Однофамильцы

С чего всё началось? Ну разумеется — с фамилии: — Городецкий, а Городецкий! Ну, Городе-ецкий! Антон, мать твою! — Чего тебе, Семён? — А вот скажи: Артур Городецкий тебе кто? — В каком смысле — кто? Не въехал… — На отца непохож — он тебя лет на пятнадцать старше, брат — лицом не смахивает. Может дядя, а? — Ага…Дедушка. Троюродный. Семён, ты от системника перегрелся? С чего бы этому Артуру мне кем-то приходится? — Как с чего? А фамилия? — О-ох, житие мое…Да однофамильцы мы, ясно? Сколько повторять-то вам всем нужно!? Проели мне плешь со своим Артуром. — Да…А и точно — будь вы родственники — так стал бы ты у нас за копейки да за идею вкалывать? Уж он бы пристроил тебя к себе…       Поэтому, заходя поздним вечером в их совместно снимаемую квартиру, Антон Городецкий, двадцати семи лет отроду, один из главных программистов скромной компьютерной фирмы «Гесер и О» с порога раздражённо заорал предположительно Артуру Городецкому, сорока трёх годков, главе совсем уж нескромной компьютерной империи «Завулон»: — Я так больше не могу! В ответ на этот крик души из кухни вышел худощавый брюнет и спокойно поинтересовался, вытирая руки полотенцем: — Мне можно собирать вещи? Ты вызовешь такси? Антон тяжело опустился на банкетку и выдохнул: — Зачем собирать? — А как же я ещё должен реагировать, любовь моя, на эту пошлую реплику из финала бабских романов? Или, скорее, из завязки? Впрочем, оставим это, — Артур присел на корточки перед замершим на неудобном сидении мужчиной и серьёзно продолжил. — Что случилось, Городецкий? — Вот именно — Городецкий! — Снова вскипел его собеседник. — Меня на работе опять пытали, «кем ты мне приходишься?» Братом, сватом или двоюродной тётей!? Такое чувство, причём, что в правду им поверить сложнее, чем в фантастическую сагу о разлучённых во младенчестве близнецах с одинаковыми родинками на попе! И… — Ты же знаешь, что у тебя просто очаровательная родинка на правом бедре, правда? — с самым невинным выражением лица перебивает Антона брюнет. — Я просто не верю, что ты сейчас это сказал… — тот обречённо закатывает глаза и откидывает голову назад, стукаясь затылком о стену. А в ответ слышит серьёзное: — Родной, мне тоже непросто понять, почему мы снова ведём этот разговор. И позволь уточнить: в какую «правду» не хотят верить твои сослуживцы? — В ту, что мы — просто однофамильцы, естественно! Тот Городецкий, что сидел на корточках, молча встаёт и уходит в сторону кухни. Антон быстро скидывает кроссовки и отправляется за ним. Бросает вдогонку: — Куда ты, Артур? Останавливается в дверном проёме, смотрит на любимую худую спину с торчащими острыми лопатками. И неуверенно тянет: — Артур? — Я пытаюсь спасти ужин для «просто однофамильца», естественно…— не поворачиваясь, как-то тускло отвечает мужчина. — Ну прости меня, дурака, а? — испуганно (как когда-то давно, когда зелёный двадцатилетний программист спрашивал у первого и единственного любовника: «А в-ты правда утром не уйдешь?») выпалил Антон, — А что я могу им сказать? — Правду. Ты можешь сказать им правду. И не про однофамильцев. За то, что ты спишь с мужчиной, больше не сжигают на костре. И даже не сажают…Как было во времена моей золотой молодости. А если твое ханжеское руководство: светлейший Борис и его княгиня Ольга или твои дорогие коллеги будут иметь что-то против — я с радостью приму тебя на работу. Или звякну Эльдару из «Грея» — он давно на тебя глаз положил, — также упрямо смотря в сковородку с красным соусом, говорит Артур. Его «однофамилец» решительно подходит вплотную к мужчине и внезапно опускается на колени. Не отреагировать на подобный фортель собеседник не может и поворачивается от проклятой сковородки. — И как это понимать? — Я люблю тебя, Артур. Но я трус. Ты же знал это всегда: и когда познакомился со мной, и когда я наврал маме, что живу с девушкой по имени Света, и когда…И когда я называю тебя перед всеми просто однофамильцем. Я чёртов трус, но прости меня, придурка, снова? — Антон кладёт руки на знакомые до мурашек бёдра и задирает носом футболку над впалым животом. Облизывает выступающие гребни подвздошных косточек и поднимает голодные глаза. — И ты думаешь, я просто…А-а потом, всё потом, — обрывает сам себя Артур Городецкий и запускает руку в волосы повинной головушки. Уже много позже, после того, как Антон вымолил прощение(дважды) и после «закрепления результата». После еле-еле отмытой от безнадёжно пригоревшего соуса сковороды и уже лёжа в постели, Артур лениво интересуется у бессильно раскинувшегося морской звездой любовника: — А чего ты «больше не мог-то», трусишка мой? Вместо ответа его нелепое счастье хлопает ресницами и задумчиво вопрошает: — А ты помнишь, как пьяный меня в Америке замуж звал? — Помню... Забудешь с тобой… Антон, покряхтывая, переворачивается на живот и, заглядывая партнёру в глаза, шепчет: — Позови ещё раз…