***
Последний снятый со скрученной в трубочку ткани локон волос опал на ключицу очаровательной завитушкой. Тяжеленная грива завитых волос свободно спускалась за спину, создавая мечтательно-романтичный образ. Кудри в Конохе были не в ходу. Во всяком случае, я никогда ничего подобного у девушек не наблюдала, а выделиться хотелось отчаянно. Потому пришлось вспоминать все известные старенькие лайфхаки по закручиванию кудрей. Взъерошила челку, на укладку которой пришлось потратить больше всего времени. Присобрала от виска небольшую прядь, сплетая нетугую косу; проделала то же самое с другой стороны, собирая их на затылке. Немного расслабила косы, делая их чуть небрежнее и воздушнее. Пушистой щеткой провела по скулам, окрашивая бледную кожу задорным розовым румянцем и наконец решительно обернулась к шкафу, на дверце которого терпеливо дожидался приготовленный на этот вечер наряд. Ярко синий сарафан на широкий бретельках сел как влитой. Чуть подрагивающими руками огладила свободно струящуюся по бедрам юбку, разглядывая вышивку белых звездочек-цветочков по подолу. Длина до середины бедра, но юбка-солнышко настораживала — хватит порыва ветра посильнее, чтобы все мимо проходящие изучили расцветку и модель твоего нижнего белья. Задумчиво обернулась к шкафу, серьезно задумавшись о пришедшей в голову идее пододеть короткие обтягивающие шорты. Снова уставилась в отражение ростового зеркала, претенциозно приподнимая подол и изучая простые черные труселя, пытаясь прикинуть риски. Белье выглядело прилично, на закаленной регулярными физическими нагрузками фигуре смотрелось аппетитно, как сказало бы свободное в подобных вопросах общество двадцать первого века… — Аника, можно мы доедим то, что в холодильнике осталось? Ворвавшийся без стука мелкий растерянно замер на пороге, только в конце вопроса умудрившись продрать глаза и обратить внимание на мои действия. Я, не ожидавшая подобных казусов в собственном доме и тем более комнате, так же растерянно замерла, через отражение расширившимися глазами глядя на раскрасневшихся сверх всякой меры друзей братца, замерших у того прямо за спиной. — Дверь!!! Мой громогласный рявк запустил серию закономерных реакций — Наруто покраснел и с шумом захлопнул за собой дверь, я одернула подол, твердо решив пододеть шорты минимум до середины бедра, а за дверью послышалась странная возня и возмущенно-болезненный мявк мелкого. Так. Вдох-выдох. Не забыть придушить мелкого за дурацкую привычку врываться без стука. Невольно вспомнились ошарашенные лица замерших за мелким Намикадзе мальчишек. Кто там был-то? Нара, единственный сообразивший невозмутимо отвернуться, Чоджи с недонесенной до рта чипсиной и Учиха, непонятно каким образом оказавший среди этих шалопаев и покрасневший аж до кончиков выглядывающих из-за челки ушей. Прямо набор мечты. Особенно в контексте вечера… «Благоверная, чем сегодня разнообразился твой досуг? Милый, ради разнообразия я решила показать твоему несовершеннолетнему младшему брату свое белье»… Стыд-то какой. Выходить в коридор было ужасно неловко, а уж показываться на пороге кухни, где мелкие ниндзя споренько соображали себе ужин и подавно. — Здравствуйте, Аника-сан, — расплываясь в широкой и неловкой улыбке, первым отреагировал Акимичи. — Йо, — поддержал его Шикамару, лениво махнув рукой. Другая не прекращала поддерживать тяжелую голову над столом. Только Саске продолжал глубокомысленно изучать пейзаж за окном. И если бы не по-прежнему красные уши, решила бы, что меня по старой привычке показательно игнорируют. — Все, что надо, нашли? — угрюмо уточнила я, проходясь сумрачным взглядом по мальчишеским лицам. Наруто, на лбу которого наливался здоровенный шишак, неловко кивнул, кося на меня виноватый взгляд и не отрываясь от помешивания плова на сковороде. — Еще раз так сделаешь, я тебе уши вырву, — честно пообещала я, вперяя указательным пальцем в его сторону. — Прости, — виновато пропищал лисенок. — Мы ничего не видели. Я насмешливо хмыкнула, оценив как согласно и невозмутимо кивнули остальные. Ну-ну. Держаться непринужденно было выше сил, потому я почти сразу развернулась к выходу. — Эй, а ты куда это такая нарядная? — непонимающе зовет Наруто, видя, что направляюсь я не к комнате. — Усуратонкачи, — неожиданно зовет Саске, по-прежнему не оборачиваясь к остальным. — А? — Завали, — совсем не дружелюбно советует Учиха другу, заставляя того тут же надуться от возмущения, а меня на ходу удивленно обернуться. Что ж. Я тоже не хочу отвечать на вопрос, учитывая весь контекст произошедшего. У самой лицо вот-вот покраснеет. Место встречи назначено совсем недалеко от парка и одной из главных улочек со всякими забегаловками. И я еще издалека вижу замершего под одним из деревьев Итачи, держащего в опущенной руке небольшой пестрый букет. В груди что-то сжимается, и помимо этого смущения просыпается легкое любопытство — язык цветов используется в этом мире очень активно и любое подаренное растение может быть целым письмом. Парень замечает меня среди праздной толпы и взгляд тут же прикипает к моей фигуре, чутко отслеживая неторопливое приближение. Итачи одет в черную свободную футболку с коротким рукавом, в такие же черные бриджи, на мой непритязательный взгляд делающие фигуру визуально ниже. В общем, выглядел весьма обыденно, ладно хоть хитай-ате додумался снять… И зачем я выряжалась? Еще и эту прическу додумалась соорудить… Когда между нами остается чуть меньше тридцати шагов, губы Итачи трогает легкая улыбка, а я умудряюсь разглядеть поднятый им на уровень груди букет, судорожно вспоминая значение каждого цветка. Лаванда — преданность, красные камелии — влюбленность, и мелкие цветки белой ветреницы — символ искренности. Мда. Поднять взгляд обратно от цветов стало втройне сложнее, и замерев напротив парня в паре шагов я так и продолжала буравить проклятый, смутивший меня веник застывшим взглядом. — Ты чудесно выглядишь, — проникновенно замечает парень, делая еще один шаг вперед. — Это тебе. Взять букет без прикосновения к чужим пальцам не выходит, и я едва не вздрагиваю, ощущая жар от чужой руки. — Спасибо, — глухо благодарю я. Глупо, наверное, тут же нюхать подаренные цветы. Очень клишированный и банальный жест, но мне просто нужно было спрятать загоревшееся лицо, и я не смогла отказать себе в этом желании. — Ну так, — горло пришлось прочистить от лишней неловкой хрипотцы. Да и смелость собирать, чтобы наконец прямо взглянуть в обращенные ко мне темные глаза. Огни вечерних улочек так ярко отражались в темной радужке, что я невольно на пару мгновений потеряла концентрацию. — Какие у нас планы на этот вечер? Итачи мягко улыбается, с каким-то странным интересом изучая мое лицо, словно в попытке запомнить каждую микроскопическую эмоцию. Мне даже показалось, что моргал парень через раз. — Сегодня в восточной части центра выступает приезжий театр, — Учиха кивнул в сторону убегающей вправо улицы. Театр, значит? — Хороший план, — согласилась с улыбкой. — Тогда идем. В качестве приглашения протянутая рука и стоит неуверенно вложить в нее собственную ладонь, как меж пальцев тут же проскальзывают чужие, и рука оказывается в бережных, но крепких тисках. Итачи хмыкает, наблюдая за тем, как я пытаюсь справится с наплывом эмоций, и тут же тянет в нужную сторону. Тут точно я взрослая тетя? — вертится в голове, пока мы неспешно продвигаемся по улицам. Царящее молчание малость нервирует, порождая и без того избыточную неловкость, и я судорожно перебираю в голове мысли, которые можно было бы обсудить. Говорить о подготовке к свадьбе? Скучно. Обсудить у кого как прошел день? Лично у меня первая половина прошла поразительно скучно, а то, что случилось перед выходом, я надеюсь, никогда не станет ему известно. Может, что-то отвлеченное? — На следующей неделе у ребят выпуск, — наконец, заговариваю я, найдя самую нейтральную тему для обсуждения. — Да. — Саске не волнуется? — Саске знает на что способен, — с вполне себе гордой улыбкой заверяет Итачи, подарив недолгий взгляд. Странно, но сегодня Итачи выглядел как-то не совсем привычно. А может, дело было в том, что темные, хорошо знакомые глаза снова и снова щурились в намеке на улыбку, что вообще-то прежде было весьма редким явлением. А может, за то время, что меня не было рядом, он и в самом деле сильно изменился? То есть, не только внешне. — Шисуи предлагал устроить им пикник в честь выпуска, — вдруг признается Учиха, пока я гоняю в голове мысли о переменах в парне. Очередной внимательный взгляд в мою сторону едва не вынудил споткнуться. Ладно, это уже как-то совсем не здорово. В смысле — не здоровая тема. — Ты присоединишься? — понимая, что я слишком долго молчу, интересуется он, а по губам расплывается такая то ли улыбка, то ли усмешка. — М? Мгм, — невнятно бормочу я, переводя взгляд в сторону, чтобы хоть немного отвлечься от неловкости на происходящее и творящееся вокруг. Итачи хмыкнул. Я же с напускным интересом принялась разглядывать людей, толпящихся в желтом свете идущих друг за другом открытых забегаловках. Кондитерская, лотки с жаренными закусками на палочках, раменная, которой мы всегда предпочитали Теучи с его изумительным бульоном. По мере разглядывания улицы и людей внутреннее спокойствие возвращалось, давя волнение и скованность. Легкое поглаживания тыльной стороны кисти большим пальцем запустило по спине целый табун мурашек, и дыхание тут же сперло, руша всю обретенную расслабленность на корню. Как-то совсем неведомым образом вспомнился вчерашний жаркий поцелуй и сильные ладони, стискивающие кимоно на спине с неожиданной жадностью. Я недоуменно и смущенно уставилась на невозмутимый профиль, пытаясь понять, есть ли у единичного смущающего прикосновения предпосылки, но Итачи смотрел вперед с непоколебимым спокойствием и только через пару тактов моего заполошного сердца опустил ко мне заинтересованный взгляд. Вопросительно приподнятые черные брови и старательно слепленное честное выражение лица. И если бы не прыгающие на дне зрачков черти, в эту пантомиму можно было бы даже поверить. — Не нужно смущать меня сильнее, — наконец через силу выдавливаю я. — Я смущаю тебя? — он удивленно вскидывает брови выше, на ходу наклоняется ближе, будто бы недоверчиво заглядывая мне в лицо. Хотелось стукнуть, и я бы, может, и попыталась, но устраивать сцен, демонстрируя собственную неуравновешенность, не хотелось, и я поджала губы, недовольно отворачиваясь к пути впереди. Хватка переплетенных с моими пальцев стала чуть крепче, и я готова поспорить, что слышала едва слышный смешок, который вполне можно было бы принять за уличный шум. — Хочешь что-нибудь? — кивок в сторону лавок, и я заинтересованно огляделась, пытаясь прикинуть, чем можно было бы заесть неловкость и напряжение. Не то чтобы я любила заедать стресс, но за всеми вечерними сборами я совершенно не успела даже воды попить, не говоря о еде. И последний прием пищи был еще семь часов назад. — Да, можно было бы. Я букетом указала на ларек, продающий жаренные в панировке колбаски из батата, и Итачи тут же свернул к нему, решительно утягивая меня за руку. — Две порции, — просит парень, когда до нас наконец доходит небольшая очередь. Продавец с учтивой улыбкой кивает, отворачиваясь к противню, а Итачи вновь оборачивается ко мне, чуть приподнимая уголки губ. — Прекрати уже на меня смотреть, — вполголоса прошу я, неловко оглядываясь, лишь бы не встречаться с этим пристальным вниманием. — Не могу, — он пожимает плечами, словно действительно не может ничего с этим поделать. — Ты очень красивая. Я недовольно шиплю, мысленно проклиная себя за то, что действительно вырядилась на этот вечер. Мне казалось, что если я буду знать, что выгляжу хорошо, то буду чувствовать себя уверенней и свободней. А вышло наоборот. Нет, я, конечно, знала, что выгляжу хорошо. И с самооценкой у меня не было проблем ни в одной из жизней, но легче именно сейчас от этого не становилось. — Это даже как-то неприлично, — бурчу я, никак не в силах успокоится и просто выдохнуть. — Это будет настоящим преступлением — отвести взгляд от такой красавицы, — вдруг неожиданно вклинивается в наш разговор торговец, протягивая две палочки десерта в мою сторону. — Ты настоящий счастливец. Последние слова обращены к Итачи, и тот непривычно и удивительно откровенно посмеивается, передавая в руку мужчины деньги. — Вы абсолютно правы, — мой умоляющий прекратить взгляд игнорируется подчистую. — Идем. Меня утягивают вперед уже настойчивей, и в этот раз шаг приходится ускорить. Буквально за поворотом поджидает небольшая площадь с установленным помостом. Прямо за сценой установили кулисы и тканевые перегородки, перед сценой выстроили невысокие длинные лавки, чуть больше половины которых уже были заняты зрителями. Прохаживались по периметру полицейские клана Учих, бегали за лавками неугомонные дети, пока их родители скучковавшись в группки по интересам, обсуждали свои взрослые проблемы и интересы. Тут же кучковались молоденькие девушки постарше и помладше; на одной из длинных лавок нашлась компания братца, и я по инерции едва не шарахнулась в сторону, в самый последний момент сумев успокоиться. Итачи удивленно покосился на меня, но почти сразу продолжил прокладывать дорогу ближе к тем самым мальчишкам, и мне пришлось приложить усилия, чтобы сдержать внутри истерические смешки. — Саске, я надеюсь, ты сообщил матери, где ты, — с явно строгим намеком заметил старший Учиха, стоило нам приблизится к ним. Перевел взгляд на остальных, приветливо кивая: — Ребята. Взгляды всей четверки тут же обратились к нему, и, разумеется, ко мне. Чоджи подавился едой и тут же натужно побагровел, Шикамару по-совиному моргнул, переводя взгляд на лавку, что отделяла нас и сидящих на следующем ряду ребят. Наруто истерично хохотнул, тут же получив под ребра от сидящего рядом суслика и при этом пытаясь через Шикамару дотянуться до кашляющего пухляша, и только Саске умудрился удержать невозмутимое выражение лица. — Итачи-сан, — нестройно поприветствовали все, кроме Саске, скорчившего весьма странную моську. Он все же предательски раскраснелся, забегал взглядом и в конечном счете угрюмо кивнул, скрещивая на груди руки. — А с девушками вас здороваться не учили? — вполне в духе строгого старшего брата уточнил старший Учиха, переводя взгляд с одного на другого. Абзац. Занавес — антракт. Раскраснелись теперь все, дружно потупляя глазки под ноги. Беспалевно прям максимально, ага. Самое ужасное — с моей стороны адекватно объяснить ту ситуацию еще сложнее: разглядывала себя в отражении?.. Боже мой, мне будто в самом деле пятнадцать… Может, это какая-то особая форма имбицилизма? — Мы уже виделись, — поспешила заверить я, очень надеясь, что этот неловкий момент не зайдет слишком далеко. Глаза мои по очереди сверлили притихшую ребятню самым предостерегающим из возможных взглядом. Который, впрочем, те заметить не успели, потому что его пришлось поспешно прятать, когда подозрительный прищур Итачи обратился к моему лицу. Штирлиц никогда не был так близок к провалу… — Ладно, — глубокомысленно изрек мой спутник, наконец, отворачиваясь от подозрительно молчавшей детворы и поворачиваясь к сцене, чтобы устроиться на лавке. — Мы сядем здесь? — осторожно интересуюсь, с подозрением косясь на мелюзгу. Засранцы смотрят с интересами, а кое-кто — не буду тыкать пальцем в наглую усатую моську — и вовсе едва не давится смехом. — Ну да, — Итачи поднимает недоумевающий взгляд, а проследив мой взгляд, снова оборачивается к мальчишкам. — Что-то не так? Наруто полузадушенно захрюкал, Саске с шиканьем врезал ему локтем прямо по лицу и, когда братец, взвизгнув во взорвавшемся смехе, завалился назад с лавки, я даже испугалась, забыв про злость. Нара утомленно откинул голову к небу, а Чоджи с интересом уставился в недра пестрой, бумажной упаковки. — Не надо бить моего брата, — наблюдая, как медленно поднимается Наруто, попросила я младшего Учиху, умудрявшегося сохранять самое невозмутимое выражение лица из всех. — У него и так в голове недочет извилин. Саске хмыкнул, растягивая губы в очень знакомой усмешке и наконец поднимая взгляд к моему лицу. Неопределенно повел плечом, тут же отводя взгляд, но, встретившись с испытующим взглядом старшего брата, тут же отвел глаза в сторону. Фиговые из них партизаны, честно говоря. Пришлось садиться. — Хорошо выглядишь, Аника, — неожиданно громко прошептал Наруто. Я, кажется, сейчас поступлюсь собственными принципами и ударю его. Итачи неожиданно встал, перешагивая через стоящую впереди скамейку, обернулся ко мне с безмятежной, но малость натянутой улыбкой, и учтиво протянул руку. — Ты права, тут может быть шумно, — коротко пояснил он свой неожиданный жест. Спорить желания не было, так что я охотно приняла протянутую руку, улыбаясь в ответ на внимательный взгляд. Устроились мы значительно ближе к сцене. Рядом неожиданно обнаружилась Куренай в компании Асумы, и я, невольно повернувшаяся в их сторону, встретилась взглядом с искрящимися рубиновыми глазами девушки. Выглядела она так, словно готова была прям тут пуститься в пляс от радости. Сарутоби, кстати, уже сейчас беззастенчиво смолил. — Так что же у вас там произошло? — вопрос, неожиданно прозвучавший от Итачи, заставил застыть соляным столбом и уставиться на повернувшуюся ко мне девушку настолько перепуганным взглядом, что та тут же нахмурилась и с подозрением перевела взгляд на моего спутника. — Все хорошо? — неуверенно уточнила она. Понять, к кому та обращается было невозможно — смотрела она до сих пор на Учиху. — Да, разумеется, — коротко отмахнулась я от забеспокоившейся девушки, медленно оборачиваясь к ожидающему ответа парню. — Что? Насколько действенная стратегия — притворяться глухой? Он задумчиво оглядел мое деланно невозмутимое лицо, брови дрогнули, губы изогнулись в смешке и, смиренно прикрыв глаза, Итачи наконец качнул головой. — Ничего. На сцену наконец вышел один из актеров, объявляя начало выступления, и это на долгое время стало избавлением. Странноватая на мой непритязательный вкус история любви самурая и младшей дочери даймё. Патетичный на интонации голос актера-рассказчика… Я любила театр, но, видимо, азиатский театр и большая часть менталитета были мне далеки, потому что особо проникнуться у меня никак не выходило — покладистая, робкая героиня истории, самоотверженный герой, что в погоне за долгом слишком часто выбирал совсем не возлюбленную. Все это было мне далеко — слишком эгоистичной я была и саму себя признавала, чтобы принять за данность и за норму, что может быть вот так вот. Итачи рядом нет-нет, а с интересом косился, особенно, когда у героев случались какие-то особо душещипательные сцены, и мне тут же приходилось как можно глубже прятать гуляющую по лицу незаинтересованность или скептицизм, чтобы не показаться совсем уж не впечатленной. Люди вокруг вздыхали, посмеивались в моментах, которые лично я не находила ни капли смешными, и в целом, кажется, абсолютно наслаждались. — Тебе не нравится? — жарким шепотом дыхнули мне в ухо, и я тут же вся покрылась мурашками. — Вроде неплохо, — совсем не убедительно соврала я, выпрямляясь и с новым усердием вглядываясь в кульминацию на сцене. — После этого должно быть выступление акробатов, — со смешком поделился он, снова наклоняясь слишком близко. — В деревне ниндзя, где каждый второй шиноби может в этом мастер класс продемонстрировать? — со скепсисом уточнила я, кося на сидящего рядом насмешливый взгляд. Итачи согласно хмыкнул, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. Закрытая поза. Это плохой знак или ничего не значащий? Могла я своим настроением его расстроить? Пальцы невольно принялись перебирать связку букета в руках и на колени посыпались зеленые лепестки. Но стоило испортить флористическое произведение, как на беспокойные пальцы опустилась чужая рука, мягко сжимая мои руки. И вот странная штука, жест вроде ободряюще-поддерживающий. Ну или как минимум призванный успокоить, а ты, как дундук, начинаешь нервничать еще сильнее. — Расслабься, — мягко посоветовали рядом, пока я гипнотизировала чужую изящную кисть с рельефно переплетающимися венами. Красота… — Да. Пора бы, — тихо согласилась я, понимая, что, по сути, творится со мной какая-то совсем дикая дичь. Вдох-выдох. Пора бы в самом деле прийти в себя. Чего я стесняюсь? Учиху? Смешно признаться — но да. А почему я стесняюсь? Хороший вопрос, за ответ на который я готова даже заплатить. Он ведь… Ладно, давайте на счет три. Раз, два, три: Итачи мне нравится. Фух, вот мы и признали. Всегда нравился, если совсем уж откровенно. Только вот всегда была эта неуютная оглядка на разницу в возрасте. Весьма условную по многим причинам, начиная от моей тупости и недалекости и заканчивая возрастом физическим… Тем не менее. Пора, наверное, уже смириться, да? Осторожно подняла взгляд от накрывшей мои руки ладони, ломая внутри неуместную робость и с новым настроем вглядываясь в красивое лицо сидящего рядом парня. Прямой нос, красивый изгиб бледно бежевых губ. Скулы, изумительно изящная форма глаз с чуть вздернутым внешним уголком. Итачи был красив настолько, что если отринуть всяческое напыление непритязательности и незаинтересованности, то перехватывало в груди. А уж когда холодная невозмутимость сползала, приоткрывая хитрую игривость, и вовсе можно было потерять сердце. Учиха был слишком хорош собой по каноном и этого, и моего родного мира. Темные глаза, все это время неотрывно следившие за развязкой и счастливым финалом скосились в мою сторону и губы дрогнули в очередной улыбке, прячущей за собой слишком много. Там было и понимание, и легкая насмешка над моим несуразным поведением, и самую малость — удовольствия, что я все-таки смотрю. — Останемся на шоу или пойдем на скалу Хокаге? — спросил он наконец, когда наши взаимные переглядки затянулись достаточно, чтобы взгляды друг друга с интересом заметались меж глаз и губ. Скала Хокаге весьма… Уединенное место. Щеки тут же опалило жаром, и я поспешно отвернулась, чтобы дать себе время подумать. Хотя выжидающий взгляд никуда, разумеется, не делся. Черт, куда пропала та дерзкая, невозмутимая Аня? Почему я себя так веду?.. — Со скалы очень красивый вид вечерами, — едва ли внятно промямлила я, чувствуя, как учащается сердцебиение и сходят с ума пресловутые бабочки в животе. Почти сразу за моими словами грянули дружные аплодисменты зрителей, по волшебству вызвавшие на сцену всех выступавших сегодня артистов. И когда я уже хотела присоединится к дружным овациям, рука, все так же лежащая на моих сжимающих букет пальцах аккуратно перехватила левую руку и решительно потянула прочь. Не слишком ли поспешно? На нас шикали, когда мы стремительно протискивались мимо чужих ног, Итачи даже не удосужился пригибаться, как делала я, чтобы не мешать остальным и не мозолить артистам глаза своими сбегающими столь невежливо фигурами. Сердце волнительно стучало уже где-то совсем в горле, и не успела я порадоваться, что долгий путь до горы даст время прийти в себя и настроится на более спокойный лад, как рука, тянущая вперед, передала импульс утягивающей в шуншин чакры. Широкое плато было удивительно пустынно, несмотря на то, было недостаточно поздно, и изредка жители любили посетить эту высоту в благоприятную погоду вне зависимости от времени суток. За врытыми в землю железными перекладинами ограждений пестрела ночными огнями Коноха, и этого света было достаточно, чтобы почти полностью заглушить звезды в небесной вышине. И только луна с покусанным боком уверенно сверкала в небе желтым пятном, без труда соревнуясь в яркости с огнями человеческого поселения. Было чуть ветрено, и я с открытыми плечами тут же почувствовала, как становится зябко. Только вот замерзнуть мне не дали. Мягкая теплая ткань упала на плечи, пока я самозабвенно медитировала на виды деревни. Темная с белой вышивкой по подолу, мужское хаори повисла на мне слишком свободно, но этого было достаточно, чтобы справится с дискомфортом от прохлады, и я с благодарной улыбкой обернулась, чтобы столкнуться взглядами с двумя идентичными парами глаз. Рядом с Итачи стоял клон, и в этот момент отличить, где именно был настоящий, а где копия, не представлялось возможным. — Если хочешь, можешь отдать ему букет, — говорит левый Итачи, кивая на молчаливо замершего соседа. — Он отнесет его в твою комнату. Я хотела было возмутиться, но здравость предложения подавила недовольство. В конце концов с цветами действительно было не удобно. Потому вместо слов я только протянула веник клону, невозмутимо наблюдая, как тот принимает доверенный подарок и рассеивается в клубах дыма. Повисла тишина, такая противоречивая в сложившихся обстоятельствах, и я поспешила отвернуться к раскинувшейся внизу деревне. Здесь было тихо, а потому расслышать приближающиеся шаги было несложно, и когда они замерли за правым плечом, внутри словно натянулась невидимая, дрожащая струна. Собственное смущение почти разозлило. Захотелось выкорчевать это дурацкое чувство изнутри. А что является лучшим оружием? Правильно, нападение. Сейчас главное не облажаться. — Ты хорошо целуешься, — весьма правдоподобно-невозмутимо бросила я в установившуюся тишину, не сводя взгляда с яркой Конохи. Итачи за спиной хохотнул, шагнул ближе, чтобы сквозь одежду отчетливо ощущалась близость тепла. — Ты тоже. — Где научился? — еще до того, как вопрос прозвучал до конца, я отчетливо осознала, насколько серьезную потенциальную проблему создала самой себе: — А ты? Вот оно. Не суди да не судим будешь, да? Смешно. До слезок… К терпеливо ждущему ответа или реакции Итачи пришлось обернуться, чтобы оценить эмоции. Смотрел он спокойно, вроде как даже безопасно, но я все равно не рискнула продолжать скользкую тему. — Ну так, вроде неплохой вечер, правда? — неловко хохотнула я, плотнее запахивая висящее на плечах хаори. Итачи улыбнулся, склоняя голову к плечу и делая очередной шаг вперед. Шаг, вынуждающий меня отступить, потому что в противном случае мы бы просто столкнулись. — А ведь это был любопытный вопрос, — наигранно скучающим тоном замечает парень, шагая следом и тесно прижимая меня к железному ограждению. — Э-э-э, да я просто повторяла за тобой, да, — полувопросительно протянула я, чувствуя, как от близости внушительной высоты дыбом встают волоски на руках. Он же не сбросит меня вниз из-за необоснованных подозрений? — Тогда повтори вот это. Подбородок снова подцепили пальцами, бескомпромиссно поднимая лицо навстречу приближающимся губам. Юркий язык скользнул в приоткрытые навстречу губы упруго и влажно, стирая все лишние мысли и вопросы. Я подалась вперед, инстинктивно цепляясь за твердые плечи. Прильнула к груди, чувствуя, как по языку скользит чужой язык и как горячие руки смыкаются на спине под мягкой накидкой. Всхлипывая, сходя с ума от бесстыдных чмокающих звуков набирающего обороты поцелуя, и я приподнялась на носочках, отчаянно желая стать еще ближе и задыхаясь от собственных чувств и эмоций. Зарылась рукой в слабое основание низкого хвоста, прихватывая волосы и ближе притягивая к себе словно это вообще было возможно. Воздуха не хватало катастрофически, несмотря на щедрые потоки прохладного ветра. Итачи шумно выдохнул, отрываясь от моих губ и позволяя судорожно втянуть так необходимый кислород, но не успела я перевести дух, как горячие губы жадно припали к нежной коже под челюстью, окончательно выбивая кислород из легких и хоть какое-то понимание происходящего. Я несдержанно застонала, но, наверное, это больше походило на несчастный скулеж, за который самой же тут же стало стыдно. И все же прийти в себя было выше сил. Голова запрокинулась, открывая больше простора для горячих, мокрых поцелуев и глаза, успевшие разглядеть взлетевший в небо залп салюта, блаженно закатились под веки. Очередной стон потонул в грянувшем грохоте вспышки, когда чувствительную кожу на сонной артерии мягко прихватили губами. Я чувствовала, как в этих осторожных тисках укуса по зажатой коже проходит волнительно мокрый язык. Чувствовала, как на прохладную кожу бедра чуть выше кромки юбки скользнула горячая ладонь, не продвигаясь выше, но ощутимо сжимая. Я чувствовала, как поддерживающая под спину рука с силой втискивает в судорожно вздымающуюся грудь Учихи, как напротив живота в прижатом теле парня назревает напряжение. Чувствовала так много всего и буквально теряла голову от происходящего. И когда я уже была готова едва ли не на все, окончательно потеряв остатки здравого смысла, горячие губы, гулявшие по ключицам, в последний раз звучно чмокнули шею и трепетно прижались к нагревшемуся виску. Тяжелое хрипящее дыхание шевелило волосы челки, пока жмурящий глаза Итачи старательно переводил сбившееся к чертям дыхание. Я и вовсе умудрялась дышать через раз, ощущая, как пульс пополам с накатившим возбуждением пульсирует буквально во всем теле. — Может быть, осень — это очень долго, — непонятно к чему вдруг сказал он, нарушая эту переполненную судорожными вздохами тишину. — Может быть, да, — легко и понимающе согласилась я, крепче вжимаясь в чужие горящие губы виском.***
Расставаться на пороге ставшего нам домом общежития было… Для меня крайне неловко. Особенно, когда внутри до сих пор крутило после пережитого, а темные, нездорово блестящие глаза парня, застывшего напротив, смотрели с таким выражением неприкрытого желания. Не только и не столько интимного желания, сколько желания самого по себе. Кутаясь в уже совсем не спасающую ткань накидки, я неторопливо поднималась по ступенькам подъезда, бездумно отслеживая сменяющиеся под ногами ступеньки. В голове была на удивление пусто. Можно было бы пошутить, что пусто там всегда, но так тихо в моих мыслях не было, пожалуй, никогда. И только ощущение легкой эмоциональной неудовлетворенности плавало на периферии сознания, мешая выйти в астрал сию же секунду. Осторожно открывая двери квартиры, я честно надеюсь, что все домашние давно спят, но ожидания не оправдываются — из комнаты Наруто отчетливо звучит голос мелкого и Минато, а со стороны кухни в темный коридор падает яркий искусственный свет. И, как назло, до одури хочется пить. Ладно, Фудо не Минато и уж точно не братец. Старик обнаруживается за столом, устроивший локти на столешнице, зажавший в обеих ладонях кружку чая. С блаженно прикрытыми глазами и плавающей по лицу загадочной улыбочкой. Будет разбор полетов, подтрунивание?.. Я наливаю воды, краем глаза замечая, как мужчина открывает наконец глаза и с интересом оглядывает меня с ног до головы. Хмыкает чему-то, пока я жадно глотаю воду под доносящиеся со стороны комнат голоса. — Может, до осени ждать не стоит? — с легкой иронией тихо спрашивает старик, когда я наконец наливаю себе из едва теплого заварочника чаю и тихо опускаюсь за стол. — Даже не начинай, — устало прошу я, устало улыбаясь в ответ и качая разлохматившейся от ветра головой. — Выглядишь счастливой, — он прячет лукавую улыбку, пока я тяжело вздыхаю, делая первый глоток насыщенного жасминового чая. — Это кошмар… Пока я падаю до сих пор идущей кругом головой на столешницу, Фудо беззлобно посмеивается, наверняка невероятно забавляясь с моего смятения. — Ну почему же? Обличить вихрь эмоций в стройное объяснение сложно, но я поднимаюсь, обхватывая ледяными пальцами горящие жаром щеки. — Ты хоть немного представляешь, сколько мне лет? — возмущенным шепотом шепчу я надсадным шепотом, боясь, что этот неловкий разговор может привлечь ненужное внимание. Намикадзе отвечать не торопится, смотря на меня с отеческой улыбкой. Качает головой, словно удивляясь вылетевшей из моего рта глупости, но глупостью это не было. И когда, казалось бы, мой крик смятенной души останется без ответа, он наконец заговаривает. Мягко, наставительно и весомо: — Ты думаешь, ты такая единственная? — задает он самый тривиальный вопрос в подобной ситуации. Ну да, давай поговорим о том, что любви все возрасты покорны. — Я знал одного мужчину из клана Абураме, что в свои почти тридцать влюбился в девушку, вдвое младше него. Самое удивительное, та девушка отвечала его симпатии взаимностью. Только вот Оторо был упрям, как тысяча мулов — он решил, что не хочет, чтобы милая красавица через пару лет была связана браком со стариком. А потому отказался от чувств и, уйдя на очередное сложное задание, погиб. А та девушка так и не смогла больше полюбить и всю жизнь была одна, коря себя за то, что была недостаточно убедительна в своих чувствах. Я судорожно вздохнула, чувствуя, как болезненно неприятно отзывается эта история на фоне взбаламученных чувств. — А еще, уже в более сознательно, даже почтенном возрасте, перейдя на службу во дворец нашего глубоко уважаемого дайме, я познакомился с его многочисленным семейством. И с одной из его старших сестер — Атаяши-самой. Удивительной красоты женщина. Ей тогда было почти пятьдесят и за несколько лет Атаяши-сама овдовела и вернулась в дом брата, потому что в доме мужа у нее не было наследников, что могли унаследовать дело мужа и руководить всем взялся его старший брат. Фудо прервался, делая шумный глоток. В коридоре хлопнула дверь, но шаги прозвучали в сторону туалета, и наше уединение осталось нетронутым. — В общем, Атаяши-сама проживала в резиденции даймё, когда я поступил на службу. И она была удивительно прекрасна даже для своих лет. Нет ничего удивительного, что у нее было много поклонников, только вот никто не трогал ее сердца, — старик лукаво улыбнулся, кося на меня хитрый взгляд и оценивая степень моей заинтересованности. — Пока однажды во дворец не прибыл один приглашенный поэт. Парнишка, только-только разменявший девятнадцать лет жизни. Я недоверчиво нахмурилась, пытаясь прикинуть, насколько мне нравится намечающееся развитие событий. — Это была удивительно трогательная и долгая история любви. Мне думается, влюбились они с первого взгляда, когда Киёцу представили на одном из банкетов, и он зачитал для знати свои произведения. И почти сразу после этого оставшийся при дворе поэт стал писать для сестры правителя одно стихотворение за другим. — Она его отвергла? — незаинтересованная интонация голоса мне самой показалась удивительно неправдоподобной. — Она долго оставалась неприступной. В частности потому, что ее молодые служанки додумались высмеивать их разницу в возрасте и притязания молодого поэта. Как будто бы смеясь над юным мечтателем, но на деле сильно раня сердце. — Но потом-то она решилась? — уже совсем нетерпеливо уточнила я, подаваясь вперед и совсем забыв о чае в руках. — Не без помощи твоего покорного слуги, — картинно откланялся Намикадзе, — лукаво усмехаясь на одну сторону. — Я выступал за этот союз, потому что в компании Киёцу Атаяши впервые за несколько месяцев траура начала по-настоящему улыбаться. Мы замолчали, переваривая прозвучавшее. Почти синхронно приложились к окончательно остывшему чаю. Почему, кстати, дед пьет остывший чай?.. — Не отказывайся от счастья, Аника, — назидательно и проникновенно попросил старик. — В нашем мире это слишком редкая удача. — А если это все заблуждение и наваждение, что рассеется через пару месяцев совместной жизни? — Если ничего не делать, чтобы это счастье крепло — оно в любом случае рассеется. Это, любое другое счастье. Эмоции — это ресурс. И, как и за любой ресурс, за него нужно платить. Временем, уделенным друг другу, вниманием, готовностью говорить и слушать. Слышать, когда слушаешь. У счастья очень сложная цена. Небольшая, на самом деле, но сложная. Я согласно кивнула, безмолвно признавая правдивость прозвучавших слов. Тут уж сказать нечего, согласна по всем статьям. — Если бы ты видела себя сейчас со стороны, то поняла бы, что это то немногое, за что стоило бы побороться, — со смешком, прогоняющим унылую горькость жизненной философии, заключил старик. — Чего краснеешь, как девица малолетняя? Вроде сама только что заявляла, что умудренная опытом дама преклонных лет. Ёрничающего старика очень захотелось стукнуть. Только вот мимолетное недовольство тут же улетучилось под наплывом эмоций, берущих новый круг. — Ему всего шестнадцать, — слабеющим шепотом. — Откуда такое умение целоваться? Последнее и вовсе прозвучало едва слышно, не смотря даже на почти полную тишину. Хохот мужского грянул так, что за стеной в комнате замолк что-то восторженно вещающий Наруто. — Ты даже не представляешь, что еще он умеет, — прерываясь на судорожный смех, заверил меня Намикадзе. — Эй, вы сейчас всех соседей перебудите, — с неловкой улыбкой на губах выглянул в коридор Минато. Пробежавший по мне взгляд сделался очень уж смешливым, но комментировать наш доблестный Хокаге не стал, молчаливо скрывшись за прикрытой дверью. — И что это должно значить? — требовательно и крайне недовольно поинтересовалась я, наблюдая, как с сомнительным успехом давит в себе хохот Фудо, едва ли не похрюкивая. Кажется, я начинаю понимать, в кого у Наруто во время смеха привычка пародировать поросенка… — Это откровение тебе наверняка не понравится, — хрипло похехекивая сознался дед, и я еще пуще нахмурилась. — Но ладно. Лучше ты узнаешь это сейчас и от меня. Будет время переварить и пережить этот факт. Он замолчал, делая просто отвратительную драматическую паузу, шумно и тяжело выдохнул, окончательно усмиряя смех, но ехидной улыбки с лица не убрал. — Каждого наследника, да в целом и мужчину, родившегося в клане, в момент половой зрелости, отводят к специальной женщине. Чистой, опытной, способной научить, каково это быть с женщиной и… Договаривать Фудо не стал, видя, как меняется мое лицо из удивленного в крайне возмущенную гримасу. — Эй-эй, а ну-ка дыши и успокаивайся, — как-то, по-моему, чересчур строго осадил он, когда я с фырканьем выдохнула, пытаясь подавить гнев. — Это традиции. Или что, хочешь, чтобы неопытные юнцы в свой первый раз травмировали юных невест? Я фыркнула снова, правда уже без прежнего гнева. Сурово окинула взглядом скрестившего руки на груди старика. Понимаю, рациональное зерно в этом есть. Теперь объясните это эмоциональной части моего сознания… — Не злись. Это было и для тебя в том числе. — О, правда? — с гаденькой улыбочкой переспросила я, чувствуя, как по новой сворачивается в груди яростное возмущение. — А можно мне тоже? — К таю? — удивленно и недоверчиво уточнил Фудо, растерянно поднимая брови. — Ну если среди них есть мужчины, которые научат меня… — Достаточно, не устраивай сцен, — строго осадил старик, легонько прихлопнув по столу. — Ладно! — кричащим шепотом согласилась я, рывком поднимаясь из-за стола. — Пойду пересплю хотя бы с мыслью! Удаляясь в свою комнату раздраженным чеканным шагом, я услышала в спину только сдавленное: — Боюсь представить ваши семейные разборки… Благо у Учихи хороший самоконтроль. Желание покалечить кого-нибудь, желательно размалеванного и виноватого в учиховском опыте, возросло буквально до небес!..