Through a Mirror, Darkly

Я не знаю, сколько времени прошло перед тем, как я очнулась. Моя голова болела, и когда я потрогала свой лоб, то почувствовала на нем толстую мягкую повязку. Вспомнив, что Эрик говорил что-то о порезе, и со страхом подумав, что половина моих волос скорее всего сгорела из-за неудачной попытки Рауля спасти меня, я вылезла из кровати и проковыляла к туалетному столику. Но хотя мои щетки и заколки обнаружились на месте, зеркало исчезло. Обеспокоенная, я заглянула в ванную, но и там, как я и предполагала, маленького зеркальца не оказалось на месте. Насколько все было плохо? Наверное, Эрик услышал мои шаги, потому что он зашел именно в тот момент, когда я попыталась приподнять повязку, чтобы на ощупь оценить ущерб. — Даже не думай, — мягко отчитал меня он, отводя мои руки. — Эрик, — начала я, не до конца уверенная, что действительно хочу знать правду, — насколько все плохо? — Не слишком плохо, — ответил он, подводя меня обратно к кровати. — Порез был глубоким, но чистым, и мне удалось его хорошо зашить, — он осекся, заметив, как я побледнела, и поспешил успокоить меня: — я все сделал очень аккуратно, и если мы избежим заражения — что будет крайне сложно, если ты не прекратишь вести себя по-детски, — то у тебя даже практически не останется шрама. Да и твои волосы помогут скрыть его: он находится очень высоко на лбу. — Мои волосы! — я в ужасе потянулась к своей голове. — Всего немного опалены, — усмехнулся Эрик, — после того, как мы вычешем поврежденные кусочки и расчешем твои кудри, ты даже не заметишь разницы. — Тогда зачем прятать зеркала? — Потому что несмотря на то, что рана относительно маленькая, повязка, которую было необходимо наложить, относительно большая. Я не хотел, чтобы ты запаниковала и начала тыкать в рану пальцами. Невозможно выразить словами, насколько важно дать ей возможность спокойно зажить и не занести в процессе инфекцию, потому что в противном случае однозначно останется шрам. Он точно знал, как заручиться моим полным повиновением. Я согласно кивнула. — А тем временем, я хочу, чтобы последующие несколько дней ты провела в постели. Вчера ты промокла, и я не намерен рисковать твоим здоровьем. — Очень хорошо, но Эрик! — я в ужасе прикрыла рот рукой, — что насчет матушки Валериус? Только Всевышний знает, что Рауль наговорил ей, она сойдет с ума от беспокойства! — Напиши ей, если хочешь, — мягко предложил Эрик, — я принесу бумагу. Надир же доставит ее. Я не выпущу тебя из поля зрения до полного выздоровления. Безмозглый мальчишка! — тихо добавил он.

***

Как оказалось, я все же слегла с простудой, но благодаря постоянному уходу Эрика я так же быстро и переборола болезнь. Эрик был очень внимательным и нежным и даже запретил мне разговаривать, аргументируя это возможными негативными последствиями для моих голосовых связок. Впрочем, он предоставил мне небольшой колокольчик, чтобы я могла в любое время позвать его, и блокнот для записи моих пожеланий. Несколько раз в день он проверял рану и менял повязки, каждый раз пропитывая ее каким-то скверно пахнущим раствором. — Я знаю, что запах не слишком приятный, — проговорил он сочувственно, увидев, как я от отвращения сморщила нос, — но это действительно полезный раствор. Он обладает антибактериальным воздействием и убьет инфекцию, которая могла попасть на рану. Да и, — продолжил он, заканчивая делать повязку, — запаха практически не чувствуется, когда она закрыта, правда? Я была вынуждена согласиться. — Хорошо, тогда, — он присел на кровать и окинул меня оценивающим взглядом, — думаю, ты уже начала восстанавливаться и скоро будешь совершенно здорова. Наконец, где-то неделю спустя он решил, что я достаточно поправилась. — Взгляни сама, — предложил он, возвращая мне небольшое красивое зеркальце. Я постаралась не хватать его слишком поспешно, но, видимо, он заметил мое нетерпение, потому что тепло рассмеялся. Первое, на что я обратила внимание — это мои волосы. Эрик действительно аккуратно вырезал поврежденные части и немного изменил мне прическу, так что сейчас даже сложно было догадаться, что что-то вообще произошло. Что же касается моего лба… Все было не так плохо, как я опасалась. Я боялась, что увижу уродливый шрам — на самом же деле на моем лбу была лишь тонкая линия, проходящая чуть выше правой брови и теряющаяся в волосах. Эрик действительно проделал с раной великолепную работу. Я вздохнула: все же шрам был ярко красным и сильно выделялся на фоне остальной бледной кожи. — Со временем он побледнеет, — мягко заверил меня Эрик. — Откидывай волосы назад и подставляй лоб солнцу, и уже через несколько недель его сложно будет заметить. — А что мне делать с ним до этого? — Ничего, — удивленно ответил Эрик, — он совершенно не беспокоит меня. — Я знаю, — я улыбнулась, — но мне нужно будет вернуться на репетиции. Я не хочу, чтобы кто-либо его заметил! Эрик лишь нетерпеливо передернул плечами. — Просто замажешь его косметикой. У тебя достаточно ее в гримерной. — Но, Эрик, я слышала, что грим не слишком хорошо накладывается на шрамы. Их не получается скрыть полностью. У нас была девушка в хоре, у которой был ужасный шрам на ноге и… Он поднял руку, останавливая меня, и встал, приглашая за собой в гостиную. — Наверняка ты знаешь, как применять касторовое масло. — Конечно, но зачем? Эрик, я не понимаю… — Потребуется тонкий слой касторового масла. Косметика будет держаться намного лучше, если ее наложить на смазанную касторовым маслом кожу. Все очень просто, — он отодвинул мне стул и протянул чашку чая, а затем налил немного и себе. — А сейчас, — проговорил он, возвращаясь к своему стулу, — раз ты чувствуешь себя лучше, я хотел бы вывести тебя на прогулку. — На прогулку? Но куда? — Пока только на другой берег озера. Полагаю, ты захочешь вернуться к своей матушке как можно скорее, но сначала я попрошу тебя поговорить с дарогой. — Он же не может до сих пор думать, что ты удерживаешь меня силой! — О, нет, конечно, нет, — Эрик усмехнулся, — хотя бы в этом его удалось убедить. Он просто хочет увидеть тебя и удостовериться, что с тобой все хорошо. — Понимаю. Но почему бы ему просто не навестить нас здесь? — Потому что я не позволю ему этого, — резко ответил Эрик. — Он слишком любопытен как для собственного, так и для моего благополучия. — Понимаю, — проговорила, хотя на самом деле понимала не до конца. Впрочем, судя по всему, у Эрика были свои причины. — Очень хорошо, — он помолчал, а затем добавил: — а тем временем мы можем повторить пару арий. И да, допей свой чай! — проговорил он, заметив, что я начала подниматься. — Мы не станем брать ничего сложного и только постепенно вернемся к привычной нагрузке. Как Эрик и обещал, мы немного попели, а после обеда он закутал меня в теплую одежду и помог взобраться в маленькую лодочку. — Я не стеклянная, Эрик, — со смехом заметила я. — И не разобьюсь. — Не хочу рисковать очередным купанием, — спокойно ответил он и взялся за весла. Звук хорошо распространялся через спокойную гладь воды, и, когда мы приблизились к другому берегу, я смогла различить голос Рауля. — Вы не понимаете, — выкрикнул он, и я практически увидела его, размахивающего руками, — она получила крайне скудное образование, а ее детство было полным глупых легенд. И у нее настолько живое воображение! Она верит всему, что ей говорят! — Мой дорогой молодой человек, все не так, — мягко попытался вразумить парня Перс. — Я и сам — выходец из страны, в которой существует множество разнообразных сказаний. Мы выросли на древних историях и легендах, и нас более сложно обмануть ими. Судя по всему, Рауля ему убедить не удалось, и потому дарога снова заговорил: — Подумайте, если бы вы хотели притвориться кем-то, кого бы выбрали, чтобы одурачить? Того, кто лично знал этого человека или же того, кто никогда не встречал человека, которым вы хотели бы притвориться? Рауль пробормотал нечто невразумительное в ответ, и Перс мягко продолжил: — Она в безопасности, не беспокойтесь о ней. Он действительно любит ее и позаботится о ней. А теперь, тихо, они близко! И действительно, мы уже причаливали, и я уже ясно видела Рауля, который стоял, опустив голову, в свете их фонаря. Перса же, с его темными волосами и смуглой кожей, я заметила на пару секунд позже. Но когда мы приблизились, он выступил вперед и, слегка поклонившись, подал мне руку. — Мадмуазель Даэ, рад снова вас увидеть! — вежливо поприветствовал меня Перс. — Как ваше самочувствие? — Уже лучше, благодарю, — проговорила, в то время как Эрик и Рауль с обоюдной неприязнью уставились друг на друга. — Я надеюсь, с вами тоже все хорошо? — Прекрасно, — ответил Перс, и его глаза блеснули в свете фонаря. — Эрик… — он протянул ему руку. — Дарога, — кивнул Эрик, игнорируя протянутую руку. — Достаточно! — выкрикнул Рауль в нетерпении. — Кристина, во имя Всевышнего, с тобой все хорошо? Он хорошо позаботился о тебе? — он взял мою руку. — Я вполне восстановилась, как я и уже сказала, — ответила, высвобождая свою руку. — Эрик очень хорошо обо мне позаботился. И, как ты видишь, рана на моей голове зажила, и даже шрама практически не останется, — я откинула назад волосы и немного наклонилась вперед, давая ему возможность посмотреть. Я не стала упоминать об опаленных волосах. — Кажется, он действительно проделал хорошую работу, — признал парень неохотно, а затем горько добавил: — Кристина, мне так жаль. Я никогда не собирался причинять тебе боль. — Добрыми намерениями вымощена дорога в Ад, — я вздохнула, заправляя волосы. — Ты выглядела так ужасно. Вся эта кровь на лице. Я так беспокоился! — Не следовало говорить ей это, мсье, — пробормотал Эрик, и на мгновение в его глазах вспыхнула ярость. Я побледнела. Насколько плохо все выглядело? Запаниковала бы я? Не зря же Эрик спрятал все зеркала! — Как я уже говорил тебе, Кристина, — продолжил Призрак раздраженно, — все выглядело намного хуже, чем было в действительности. Как ты смогла убедиться, все прекрасно зажило, — «И не благодаря вам!» — не добавил он. Но несказанные слова все равно повисли в воздухе. — Да, вы действительно сделали необычайно хорошую работу с раной, — нейтрально проговорил Перс. — У вас всегда были талантливые руки. — Да, он использовал такие маленькие стежки, что мне даже было завидно, — проговорила я. — Если бы только я могла так хорошо обращаться с иглой… — О Боже, Кристина, — Рауль отшатнулся, — ты хочешь сказать, что он зашивал рану? — Ну конечно. А как по-другому он мог закрыть такую рану? — Да, он говорил, что потребуется зашивать ее, — влез в разговор Перс. — Да, но, Боже, Кристина, боль! Глаза Эрик распахнулись в удивлении, а затем он в ярости сжал кулаки. — Как вы можете даже предположить, — прошипел он, — что я не использовал анестетик? Вы думали, что я просто буду держать ее и протыкать иголкой ее кожу? — он практически не мог говорить от ярости. — А откуда я знаю? — с жаром ответил Рауль. — Какого поведения мне от вас ожидать? Эрик сделал шаг вперед, и в его глазах появился опасный блеск: — Вы хотите увидеть, каким монстром я могу быть? Тогда продолжайте! И не забывайте о выборе, который я предоставил вам! Рауль тоже выступил вперед, но тут я взяла Призрака за руку: — Нет, Эрик, пожалуйста, позволь мне поговорить с ним! — Он оскорбляет нас обоих, — проговорил Эрик презрительно, но я выступила наперед и попыталась смягчить его: — Он молод, глуп и думает, что влюблен. Но это не значит, что он заслуживает смерти! Пожалуйста, Эрик, во имя любви ко мне, позволь поговорить с ним. Я попробую объяснить ему. По-видимому, Эрику не слишком понравилась такая идея, но он только ответил: — Впрочем, я всегда могу убить его, если возникнет такая необходимость. Иди! — и он отвернулся. — Рауль, нам нужно поговорить, — позвала я парня. — Он позволил тебе, — со злой насмешкой протянул Рауль, — позволил разговаривать со мной? Я вздохнула и закусила губу, сдерживая готовые вырваться слова. — Пожалуйста, Рауль, подойди, — я взяла его за руку и отвела в сторону. — Рауль, — я вздохнула, — полагаю, я вела себя неправильно с тобой и выражалась недостаточно ясно. — Кристина, — начал он, но я перебила его: — пожалуйста, Рауль, выслушай меня. Он выглядел жалко, но все еще непокорно. Скрестив руки на груди, он облокотился о стену. — Рауль, девушки, которую ты любил, никогда не существовало, — я старалась говорить как можно мягче. — Скажи, Рауль, ты считаешь его разлучником — тем, кто внезапно встал между нами, не так ли? — парень молча кивнул. — Но все в точности до наоборот. Нет, дай мне сказать, — я предупреждающе подняла руку. И в тот момент я поняла, что он действительно любил меня, потому что он не стал спорить, подчиняясь. — Рауль, он — тот, кто знает меня сейчас, знает девушку, которой я стала. И, Рауль, я знаю его уже давно. Я познакомилась с тобой раньше, но я знаю его дольше. Я не могла выдержать безмолвную мольбу, отразившуюся в его глазах, а потому отступила на пару шагов назад. — Рауль, мы провели волшебное лето вместе, практически десятилетие назад. С того времени многое поменялось. Ты не знаешь меня сейчас, ты знал крошку Лотти, ходящую по ярмаркам со своим отцом, но ты не знаешь Кристину, оперную певицу. У меня осталось много прекрасных воспоминаний о тех двух месяцах, которые мы провели тогда. Но ты — не тот мальчик, которого я помню. А я — не та девочка, которой была когда-то. Ты знал моего отца, — в моем горле образовался комок. Как же я скучала по нему! — но у Эрика не было такой возможности. Разве ты не понимаешь? Той девушки, которую ты себе представляешь, не существует. Ее, такой чистой и прекрасной, просто нет! — Ты хорошо объясняешь, — мягко проговорил Рауль. – Но, Кристина, я люблю тебя и всегда любил. Я любил тебя, когда был мальчиком, и все еще люблю теперь. — О, Рауль, — слезы собрались в моих глазах. Если бы все было по-другому, если бы я никогда не знала Эрика... Но я никогда не скажу ему об этом, я никогда не стану терзать его несбыточной надеждой. — Рауль, — просто сказала я, — я тоже любила тебя. Но одного лета, о котором приятно вспоминать недостаточно, чтобы построить счастливый брак. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем задумался. И, хвала Всевышнему, он наконец понял. Глубоко вздохнув, он потер переносицу. — Ты еще встретишь другую, Рауль. Обещаю. Ты познакомишься с другой девушкой, которая не будет твоей маленькой Лотти. Но она будет нежной и доброй, и ты полюбишь ее так же сильно, как любил меня. Я обещаю тебе это. Он ничего не ответил, но слегка улыбнулся, и я продолжила: — Она будет той, кого одобрит твоя семья. Рауль, вы будете любить друг друга и заведете детей. И внуки будут сидеть на твоих коленях и, возможно, однажды ты расскажешь им сказку о том, что ты знал певицу, которую полюбил Призрак Оперы. Он тихо усмехнулся, услышав это: — Я практически вижу ее, так хорошо ты ее описала, — он вздохнул. — Думаю, жизнь будет скучной без тебя. Хотя, я никогда не забуду тебя. Возможно, мы можем остаться друзьями? — Думаю, не стоит. Он еще раз вздохнул и отошел от стены. — Кажется, у него нет никого, правда? — спросил он. — Если у него не будет тебя, у него не будет никого другого никогда. — Полагаю, ты прав, — ответила я мягко. — Но ты должен понять, что это не та причина… — Нет, я понимаю. Ты любишь его. И он, во всяком случае, действительно любит тебя. Но если он хоть когда-нибудь обидит тебя, я найду и убью его! Даже если это будет стоить мне жизни. — Милый Рауль, — проговорила я нежно, — он никогда не обидит меня. Он только кажется монстром снаружи. — Раз ты так говоришь, думаю, мне следует поверить тебе. Ты никогда не лгала мне, Кристина. Пойдем! — и провел меня к тому месту, где нас ждал выглядящий усталым дарога и кажущийся абсолютно равнодушным Эрик. — Итак, мальчишка, нужно ли мне убить тебя? — спросил он ровно. — Нет, нет, я оставлю вас двоих с миром. Если вы не возражаете, мсье, — он слегка поклонился Персу, — я не знаю дороги, и мне не хотелось бы заблудиться. Он сделал шаг вперед и слегка поцеловал меня в лоб. — Прощай, крошка Лотти, — проговорил он, а затем отвернулся. — Сюда, мсье, — проговорил дарога, и, так ни разу не обернувшись, они ушли. Эрик приобнял меня за талию, и мы вместе наблюдали, как светлое пятно от фонаря медленно растворяется во тьме. — Тебе жаль видеть, как он уходит? — Нет, — я вздохнула, — и да. Я бы хотела, чтобы он остался моим другом детства, а не стал молодым активным ухажером. — Не был ли тебе приятен тот факт, что тебя преследовал молодой красивый дворянин? Я посмотрела на него снизу вверх, но, казалось, ему просто было любопытно. — Думаю, мне это льстило. Но мне было бы приятнее, если бы я действительно хотела, чтобы меня преследовали. Он помолчал, а затем тихо спросил: — Ты не жалеешь о своем выборе? — Эрик, — я обняла его, — ты же знаешь, что нет.