***
Первый кошмар накатывает неожиданно. Действия разворачиваются в поликлинике. Токио видит всё со стороны. Семилетний мальчик с грустными глазами и вихрями тёмно-каштановых волос, прислонившись лбом к панорамному окну, наблюдает за детьми, играющими на детской площадке. В мальчике Татцукава безошибочно узнаёт себя. В детстве он был высокий и худенький с огромными печальными глазами, как у потерявшегося котёнка. -Токио, милый, нам пора! К маленькому мальчику подходит его мать и, ухватив сынишку за руку, тянет к себе. Её светло-карие глаза наполненные тревогой, совсем покраснели, значит, в кабинете у врача она снова плакала. Значит всё совсем плохо. Грустно вздохнув маленький Токио, отступает от окна и следует за матерью. А ведь там, на улице играют его сверстники. А ведь он так хочет играть с ними, веселиться и смеяться. А ведь он так хочет быть НОРМАЛЬНЫМ. Второй кошмар затягивает в себя, словно разъярённое торнадо. В этом кошмаре, Токио перемещается в стены средней школы, в окружениеоднокашников. Он высокий для своих лет, но всё такой же худенький. Он опять отличается от других, он опять не имеет возможности играть со всеми, потому что страх вбитый в его сознания опекающими родителями не даёт ему свободно дышать. Потому что всё совсем запутанно. А ведь сверстники видят его отличия и подтрунивают над ним, эти озлобленные, старающиеся самоутвердится, зверёныши не дают ему спокойной жизни. Вот и сейчас Татцукава видит самого себя в кругу хулиганов класса.Это мелкое зверьё насмехается над ним двенадцатилетним. Смеются прямо в лицо, толкая его в руки друг другу. Споткнувшись об чью-то ногу, Токио падает на пол, класс взрывается смехом. -Ну что ты Татцукава? Давай, вставай!- кто-то из ребят больно хватает его за волосы и притягивает лицом к лицу, чёрные глаза-бусинки впиваются осколками, на щеках чувствуются волны несвежего дыхания. Взрослому Токио, наблюдающему всю эту картину, так хочется помочь себе маленькому и беззащитному, так хочется сломать пару рёбер ненавистному однокласснику. Так хочется кричать, а ещё лучше проснуться, чтобы не страдать от таких горьких воспоминаний. «Подожди, сейчас. Сейчас он придёт и поможет»- беззвучно, одними лишь губами, шепчет Татцукава, успокаивая и себя взрослого и стараясь вселить надежду в эти грустные глаза «потерявшегося» мальчишки. И помощь приходит. Приходит, когда хочется вывернуться на изнанку. Он одним рывком отрывает хулигана от друга и пресекает все возмущения ударом в живот. Гэндзи Такия – бунтарь не только в восемнадцать лет, но и в двенадцать, чёрные глаза окидывают обидчиков мимолётным гневным взглядом и впиваются в самого Токио. -Опять влип по самые гланды,- скорее утвердительно, чем вопросительно бросает он. Татцукава не торопясь встать с пола, слабо кивает, стараясь не пересекаться с другом взглядом. Заметив протянутую руку, он поднимает грустные глаза и улыбается во все коренные и молочные зубы. Кошмар, цветным вихрем, обступает восемнадцатилетнего Токио Татцукаву и последнее что он может сделать – поблагодарить призрачного Гэндзи Такию за помощь. В этом вихре проскальзывают картинки того, как Такия учит его драться, как бунтарь улыбается ему, слабо, словно боясь показать своё истинное лицо, лицо эмоционального мальчишки. Гэндзи показал ему истинную жизнь, дал ему волю, научил его дышать полной грудью. А потом их пути разошлись, чтобы сойтись спустя один с лишним миллион минут. Третий кошмар, опутывает сознание Токио, как паук, мастерски плетущий паутину. -Теперь ты всё знаешь,- едва слышно произносит Токио. В третьем сне настоящий Татцукава вновь наблюдает за происходящим со стороны. Вот он пятнадцатилетний стоит у своих ворот и ждёт, когда от него отвернётся лучший друг. -Теперь знаю, - от резкого кивка ободок чуть соскальзывает по волосам ближе ко лбу,- Почему не сказал об этом? Призрачный Токио на секунду замер и глубоко вдохнув, посмотрел на Тамао глазами полными отчаянья. -Что я должен был сказать? Что я болен? Что мне нужна операция? Что я могу подохнуть на операционном столе с развороченным черепом?! Что каждая драка может стать для меня последней?! Это ты хотел услышать?! Монолог Серидзава выслушал до конца, упорно не отводя взгляда от друга. Глаза, наполняющиеся слезами, бледные щёки, наливающиеся лихорадочным румянцем, движения губ, жестикуляция, срывающееся дыхание… ЖИЗНЬ. Токио весь кипел, жил так, как не жил даже вовремя драк. Впервые за полгода дружбы, Татцукава не существовал, он жил, он показал себя настоящего, отринул свой страх, окончательно и бесповоротно. -Почему ты не сказал всего этого раньше?- Тамао отчаянно пытался понять, почему друг скрывал от него такую важную деталь своей жизни,- Ведь мы друзья. -Потому что раньше у меня не было друзей. Единственный друг, научил меня настоящей жизни, показал мне ценность дружбы, но теперь мы идём разными дорогами. Потому что я пошёл против семьи и поступил в Судзуран. Потому что ты защитил меня так же, как когда-то меня защитил ОН. Потому что даже сейчас я иду против судьбы и стараюсь жить, не замечая это ужасной болезни. Потому что я хочу жить настоящей жизнь, не хочу становиться обузой тебе или родным. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня, потому что мы друзья. Призрачный Серидзава стоял спиной к настоящему Токио, но тот даже сейчас помнил выражение на лице друга, самое ценное выражение. Выражение, которое может дать силы в самой критичной ситуации. Улыбка, настоящая, самая искренняя. Такая же, как и у настоящего Гэндзи Такии. Такая, какую Токио хотел увидеть после потери друга.***
Пробуждаться в холодном поту уже вошло в привычку у Токио. Как бы хорошо не заканчивались сны, они выматывали его похуже любой драки. В каждом кошмаре он вновь и вновь испытывал тот страх перед одиночеством, что и в те моменты жизни. Одиночество стало истинным чувством его детства, самым сильным. Резким движением сесть в кровати и стянуть с себя промокшую насквозь майку, встать и распахнуть окно, глубоко вдохнуть ночной воздух и утереть тыльной стороной ладони слёзы. Порой восстановить дыхание сложнее, чем кажется, в темноте комнаты Токио нащупал домашние брюки и футболку, на ходу натянул их и вышел в коридор. В доме тихо, родители всё ещё спят, только свет уличных фонарей пробивается сквозь тонкие шторки и освещает путь до кухни. Наполнив свою любимую кружку холодной водой, Токио уселся за стол и бросил усталый взгляд на настенные часы. До шести утра оставалось ещё чуть больше часа, и ложиться обратно спать было абсолютно бессмысленно. За окном только начинало светать, и тёмно-синее небо стало покрываться светло-серыми и бледно-розовыми облаками формой напоминающих лохмотья чумазых детей живущих в потерянных селениях коренного населения Африки. В какой-то момент свет уличных фонарей померк в лучах восходящего солнца и очертания предметов слегка расплылись в утренних сумерках. Татцукава пару раз сморгнув, повернулся в сторону и двери и, увидев мать слегка улыбнулся. -Токио, почему ты не спишь?- женщина озадаченно глянула на сына и по привычке погладила его по тёмной макушке. -Просто не спится,- парень слегка улыбнулся и, схватив аккуратную ладонь, прижал её к своей щеке. -Тебе снова снились кошмары? -Ну, какие же это кошмары? Они всегда заканчиваются хорошо. Токио широко улыбнулся и, проскользнув мимо матери, направился в сторону двери. Легко взбежав по лестнице на второй этаж, он юркнул в ванну, пока её не занял отец и, включив воду, стал сбрасывать с себя одежду. Прохладный поток воды смывал с тела неприятный пот и забирал с собой тяжелое чувство тревоги и одиночества. Уже одевшись и причесав влажные волосы, Татцукава улыбнулся своему отражению и выскользнул из ванной комнаты так же бесшумно, как и вошёл в неё. В коридоре уже витал запах его завтрака и слышался разговор родителей.***
Тяжело выдохнув Токио, прикоснулся кончиками пальцев к ноющим вискам и перевёл взгляд на чистое небо. Собиравшиеся рано утром облака рассеялись ближе к обеду и давали солнцу полную волю в его повседневной работе. -Опять голова?- Тамао словно почувствовал и повернулся к другу, все остальные последовали его примеру и уставились на Татцукаву. -Да есть немного. -Это началось после драки в Хосене?- Гэндзи тут же нахмурился и отбросил недокуренную сигарету в сторону. -Да,- Токио снова вздохнул и, опустив голову настолько сильно, как только мог, тихо добавил,- Мне кажется, у меня снова начались проблемы с головой. -Но ведь врач сказал, что всё в порядке,- Чута слегка улыбнулся, несильно толкнув брюнета в плечо. -Ну да, просто… -А ты думаешь, что врач тебя обманул?- Юдзи озвучил именно ту мысль, которую Токио усиленно загонял подальше в сознание,- Ну да, во врачебной практике есть такой прикол. От неизлечимо больного пациента скрывают его диагноз, чтобы не травмировать его. Таким образом, человек проживает дольше… в некоторых случаях. Татцукава ошарашено смотрел на друга и быстро менял цвет лица, от бледного к светло-зеленоватому. -Но у тебя всё хорошо, должно быть, наверно,- с каждым, кажется, приободряющим словосочетанием смех у Токадзи становился всё более нервным и он в поисках подтверждения своих же слов повернулся в сторону Идзаки. -Ох,- едва слышно обронил Токио. -Что тебе плохо?- Юдзи тут же повернулся к нему и чуть склонился. -Да пошёл ты!- гаркнул Татцукава и, вскочив с места, направился к выходу с крыши. -Ой, ой, ой. Как побежал, вы только посмотрите, а говорил, что голова болит,- усмехнулся брюнет вслед Токио. -Ты что это специально сделал?- Макисе озадаченно смотрел на захлопнувшуюся дверь. -Конечно специально, а иначе он не перестал бы ныть, а теперь он полон и сил и будет жить, как минимум на зло мне,- Токадзи довольно ухмылялся. -И всё-таки ты страшный человек,- Сюн изумлённо приподнял брови. -Ну почему? -Вот именно, почему человек? Ты нелюдь,- усмехнулся блондин. -Ой, чтобы ты понимал в мотивации. Кстати надо будет испробовать этот метод на Шоджи,- отмахнулся брюнет и направился в след за ушедшим Татцукавой. «Тоже мне друзья, нет бы, успокоить меня!»- думал Токио, спускаясь по лестнице и слыша как на пару этажей выше, смеялись следовавшие за ним соратники.