас к этой проблеме, к этому разговору. О наших отношениях. — И что же будет дальше? Что будет, когда мы вернемся домой? — медленно произнес я. — Я не знаю. Лучше бы забыть все это, как страшный сон. Я не смогу так жить… — вздох с её стороны будто разбудил меня. — Знаешь, а я не хочу это забывать! — встрепенулся я и добавил уже тихо — да и не смогу.        Я невзначай отдернул штанину, под которой блестел отвратительный металл протеза. Китнисс заметила это. Нет. Только не это. Только не её жалость. — О Пит… Я сделал вид, что пропустил это мимо ушей. — Когда разберешься в себе, дай знать.       Больно. Я помню, когда я отошел от наркоза и увидел, что стало с моей ногой, я ощутил такую же боль. Нет, не физическую, а душевную.       Позже, когда трое победителей вернулись домой, как-то не осознанно, но возник своеобразный бойкот. С Китнисс мы не виделись, потому что она либо уходила рано на охоту, и чаще всего её встречал у порога Гейл. Либо она отсиживалась дома. Все, что нас стало связывать — это соседство, общение с Прим и Хеймитч.       Сегодня, в воскресное утро, я решил проведать родительскую пекарню. Родные не сильно желали жить в Деревне Победителей, а я не настаивал.       Я быстро надел протез, даже не удостоверившись, что все в порядке, сбежал с лестницы и отправился к выходу. Когда я открыл входную дверь, заметил, что рядом, у дома Китнисс, стоит Гейл Хоторн. Сегодня же воскресенье! Единственный выходной у шахтеров. Захлопнуть дверь и вернуться в дом было поздно, он заметил. — Эй, Мелларк! — Хоторн, — кивнул я головой. — Как живется одноногому пекарю? — насмехается он. — Уж получше, чем тебе, охотник. — Да ну? — вскинул брови шатен. — Да. У меня есть дом, деньги, сытая семья. И даже выходной. А искусственная нога не проблема, — я поздно понял, что сморозил лишнее. — Инвалид… — хмыкнул Гейл — да теперь на тебя не то, что Китнисс из-за жалости, между прочим, не посмотрит, так другие девчонки и подавно. Как там её… Делли, да? Подружка детства… Теперь и она отвернется от тебя, ты…жалкий кале… — Гейл! — вскрик Китнисс испугал шахтера, ровно как и меня. — Гейл! Ты…ты! Как у тебя язык повернулся сказать такое Питу?! — Он же… — Гейл!       Из-за перепалки я не почувствовал острую боль в «испорченной» ноге. Я хоть и пытался скрыть свою гримасу боли на лице, но когда резко боль утроилась и стала невыносимо адской, я не сдержал своего вскрика. — Пит… Пит! Что с тобой? Где болит? Она закатала штанину и ахнула. — Боже! Пит!       В месте, где обрубок плоти соединялся с металлом, образовалось кровавое месиво. Видно, когда я не правильно закрепил протез, он содрал сильно кожу. — Гейл, помоги мне его затащить в дом.       От боли я стал терять сознание… Нет, только не сейчас! Я не хочу выглядеть слабым. Китнисс, увидев, что я отключаюсь, стала шлепать меня по щекам, приводя в сознание. — Гейл, зови маму и Прим. Скорее! Нет, Пит. Нет. Не уходи! Пожалуйста! — Китнисс, Гейл прав. Я слаб и беспомощен. Я… И всё. Темнота.