Есть только миг

Гадкая картина. И вот вновь настал новый день. Но для этого места не важно, день или ночь, всё одинаково: густая тьма и, не предающий этому месту хотя бы толики красоты, зловещий месяц не давали понять обитателям, где день, где ночь. Пейзаж никогда не менялся, оттого жутко мутило. Ещё сильнее могло мутить лишь от ощущения смерти, царившего здесь. Этот мир был безумен, были безумны и его обитатели. Но он бы лучше предпочел жить за пределами лживой иллюзии Лас-Ночес, во мраке и безумии, нежели здесь, в еще более безобразной цитадели хаоса вместе с ним. Каждый день. Каждый чертов день он видел эту зловещую улыбку, еще более зловещую, чем у себя. Он ненавидел его каждой клеточкой своего тела. Но, раз взялся за это дело, должен был терпеть. А еще он должен был терпеть верную собачку Айзена — Тоусена. Этот тип был неприятнейшим из всех, кого он встречал. Он был слеп не только физически, у него была слепа душа, его чувство гордости шинигами сходило на нет. Буквально опьяненный своим господином он больше никого и ничего вокруг себя не замечал. Он вылизывал ему пятки, из-за чего Гина тошнило. Улыбайся, лис. И он улыбался. Он улыбался Эспаде, за спиной которой точил Шинсо и скалил зубы, словно истинный зверь. Он улыбался Тоусену, мечтая перерезать тому глотку и бросить на съеденье собакам. Он улыбался Айзену, мысленно разрывая его на части, стирая в порошок, уничтожая само его существование. Всё это притворство очень сильно изматывало и под конец рабочего дня во дворце псевдобога, после очередной кружки чая и лишних 10 минут натянутой от уха до уха улыбки-оскала, сил не оставалось совсем. Забредя в комнату, отгородившись, наконец, ото всех дверью, Гин прислонился к холодной стене. Улыбка исчезла с лица, и оно стало совсем непривычно умиротворенным и отстраненным. Увидев кто его, не поверил бы, что это тот самый злобный и колкий Ичимару-тайчо. Только оставшись наедине с самим собой, он мог расслабиться и облегченно вздохнуть. В его взгляде, с тех самых пор как он покинул Общество душ, не было ничего, кроме пустоты. Ярко-голубые глаза с отливом цвета морской волны были окутаны тусклой пеленой. Когда-то Рангику сравнила их с голубым небосводом. Ему запал в душу тот момент. Его, хитрого, подлого и двуличного, сравнили с чем-то прекрасным. Гин же, в свою очередь, считал её своим лучистым солнцем. Потупивши взгляд, уставившись в одну точку, Гин медленно начал сползать вниз по холодной стене. Его голову, полную мрака и зловещих мыслей, часто посещали не менее светлые воспоминания о былом и просто мысли, хоть как-то относившиеся к тому самому прошлому, в которое он бы охотно вернулся. Его нередко посещали фантазии о том, как он вернется, отсидит возможный срок и выйдет. Его встретят те, кому он был дорог, если такие остались. Его обязательно отругает Ямамото, надает таких сильных щелбанов, что шишки останутся. Сой Фонг, возможно, даже не взглянет в его сторону. Может, Зараки погоняется с мечом по всему Сейрейтею, а Бьякуя презрительно хмыкнет. Он и не знает, чего ждать от Кёраку и Укитаке. Эти двое слишком хорошие ребята, слишком добрые и благородные. Неизвестно, как они отнеслись бы к хитрому лису, что когда-то их очень жестоко подставил. Он уже видел, как Хицугая будет шипеть на него и коситься. Пусть так. Ему бы этого всего очень хотелось. Ему бы хотелось извиниться перед всеми, он бы страсть как хотел попросить прощенье у Киры и обнять Рангику. Он грезил мыслями о том, что станет обычным гражданским, будет жить не в самом богатом, но в уютном районе Руконгая. Ему бы хотелось нежиться на солнце и вдыхать ароматы распустившейся сакуры, попутно потягивая саке из рюмки. Он бы очень хотел встретить зиму с легким сердцем, не задумываясь о том, что следующий день может стать последним. Он видел эту картину, словно наяву: он сломя голову несется вдоль заснеженных лесов, игнорируя мороз, что щиплет и больно колет кожу. Словно маленькое дитя он радуется морозу и белоснежному покрывалу снега. Вдыхая холодный воздух и выдыхая густым паром, он улыбается. Искренне и радостно. Переведя дыхание, он валится прямо в сугроб. Он знает, что может заработать жар, воспаление легких и прочее, но даже это не остановило бы его. Снег крупными хлопьями начинал снова кружить в этом белом танце. Он открывал рот и ловил снежинки. Истинное удовольствие. Но вот он открыл глаза и оказался в темной, душной и неприветливой комнате. Тишина, царившая вокруг, давила на него. Каждый вечер он осознавал всю неприятность этой затеи и возможный летальный исход, и каждый раз ему хотелось кричать от безысходности. Единственное, что его так часто спасало от гнетущих темных мыслей, лежало в хорошо закрытой тумбочке. Это была фотография. Момент, давно канувший в пучине времени, давно забытый и столь незначительный, но столь приятно греющий душу. На ней был изображен молодой Гин, уже будучи капитаном, сжимающий по обе стороны от себя плечи молодой и цветущей Рангику и еще совершенно юного Киры. На лице его драгоценного солнца искрилась радостная улыбка, а Кира был крайне смущен и даже упирался, пытаясь отстраниться от него. Даже такой, казалось бы, незначительный момент в жизни спасал сейчас его от гнетущей атмосферы зловещего места. Лис, печально улыбнувшись нахлынувшим эмоциям, провел пальцами по фотографии и бережно положил на место. Ах, как хочется к ней. Рангику…её образ преследовал его во снах, в воспоминаниях, в мыслях и фантазиях. Он всё еще помнил её мягкие вьющиеся волосы цвета злаковых колосьев в поле. Они всегда пахли вишней, отдавали немного саке и таким родным, ни с чем не сравнимым, ароматом. Их образ предстал в голове настолько четким, что он готов был поклясться, что чувствовал тепло, исходившее от них. Он отдал бы всё, чтобы снова коснуться роскошных локонов и вдохнуть аромат своей любимой. Ему бы хотелось коснуться теплой руки, обвить её пальцы своими и уткнуться в плечо. И не отпускать. Ни за что и никогда. Он был готов отдать всё, даже если не за вечность рядом с ней, то хотя бы за короткий миг. За всего лишь один взгляд, за одно касание. Ему хоть бы ненадолго ощутить то чувство радости, лишь на мгновение побыть счастливым. И всего лишь один момент разрушил бы оковы тьмы и страха. И он бы смог, наконец, сказать, что он её… Не надо вечности, мне хоть на миг… И вот настал тот день и тот час, когда их взгляды встретились. Ему бы хотелось провалиться сквозь землю, умереть, исчезнуть, раствориться. Что угодно, лишь бы не это презрение в её глазах. Они наконец стояли друг напротив друга, но ни о какой нежности и речи идти не могло. Столь желанная встреча превратилась в кошмар для обоих. Колкая ухмылка стала еще шире, скрывая за собой непреодолимое чувство отчаяния и боли. А еще непреодолимого страха перед реальностью. Ещё немного, Рангику. Прости. И прощай… Тело пронзила острая боль, в ушах стоял шум, а глаза затянуло тёмной пеленой. Дышать становилось всё труднее, в горле горело, его хотелось разорвать. Он понимал, что это конец. Нет, он с самого начала знал, что всё так обернется, но он и подумать не мог, что умрет, не выполнив данное им обещание. Нахлынувшую боль затмило чувство вины и горечи. Он не смог, он не справился со своей задачей, не исполнил своей мечты. «Какой же я наивный болван. Нужно было всё устроить иначе, нужно было всё изменить. Все должно было быть не так…». Мысли его прервал крик. Полный отчаяния и боли крик вырвал Гина из собственных мыслей. Пытаясь сфокусироваться уже почти невидящими глазами, он смог увидеть лишь расплывчатые черно-оранжевые пятна. Ему не нужно было долго гадать, кто свисает над ним. Рангику. Его любимая Рангику держала его на своих руках, горько плача. Только не это. Её слезы капали на щеку и обжигали кожу. Горячие, горькие, полные отчаяния и ужаса. Именно её слезы он боялся увидеть, именно её слез он не хотел допустить. И сейчас именно из-за него Рангику захлебывалась солеными слезами. Ему хотелось обхватить её руку своими пальцами, но тело не поддавалось. Ему бы хотелось сказать ей, что все будет хорошо, сказать, что он полный идиот, но выходили лишь хрипы и тяжелые вздохи. Внезапно на глаза накатили слёзы, хотелось чисто по-детски заплакать, но уже было поздно. Все постепенно погружалось во мрак. Густая тьма обволакивала сознание, в глазах стало мутнеть еще сильнее, и он уже не мог различить те рыже-черные пятна. Чувствуя присутствие смерти, ему хватило силы протянуть руку к тому месту, где должна была быть она. Лишь миг. «Жаль, что я умру вот так. С тяжелым сердцем и кучей мыслей в голове. Я многое не успел сказать, я столь многое не сообщил тебе. И даже наш последний миг вышел неудачным. Я бы хотел дотронуться до твоих волос, прикоснуться к руке, но вот я, истекая кровью, умираю на твоих руках. Последний раз нашей с тобой встречи оставит горькое воспоминание тебе. Наша встреча впервые закончилась твоими слезами. Ты плакала из-за меня. Вряд ли ты забудешь это, милая. И мне действительно жаль, что всё вот так вышло. Я сделал тебе больно и никогда себя не прощу. Умирая с тяжелым грузом на душе, прошу, не вспоминай о лисе. Я обманул тебя и всегда обманывал. Я никогда не был достоин твоих слез и теплых слов. Ворвавшись в твою жизнь, словно ураган, я унес с собой твой покой, твою радость, время и силы. И не платил тем же. Я не дал ничего, кроме горя. Прошу, забудь меня, как плохой сон. Забудь. Я не достоин». В последний раз приоткрыв глаза и увидев юношу с огненно-рыжими волосами, стало немного легче. Теперь он был уверен, что мир в надежных руках. Что она продолжит жить. И на последнем выдохе он всё же смог сказать: — Я люблю тебя, Рангику…