Этот темный дворецкий

      Вот и прошёл этот долгий день, что тянулся подобно самой вечности.       Сумерки медленно проникали призрачным светом в поместье Фантомхайв. На улице сгустился туман, и небо постепенно обволокли дождевые тучи. Полумрак коридоров путался под ногами с моей тенью. Тихо ступая по ковру, я направлялась к кабинету господина, что уже ожидал свой чай. Как обычно, в силу своей неуклюжести, одной ногой я всё же зацепилась за другую, отчего мгновенно оказалась на полу в куче осколков. Звон разбитой посуды незамедлительно призвал его — того, чей холодный голос раздался у меня за спиной.       — Мейлин… — послышалось совсем рядом.       Видимо, погружённая в омут своих мыслей, я не заметила длинный чёрный силуэт, что находился у одного из окон коридора. Это был Себастьян.       — И… извините! — каясь, прокричала я, судорожно рыская руками по острым кусочкам стекла в попытке найти очки, которые слетели с меня в момент падения. Наконец, нащупав оправу, я с ужасом осознала: линзы разбились и смешались с тем, что осталось от красиво расписанного фарфора сервиза.       — Ты как всегда неуклюжа. Разве я тебе не говорил: нужно быть крайне осторожной, ибо милость нашего молодого господина, в отличие от вселенной, имеет границы?       Чёрный силуэт человека, который сидел напротив и прожигал своими глазами. Несмотря на то, что вблизи мир обычно выглядел для меня мутным, этот пугающий пристальный взгляд я отличала очень чётко. В голосе Себастьяна слышалось еле сдерживаемое раздражение, различимое даже в его спокойной манере разговора. Виновато опустив голову, я снова извинилась и принялась собирать битое стекло руками, отчего на них стали появляться маленькие кровоточащие порезы.       Пятно вздохнуло и поднялось.       — Пойди, отдохни. Очки тоже разбились, и ты ничего не сможешь выполнить самостоятельно, — проговорил удаляющийся дворецкий.       Закончив с уборкой последствий, я, тяжко вздыхая, отправилась в свою комнату, как мне и наказал Себастьян.       Вечерние сумерки сменились на ночную мглу. Луну в ту пору было не видно, так как её скрыли свинцовые облака, с которых срывался дождь. Его тихий шум, когда он соприкасался со стеклом, немного пугал, заставляя вздрагивать обитателей огромного особняка, особенно если к нему яркой вспышкой и громким гулом присоединялась гроза.       Войдя в комнату, я бегло окинула взглядом помещение. На секунду оно озарилось бледным светом разыгравшейся на улице непогоды, и, отставив свечу, поспешила избавиться от еще не привычной одежды. Форма горничной свободно скользнула по изгибам тела, стоило только пальцам расстегнуть пару пуговиц на груди. Следом полетели чепчик и белоснежные чулки, что казались мне самым привлекательным атрибутом униформы. Сил почти не осталось, глаза слипались, и, как бы я ни пыталась отсрочить свой сон, как тут же в него провалилась, стоило только коснуться приятной прохлады белоснежных простыней.       Творение Гипноса не заставило себя долго ждать, вторгаясь в уставшее сознание, подобно черным и непроглядным теням, заполняющим комнату, стоило только погасить свет. Реальные и, кажется, даже осязаемые, они окутывали тело, прочно сковывая по рукам и ногам. Возможно, это была тяжесть усталости, но что-то чёрное мелькало перед моими глазами. Чуткость, заложенная прежде суровым образом жизни, давала понять, что вокруг происходит что-то непонятное, странное. Однако утомлённость не давала разуму спуску и лишь с новой силой продолжала стискивать моё беспомощное тельце путами сна.       Темно и пахнет сыростью… Какой необычный сон. Не знаю, почему, но мне показалось, будто я не в постели, а нахожусь в каком-то подвальном помещении. Но к чему это видение? Я попыталась что-либо сделать, но не смогла. Запястья заныли от призрачной боли. Я не понимала, чем она была вызвана. В непроглядной тьме попыталась присмотреться к своим рукам, но ничего не увидела. Не увидела и того, что на них виднеются багровые следы. Такой бессильной и беззащитной я себя ещё никогда ранее не чувствовала. Эта неспособность защититься сводила меня с ума, и в мою душу тихими шажками начало прокрадываться какое-то неведомое и нехарактерное мне чувство — страх…       Кричать… Я хотела кричать до потери голоса, но не могла. Теперь нечто не давало ни единому звуку выйти из гортани. Пытаясь выбраться, я осознала, что нахожусь в подвешенном состоянии, и плотная шершавая веревка до боли вгрызалась в кожу рук.       — Я разбудил тебя? Какая жалость… — Тишину, что уже начинала действовать на нервы, разрезал знакомый голос, но насмешка, с которой он произносил слова, вызывала отвращение. Теперь грань между сном и реальностью стерлась окончательно.       Сзади… Я чувствовала, что он подошёл из-за спины, а после ощутила, как прикосновение скользнуло по груди к животу. Момент, и я была уже обхвачена одной рукой за талию. Такой сильной и крепкой. Не знаю, почему, но сердце стало колотиться в бешеном темпе. Может, аритмию вызвал страх перед чем-то неизвестным, а может, и чем-то другим?..       Пока одна рука поглаживала моё тело, вторая бережно перебирала пряди красных волос. Сколько бы я ни старалась сдерживать дрожь — она всё же полностью завладела телом, говоря тому, выдавая мой страх.       — Знаешь, а ты сейчас необычайно мила. Такая беспомощная и трясёшься от страха, но это неинтересно… Я хочу увидеть больше эмоций на лице профессионального киллера…       Зачем он это делает? Попытка произнести его имя оказалась проваленной. Повязка, что связывала мне рот, не давала выдать и слова.       — Нет-нет, не сейчас. — Шепча прямо на ухо, его сладкий голос будил во мне что-то новое. Да, это было желание подчиниться и полностью сдаться ему. Боль, что совсем недавно сковывала, теперь казалась приятной. Лицо обдавало жаром, а сбитое дыхание создавало ощущение, словно моим лёгким слишком мало места в грудной клетке.       Каждое движение пальцев оставляло ожог на полуобнажённом теле, который был невидим глазу. Желание что-то говорить в попытке остановить всё это безумие куда-то улетучилось. Сейчас мне хотелось только одного — нечто большего, чем просто прикосновения.       Рука медленно вела свой путь от груди к бёдрам. Я дёрнулась. Откуда-то из щелей помещения подул прохладный ветерок, отчего мои соски затвердели и на бледной коже выступили мурашки.       Губы… Я ощущала, как его горячие поцелуи стали контрастом этому зябкому сквозняку. Сознание медленно ускользало, оставляя на своем месте лишь просьбу о продолжении.       Я и понять не успела, когда «похититель» переместился и уже ласкал мою грудь языком, заставляя стонать от охватывающего возбуждения.       Его заводило это. Хоть глаза и были завязаны плотной тканью, я знала, он самодовольно ухмыляется. Я краснела, наслаждаясь ласками, а он лишь становился настойчивее и грубее в своих действиях. Такого ранее мне испытывать не приходилось. Боль от связываний и удовольствие от нежности прикосновений смешались в животное желание ощутить его ещё сильнее, глубоко внутри себя, но я боялась.       Шорох одежды… Он, вероятно, скинул с себя одежду.       Прекращение всех действий вызвало оцепенение. Но смятение отступило, когда он, наконец, снял повязку и жадно впился в мои губы. Мне ничего не оставалось, как рискнуть и ответить на его настойчивые поцелуи. Языки переплетались в порыве страсти, когда его руки снова начали одаривать меня новой волной наслаждения.       Эти руки… Они способны свести с ума… Пока одна, властно схватив за волосы, тянула назад, поднимая моё лицо, так, чтобы ему было удобно, вторая поглаживала мои уже намокшие трусики.       — Думаю, стоит уже перейти в другую плоскость… — разорвав поцелуй, тихо проговорил он, пытаясь скрыть, что его дыхание тоже уже давно сбито.       Возбуждение так же, как страх, страсть и беспомощность — было для меня ново.       Что происходило дальше, я поняла, лишь когда почувствовала что-то мягкое под собой. Кровать. Откуда в подвале кровать? И в подвале ли мы?       Руки всё ещё были связаны, однако на ногах я уже не ощущала верёвки. Чувствуя, как он нависает надо мной, я еще раз попыталась произнести его имя, как наши губы встретились вновь.       Вжимая мои запястья в мягкие перины, он целовал меня, пока его свободная рука скользнула по бёдрам и сняла с меня остатки белья. Представ перед ним совершенно нагой, я почему-то не испытала ни стыда, ни смущения.       Его торс. Наверное, он так прекрасен. Как бы хотелось увидеть его, провести по нему руками… Однако сейчас я могла лишь подчиняться.       Шорох простыней и тихие стоны, которым всё же удавалось вырваться из нашего страстного поцелуя, постепенно заполняли помещение. Они становились всё громче, ведь его пальцы начали проникать в меня. Прогибаясь от удовольствия, я прижалась своей грудью к нему. Повязка, которая всё это время скрывала от моих глаз происходящее, слетела.       Глаза… Их алый огонь пристально наблюдал за каждой переменой на моём лице. От такого пристального взгляда я снова залилась краской.       Смутившись, я всё же отвела взор в сторону, и до моих ушей донёсся приглушённый лязг пряжки ремня, которая глухо слетела на пол вместе с брюками. Теперь его губы и язык покрывали ласками мою шею. Он нещадно покусывал её, оставляя на бледной коже укусы ярко-красного цвета. Боли не было — было лишь удовольствие.       Чувство беспомощности и дикое желание ощутить его глубоко в себе сводили меня с ума. Нежные прикосновения сменяли друг друга, стекая по телу подобно тёплой воде, заставляя слегка вздрагивать от каждой их перемены. Я была уже готова взмолиться о долгожданной близости, глядя в его чарующие, но в тоже время пугающие глаза, как он приступил к действию.       Жар моментально завладел телом, и резкая боль внизу живота заставила мои зрачки расшириться. Не успев взмолиться о пощаде, я была прервана его ироничной речью:       — Разве не этого ты желала не так давно? Я не дам тебе повернуть всё назад. Это твоё наказание…       Движения, что по началу были медленными, становились быстрее и агрессивнее. Его плоть проникала всё глубже, отчего я невольно скорчилась и вскрикнула, доставив ему больше удовольствие. Когда одна рука удерживала мои запястья, вторая сжимала горло, отчего я начала хрипеть. Всё, что происходило сейчас, пугало. Удушение перекрыло боль, и я ее уже не чувствовала. Темп, с которым Себастьян проникал в меня, стал ещё быстрее.       Испуг, что в то время уже владел рассудком, сменился. Если в начале я боялась неизвестности, то сейчас меня пугала его грубость и пренебрежительность, что начинали мне нравиться. Я уже не молила его о прекращении, а лишь довольно постанывала.       Всё происходящее пьянило хлеще самого терпкого алкоголя, отчего сжатое сильной рукой горло пересохло. Однако желание ощущать его член в себе глубже было сильнее всякой жажды. Секунда — и я уже стою на четвереньках, а его рука уже властно держит копну красных волос и тянет их на себя, заставляя меня вскрикнуть и прогнуться. Продолжает двигаться, свободной рукой ласково поглаживая мою грудь, и изредка сжимает между пальцами набухшие от возбуждения соски. Нынче всё ощущалось сильнее и намного приятнее, отчего внизу живота что-то приятно пульсировало, а ноги подкашивались. Конечно, даже такое не смогло ускользнуть от него. Раздался громкий шлепок, и я ощутила жгучую боль в области ягодиц.       — Не смей. Я не разрешал тебе заканчивать раньше меня. — Он усмехнулся и принялся с новой силой проникать вглубь моего лона. Я попыталась быть покорной. Процесс продолжался довольно долго, но в момент, когда отсрочить пик удовольствия уже было невозможно, я блаженно выдохнула и обмякла. Мелкая дрожь разлилась от кончиков пальцев ног и до самой макушки. Я почувствовала, как его семя наполняет меня изнутри.       — Спокойной ночи, Мэйлин. — Его рука вновь накрыла мои глаза, а сладкий голос обжёг своим шёпотом уши. — Увидимся в следующем сне…