Раскрыть карты

Идя между гаражами и бессмысленно пиная перед собой пустую пластиковую бутылку, Алекс ощущал легкость, запомнившуюся ему скорее по университету, чем по последовавшей за этим «взрослой» жизни – от свалившейся с плеч тяжести важного дела стало легче дышать и думать. Вчерашний разговор с Мириам вымотал его, равно как и запинающиеся утренние объяснения за чашкой чая, что ему сегодня нужно пойти по делам. Возможно, впервые в жизни он отпрашивался у Мириам, спрашивал, может ли он пойти, увидеться, с… да, и так понятно, с кем. Спрашивал и втайне боялся услышать отказ. Услышать: «пожалуйста, останься дома», «мне бы хотелось провести день с тобой», «а как же пицца? мы вроде договаривались», и – самое неприятное – простой вопрос «зачем?». Но теперь вопросы и непривычное между ними скованное стеснение остались позади, и Алекс чувствовал себя как студент, только что защитивший выпускную работу – неопределенно и легко. Незаметно для себя самого он шел бодрым пружинистым шагом, длинные руки расслаблено болтались плетьми. Когда он, спускаясь в метро, доставал проездной, петли шарфа зацепились за края молнии на кармане. Алекс нетерпеливо дернул шарф, обрывая нитки, и двинулся к турникетам. *** Не найдя ничего лучше, чтобы занять себя, Ник переклеивал изоленту, закрывающую идущие к усилителям провода питания. Всё равно это нужно было когда-нибудь сделать. Почему бы не сейчас – вместо того, чтобы сидеть, смотреть на часы. Смотреть. Смотреть. И крутить в голове всё, что, наверное, надо будет сказать – он был убежден, что сказать что-то надо, хотя искренне не представлял, что. Как умение ожидать, так и умение тщательно и аккуратно подобрать слова в разговоре не были его сильными сторонами. Ник говорил то, что у него было на уме – иногда слишком резко, громко и не к месту – и всегда был готов к тому, чтобы ответить за свои слова. Однако сейчас он не был уверен, что ему вообще стоит открывать рот, хотя именно он пригласил Алекса в студию, не выдумав никакого более интересного предлога, чем «послушать демо». Беседуя по телефону, он чувствовал себя неловко, как восемнадцатилетний студент, не знающий, как поприличнее пригласить девушку в гости, и поэтому несущий бред про «посмотреть марки», «послушать музыку», «выпить кофе»: когда обоим прекрасно понятно, чем они собираются заняться, оставшись наедине, но они все равно танцуют танец вежливости, притворяясь, что марки – это очень интересно, ну а без чашки кофе день пройдет зря. Разговора не избежать. Но, по крайней мере, он был уверен, что Алекс точно не выдаст. Как и эти стены – Ник сам укладывал звукоизоляцию, тогда и не думая, что студия станет среди прочего еще и убежищем. Скорее то задумывалось как место, где можно и поработать, и повеселиться. - Как вообще можно было назвать студию «Сосиска»? – спросил Алекс еще на «торжественном» открытии. - Вкусно же, - хмыкнул Ник, протягивая ему пластиковую тарелку с жареными сосисками, которые только что приготовил на стоящем рядом с входом закоптившемся гриле. Ник и не думал, что в студии столько проводов. Он сам их покупал и укладывал, но точное количество не отразилось в сознании. Методичный порядок действий – отклеил старый скотч, смял, швырнул в мусорный пакет, отлепил от пальцев комковатый пыльный клей, подцепил ногтями край свежей ленты и давай клеить поверх проводов – быстро погрузил в состояние, сродни медитации, и Ник словно забыл обо всех тревогах. Пока он был занят, то был собой гораздо больше, чем когда оставался наедине с собственными мыслями. - Ну, как оно? – поинтересовался Алекс, кидая на вешалку пальто и кепку. Он всегда приходил в студию словно к себе домой, тем более, что дверь тут нечасто закрывалась. Ник пожал плечами: он понятия не имел, как у него дела; он просто переклеивал изоленту. – Чем помочь? – Капранос уже деловито закатывал рукава, когда Ник с треском оторвал от рулона последний кусок скотча, размашисто прилепил его на нужное место и, выдохнув, поднялся. - Да ничего уже, тут немного было. - Ты не писал демо, - Алекс не спрашивал, а констатировал то, что знал и так. Он с самого начала не сомневался, что предлога требует лишь танец приглашения, и Ник просто исполнил свою партию, не додумавшись до чего-то иного. – А я рассказал Мириам, - негромко продолжал Капранос таким небрежным тоном, как будто совершенно случайно вспомнил об этом или будто просил купить хлеба по пути домой. Маккарти резко поднял взгляд, и выражение его лица испугало Алекса: смотря в его неожиданно потемневшие глаза, было сложно продолжать. Не понятно было, чего сейчас ожидал и чего больше боялся Ник – предложение сбежать и тайком пожениться в Уэльсе, просьба «можно перекантоваться у тебя, пока найду новую квартиру?» или требование перестать общаться, кажется, одинаково ужаснули бы его. - …Она, - Алекс начал запинаться, пытаясь скрыть растерянность, он принялся взъерошивать волосы на затылке, - …она даже не выгнала меня из дома. Ей… ей нормально. Неуверенно улыбаясь, он покосился на Маккарти, словно сам до конца не верил, что Мириам отреагировала спокойно, что все действительно нормально. Весь вчерашний вечер он силился увидеть следы беспокойства и обиды на её лице и был готов взвыть от того, что не находил их, хотя в то же время тормошить и пытаться вывести на еще один задушевный разговор опасался. Жалел, может?.. не хотел напоминать о том, что годами обманывал?.. тьфу, тряпка! Раньше было слишком сложно подумать о Мириам, да? А вот прогнать неугодные мысли и продолжать в том же духе оказалось легко. Врать, честно глядя в глаза, и искренне верить в свое вранье он научился мастерски… Алекс спохватился, что думает совсем не о том, но Ник, кажется, не заметил. Он пристально смотрел на синтезатор в углу, совершенно определенно даже не видя его. - …Наверное, мы чокнутые, - заключил Алекс, не найдя слов лучше. - Мы чокнутые, - рассеянно повторил Ник. На языке вертелось что-то еще, нечто правильное и уместное, но он понял вдруг, что голос его не слушается, сглотнул, кашлянул, и произнес еще раз, – Мы чокнутые, Лексо. Губы Алекса дрогнули. Если бы Ник не замкнулся так на себе, он бы заметил этот растерянный теплый взгляд человека, не способного уже помочь и что-либо исправить, но искренне сожалеющего. Но переклейка скотча уже не отвлекала его, и гнилость собственного поведения вернулась, давя тяжелой печатью приговора: «Ты – дерьмо, Ник; лживый кусок стопроцентного дерьма». - Вовсе нет. Мы просто сделали кое-что кое-как, получили на выходе непонятно что, и не знаем, как с этим жить. С людьми бывает. Выражение лица Алекса было до омерзения понимающим, и дыхание сперло от резко вспыхнувшей жгучей злости. - У тебя-то все хорошо! – выплюнул Ник, кривясь, словно эта мысль вызывала у него глубочайшее омерзение, - Никто никому ничего не должен. Тебе-то что?! Будто ты знаешь, как это, что со мной, - Алекс дернулся, будто хотел взять Ника за плечо, но в последний момент остановил себя, - Сидит тут, блять, будда, советы дает. Тебе легко говорить: у тебя-то всё прекрасно. Понимание, слюни, сопли – красота! Алекс стиснул челюсти. Ему стоило больших усилий не ответить таким же голосом – взбешенным, на грани постыдной истерики. Но, на секунду закрыв глаза и протяжно выдохнув, он будто через силу медленно произнес: - Не говори, что это всё я. Я не заставлял. Я бы прекратил, если бы ты только заикнулся. - Ну да, конечно! Но ты ведь не уйдешь от своей милой эльфийки, если я попрошу. - А ты попроси, - с вызовом прищурился Алекс. От этих слов Маккарти сник, в одно мгновение растеряв всю смелость и браваду. - Я никогда так не сделаю. Алекс горько улыбнулся: - Знаю. Смеясь, Ник стремительным, нервным жестом пригладил волосы – слишком хорошо знакомый Алексу симптом крайнего волнения. Взрыв истерики схлынул, и, будто чтобы ослабить стыд за свою слабость, он смеялся над этим. И над собой. И над Алексом, таким странным и непривычным сейчас в своем запоздалом раскаянье. И над нелепостью их игры в Великую Тайну. Впервые за очень долгое время он в точности понял, что им мешало. Не нерешительность, не возможное осуждение и даже не некая абстрактная пока что ответственность за поступки, а страх: стоит им признать всё, что между ними существовало, не блажью или шуткой, а искренностью - и привычная им жизнь закончится. А ведь это действительно стало обыденным для них – умалчивать, утаивать и откровенно врать. Пока это давалось легко – не было повода задуматься. - Я попрошу о другом. - Перестать? – озвучил Алекс то, о чем думал и сам. - Это по крайней мере… честно. Пусть и звучало жалко, пусть и походило скорее на попытку наказать себя – и Алекса – за всё сделанное (этакое чистилище своими руками), иных вариантов он не видел. На мгновение Нику померещилось, что Алекс будет его отговаривать и переубеждать. Но тот только молча кивнул, и Ник только сильнее убедился, что они всё делают правильно. Будет больно – первый симптом грядущей пытки уже пульсирующе ноет в солнечном сплетении, – но будет честно, правильно. По-взрослому. - Ну… - Алекс одернул брюки, чтобы не пузырились на коленях. – Наверное, я, тогда… - Ага. - В другой раз… - надел пальто, не попав сразу в рукав и ненадолго замешкавшись. - Ага. - Сейчас, извиняй, но не в той кондиции, - надел шарф, надвинул на глаза кепку. - Понимаю. На секунду Ник представил, что было бы, будь он смелее. Если бы ему хватило духу сгрести Алекса в охапку, расцеловать, не отпустить никуда, швырнуть в угол кепку, и шарф, и пальто, и рубашку, и прижать к стене, и оставить на шее малиновый засос, и снять квартиру, и помочь Алексу перевезти туда свои вещи, и объясниться с Мануэлой, и рассказать сыну, почему родители больше не вместе, и решить вопрос с алиментами. Быть «отцом по воскресеньям», огрызаться на папарацци, по-прежнему не общаться с фанатами в интернете, рассказать всё близким друзьям. И возненавидеть Алекса, проклясть съемную квартиру, и жалеть, жалеть, жалеть. Алекс замер на пороге. Видно было, что ему очень хочется прикоснуться к Нику, но он медлил, уже не зная, разрешено ли это. Чуть приобняв, Ник похлопал его по плечу. По-дружески. Допустимо. Безопасно. - Увидимся. - А то! – Капранос широко, искренне улыбнулся. – Дай знать, когда будут демо. Ник смотрел, как тот идет между гаражами. Концы неплотно замотанного шарфа болтались едва выше колен. Ник воображал, в какого мутанта выродилась бы их искренность. Ник был рад, что он не оказался смелее.