***
— Тики, всё в порядке? — Да, малыш. — Ты будто грустный. — Задумчивый. Не переживай, просто думаю о семье и работе. А задуматься действительно было о чем. Сейчас Ной понимал, какой же он дурак. Он мог давно убить мальчишку, это было просто. А теперь вот он — сидит рядом, уплетает заварные пирожные со сливочным кремом. И даже не подозревает, что рядом враг. Улыбается, смотрит доверчиво, открыто. Без слов распахивает себя и свою душу только для него, протягивает себя на раскрытой ладони. Кажется, они сами упустили тот самый момент, когда взгляды, направленные друг на друга, стали влюблёнными.***
Минуло почти два месяца. Тики тянул с выполнением задания уже добрую половину года. Он то ссылался на занятость, то говорил, что чёртов мальчишка экзорцист слишком изворотлив. Но за такой срок любой мог начать что-то подозревать. Вот и Граф начал. Вопреки мыслям многих (особенно при первом взгляде на него), глупым Тысячелетний не был. Совсем наоборот. Тики ясно дали понять, что скоро отговоркам придёт конец, все его игры и грешки вылезут наружу, а у Удовольствия будут большие проблемы. Тянуть уже было нельзя. Необходимо было думать, как быть. Но что вообще тут можно сделать… Сейчас Тики метался. С одной стороны, у него есть семья. С другой — один чертовски необходимый мальчишка. Семью нельзя предать. Как нельзя предать свою сущность. Они вместе далеко не первое тысячелетие. И далеко не последнее. Предательство строго карается. Вспомнить хоть Неа. Да и о предательстве он всерьёз не думал. Семью он всё равно любил. Любил в любом случае. Сколько бы он не утверждал себе, что ненавидит их, сколько бы не пытался убедить себя в том, что это правда. Семья — это всё, что у него было, есть и будет. Но ведь всё ещё оставался Аллен Уолкер. Тики любил его. Всего. Любил его полностью. Всем своим существом. Любил своим человеческим, любил сущностью Ноя. Любил очень странной любовью. Иной раз казалось, будто ради экзорциста он и против семьи пойдёт. К тому же, тот самый мальчишка с охотой отвечал взаимностью, допускал в потаённые уголки души, отдавал всего себя полностью. Они говорили обо всём и совершенно открыто. Кроме рода деятельности, но тут они оба молчали, поэтому никто не возражал. Им было плевать. Разве обязательно знать, кем ты работаешь, чтобы любить? Разве тот факт, что они не знали почти ничего о семьях друг друга, мог изменить и нарушить их связь? Сильную, крепкую. Идеальное взаимопонимание. И связь эта выливалась в большее, требовала много, требовала больше и больше, требовала постоянно. И Аллен начал всё чаще засыпать поздней ночью в небольшой уютной квартирке рядом с таким необходимым, тёплым и любимым Тики.