Пробуждение Дракона

Атака была отбита, но оставшиеся в шаттле продолжали сражаться с гипердвигателем, и этот бой давался диверсантам тяжелее, чем противостояние штурмовым группам. А следующий выпад имперских сил – после двух отражённых – обещал быть по-настоящему серьёзным. Рук, Мальбус и Имве ещё раз проверили своё оружие и вновь укрылись за баррикадами. Чиррут чувствовал напряжение друзей через пространство. Напряжение, злобу, страх. Даже самый отважный воин волнуется и боится – смелость не в том, чтобы не испытывать страха, а в том, чтобы действовать ему вопреки. Мужество есть лишь у тех, кто ощутил сердцем страх… Не боится только дурак или безумец. Или тот, кто уже давно отдал себя Силе, а на этом пути нет ни поражений, ни смерти. Сила течёт во мне, и я един с Силой. Чиррут сидел, прислонившись спиной к дюрастиловому коробу. Окружающее напряжение нарастало, но оно не могло пробиться через завесу его духа и сосредоточенности на воле Силы. Вся его жизнь была медитацией: что под сводами величественных пагод, что в тренировочном зале во время проведения сложнейших ката, что в засаде, в рукопашном бою или в огне сражений. Сейчас монах был спокоен и собран как никогда. И чем дальше, тем больше нарастал контраст его тонкого, чистого, кристального состояния с окружением. Тьма достигла пика в масштабе истории Галактики – такого не было со времён джедайско-ситхских войн тысячу лет назад. Тьма достигала своего пика и сейчас: не улетев отсюда сразу, команда фактически обрекала себя на гибель. Они застряли на имперской базе, они были обнаружены, они вынуждали противника концентрировать силы ещё больше – хуже быть уже не могло. И не было пути назад. Но злобы тоже не было. Было лишь чёткое осознание и высшая степень готовности. Империя уничтожала Свет. Империя должна быть уничтожена – и если других вариантов нет, здесь не грех заплатить максимальную цену. Свет давал гармонию жизни каждому живому существу и каждой системе – от микроба до целых галактик. Свет был истинным вместилищем духа и конечной целью всех практик. Свет был Абсолютом, основой всего. Свет был чистым блаженством, чистым знанием и чистой вечностью. Империя надругалась над Светом, уничтожив джедаев. Империя надругалась над самой жизнью, устроив геноцид сотен миров и тысячи поставив на колени. Империя возвела в абсолют насилие и Тёмную Сторону, создав это чудовищное супероружие. Чиррут отдал бы свою жизнь десятки тысяч раз – за каждого убитого джедая – чтобы хоть как-то затормозить развёртывание Империи и Тёмной Стороны. Но жизнь была всего одна, и он собирался отдать её за максимальную цену. Сила течёт во мне, и я един с Силой. Рук и Мальбус тихо заёрзали за своими баррикадами, примериваясь к ним поудобнее и пытаясь предугадать, с какой стороны может начаться атака и как им дальше отстреливаться и укрываться. Но никакие укрытия не имели больше значения: по обеим сторонам ангара с низким гулом и треском искр заваренные двери до ужаса симметричными движениями прорезали два алых световых клинка. Диверсанты встретили их превентивным огнём, но алые заряды отскакивали от мечей, не причиняя вреда, и рикошетили в стены, в потолок, в прикованные у стен ТАЙ-файтеры. Таких врагов никому из команды «Изгоя» встречать ещё не доводилось – пришло время для последних молитв. Страх сковал нутро, но бойцы продолжали стрелять с отчаянием смертников. Две зловещие фигуры в чёрном неумолимо надвигались на повстанцев из разных углов ангара, и отсветы алых клинков очерчивали их силуэты на фоне темноты. Узнав о провале двух штурмовых групп, имперские инквизиторы пришли разобраться с мятежниками самостоятельно. Отражённые бластерные заряды попадали во всё без разбора, включая их баррикады, и бойцы, кувыркаясь и перебегая, пытались укрыться за новыми завалами и продолжали стрелять. Время замедлилось, и тихие шаги рыцарей Тьмы отсчитывали последние мгновения жизни диверсионной группы, а отражённые заряды пели над головой поминальным плачем. Внезапно один из инквизиторов вскинул руку, и Мальбуса вдруг сорвало с места и с силой припечатало к крылу имперского истребителя. Оружия отважный вояка не выронил, но сил поднять его не было – мёртвая хватка сковала его по рукам и ногам. У противоположной стены ангара, так же прижатый и обездвиженный, завис Рук, а чуть поодаль – Чиррут. Арбалет и тяжёлый трандошанский бластер, вырванные из рук неведомой силой, валялись на полу в нескольких метрах от них, а верный монашеский посох – под ногами. От одного присутствия зловещих воинов с алыми мечами кровь стыла в жилах, а их мощь чувствовалась сквозь пространство. У Чиррута похолодело в затылке и шее, а мощная хватка, сковавшая тело, растекалась по груди и спине ледяными щупальцами. Никогда ранее он не сталкивался с Тьмой напрямую, но сомнений не оставалось: это была именно Она. Она была подобна зловонно-морозному прикосновению смерти посреди солнечного весеннего дня – мелькнуло у него в голове. Но через миг дурнота закружила все мысли. Стальная хватка сдавливала грудь, словно пресс-дроид – жестяную банку, и было сложно даже сделать вдох, а о сопротивлении и речь быть не могло. Невозможно было даже оторвать от стены крепко впечатанную в неё голову. Тело наливалось тяжестью и болью, воздуха не хватало, мысли и восприятие мутнели и путались, а сердце гулким мотором неисправного спидера грохотало в груди. Чиррут знал, кто такие ситхи и имперские инквизиторы. Не нужно было видеть, чтобы понимать: это конец. Вся жизнь проносилась перед ним мелькающими образами: пыльные улицы родных Надии и Нилачалы, которые он знал на слух и на ощупь, служение в Храме и его духовный учитель, полное предание и растворение в Силе, служение джедаям, орден Матукай, отшельничество в мирах Светлой Стороны, служение в Храме Уиллов, жизнь под оккупацией и сборы на последнее задание… Каждый миг его жизни был молитвой и боем во славу Силы, и последний миг собирал всю эту силу, подытоживал и суммировал. Сознание наполнялось Светом, Свет выходил из берегов, а на губах безмолвно звучала молитва: к своему последнему мигу в бою за Светлую Сторону он был готов уже давно. Чиррут знал: Сила породила его бойцом и монахом именно для этого: каждую секунду готовиться к тому, чтобы однажды отдать жизнь за что-то высшее. Только бы оставшиеся в шаттле успели… Но это от него уже не зависело, и впереди была лишь зияющая дыра вечности, лишь раскрывающиеся объятия Силы… Страха не было, был только Свет, ставший сейчас особенно ослепительным. Совершенное сознание воина сошлось в высшей точке концентрации судьбы: пусть его последние мгновения будут наполнены Ею как никогда. Сила течёт во мне, я един с Силой… Сила течёт во мне, я един с Силой… …Но тихий скрип, едва различимый среди шума боя, ненавязчиво стучался в сознание, возвращая монаху связь с внешним миром. Что-то скомандовало: готовься! Скрип издавали проворачивавшиеся ростральные пушки имперского шаттла. С оглушительным грохотом несколько мощнейших залпов ударили в пол и стены ангара очередью, разметав завалы и пропахав зарядами оплавленные колеи. Первого инквизитора опалило со спины – а не успей он отскочить в сторону – прожгло бы насквозь. Хватка ослабла, и Мальбус, едва коснувшись пола, резко вскинул висевший за плечом дробовик. Тёмный воин выставил вперёд руку, чтобы отразить выстрел, но крупнокалиберную дробь, в отличие от бластерной плазмы, остановить энергетическим полем или телекинезом было крайне тяжело. После четвёртого залпа изрешечённый инквизитор, выронив меч, повалился на оплавленный пол. Мальбус усмехнулся, больше сгоняя оцепенение и переводя дух, чем злорадствуя. Любовь к грубому примитивному и архаичному оружию, давно забытому или вовсе неизвестному в большинстве цивилизованных систем, выручала его не первый раз: противник просто не знал, чего от него ожидать. Второму инквизитору повезло больше: в то место, на котором он стоял, попал только пятый пушечный залп, что дало ему несколько мгновений для спасительного манёвра. Мигом подключив волю, Чиррут сбросил порядком ослабшую хватку и, едва оказавшись на полу, подхватил свой посох и кувыркнулся в сторону – седьмой и восьмой заряды ударили по бокам от того места, где он висел, прижатый к стене, полторы секунды назад. Злобно рыча, инквизитор пошёл прямо на него и Рука, также упавшего на пол несколькими метрами позади, и кроваво-алые блики плясали на шлеме и отделке имперского мундира. Бейз было снова вскинул дробовик, но взмах руки и волна Силы сорвали его с места, а крепкий удар о стену лишил дыхания и ощущения пространства. Чиррут пятился назад – но не из волнения, страха или боли за Мальбуса, а выигрывая драгоценные мгновения: пальцы ловко пробежали по верному древку шеста, и из металлического наконечника с одной из сторон выскочило небольшое – чуть меньше локтя – заточенное лезвие. Смерть откладывалась, и теперь он мог встретить её с оружием в руках, как и подобает воину – оставалось только молиться, чтобы Сила позволила ему сделать хоть несколько взмахов. Рук за спиной монаха испуганно сглотнул. За все годы службы в Империи он так и не научился нормально воспринимать безликость имперского зла. И даром что это не имело никакого значения – но глухой шлем с тонкой чёрной полоской визора делал эту воплощённую смерть ещё страшнее. Пятясь, Рук наткнулся спиной на груду металлолома. Но в этот миг тёмному рыцарю уже не было дела до имперского перебежчика: злорадно поигрывая алым клинком, он шёл теперь на одного Чиррута. Сила течёт во мне, я един с Силой… Сквозь шлем инквизитор улыбался лёгкой расправе над этим глупцом: несуразным, немощным и наивно вскидывавшим простую алебарду против его светового меча. Откуда только брали таких уникумов эти дикари-повстанцы? Незрячий монах вдохнул полной грудью, сконцентрировал и расширил волю и, присогнув колени, выставил перед собой посох, выводя лезвие вперёд. Такая концентрация и собранность могла бы придать ему суровости, если бы лицо не выглядело настолько блаженным. На заточенном клинке вспыхнул кровавый отблеск светового меча. – Ты серьёзно? – ухмыльнулся инквизитор. С уон-шен, священным оружием Матукай, он знаком не был. Матукай были закрытым мистическим Орденом Светлой Стороны, но по милости Силы Чиррут жил в их монастыре более десяти лет. Матукай познавали Силу через совершенство в боевых искусствах, и под их руководством молодой воин развил свои таланты настолько, что сравнялся с монахами в умениях боя и энергетических практиках. Сила продолжала быть закрытой от него, но теперь это было единственным, что отличало его от Матукай, на всю Галактику славившихся как непревзойдённые воины, познавшие высшее мастерство единоборств. Священным оружием Матукай был посох уон-шен, снабжённый с одной стороны навинчивающимся или потайным лезвием. Мастер-кузнец изготавливал священный посох, закаляя Силой – уон-шен был внешней точкой концентрации Силы для воинов Матукай, он был продолжением их тела, сознания, фона в Силе. Чиррут не имел дара Силы – его уон-шен был проще традиционного и состоял из закалённого дюрастила не целиком. Но для того, чтобы противостоять световому мечу, этого было достаточно. Сила течёт во мне, я един с Силой… Не прерывая молитвы, Чиррут ринулся вперёд. Страх несмело всколыхнулся на миг, но тут же отступил под накатившими волнами гармонии Силы. Впереди была только цель, а в его руках звенел закалённым металлом и молитвами Матукай священный уон-шен – и больше ничего – только лишь Сила – имело сейчас значение. Невидящий мутный взгляд смотрел прямо перед собой, все чувства обратились наружу и истончились шёлковыми нитями, энергии разливались внутри и вокруг фрактальными узорами, и каждая мышца привычно наливалась спокойным и уверенным жаром, предвкушая бой во славу Светлой Стороны. О победе Чиррут не мыслил: слишком хорошо помнил Матукай и знал, что значит бой с одарёнными Силой. А ещё этот воин – в отличие от монахов Светлого Ордена – шёл убивать. Чиррут взывал к Силе в мольбах о том, чтобы хоть немного удержать инквизитора – и ещё о том, чтобы у Андора или Эрсо хватило духу пальнуть по ним ещё раз, если – когда – Чиррут будет повержен. Он знал: остальные точно не смогут. Страха не было: смерти не боится только безумец или тот, кто уже давно отдал себя Силе. Сила была по обе стороны этой хрупкой грани, которой так боялись лишённые Её высшего покровительства… Сила была самой вечностью, Она была ласковой матерью, забирающей обратно Себе на колени Своих сыновей... Отчаянно жаль было бы провала миссии – не собственной жизни. А Сила тем временем всё раскрывала объятия. Однако перед встречей с Ней стоило создать имперскому рыцарю максимальные неприятности. Сила течёт во мне, я един с Силой – привычно звучало на губах. Глаза инквизитора под сплошным визором сверкали кровожадным огнём. Он встретил Чиррута прямой размашистой атакой – собираясь первым взмахом разнести его шест, а вторым – разрубить пополам его самого. Но алый клинок встретился с закалённым дюрастилом, как со вторым световым мечом, и отдача удара неожиданностью и досадой толкнула инквизитора в плечо. Но тот быстро собрался, и второй рубящий взмах снова пришёлся на шест, рассыпавшись снопом алых искр, а третьим уже сам тёмный воин отражал удар. Смуглое лицо монаха было безмятежно, в неподвижном взгляде блёклых глаз не было ничего, кроме предельной решимости и предельной преданности Свету. Чиррут привык сражаться, ориентируясь на звук шагов, на шорох одежды, на дыхание, на биение сердца. Познававший весь мир лишь слухом и чувствами тела, в бою он представлял противника до сантиметра, он чувствовал его, как самого себя. Одарённый Силой Тёмной Стороны был самым грозным противником, которого только можно было себе представить. Но световой меч гудел энергетическим клинком и вибрировал рукоятью в ладони, и Чиррут буквально видел перед собой и противника, и его оружие, и все его движения – даже только зарождавшиеся. Не имевшие ограничений воины от одного вида светового меча теряли присутствие духа, но Чирруту – после многих десятилетий слепого боя – страшное оружие давало непростительные подсказки. Световому мечу незрячий воин противостоял так, будто не только видел, но и был тренирован с подобным оружием. Удар, блок, ещё удар – алый клинок с треском и воем встречался с закалённым посохом, осыпая пол кровавыми искрами. Однако непривычное оружие противника требовало невероятного уровня концентрации и напряжения всех чувств – Чиррут держал на расстоянии смертоносный клинок, но, двигаясь в стремительном танце боя, время от времени раскрывался для рукопашных атак. Пропустив несколько ударов в корпус, он чудом устоял на ногах, но, вновь собравшись, пошёл на врага. Несмотря на то что монах-воин не простился с жизнью в первые же мгновения боя, речь о победе всё же не шла – отрывистую и опасную технику инквизитора Чиррут оценил сразу, настолько силён и умел был разве что настоятель храма Матукай. Зато, ввязавшись в бой, монах хотя бы мог тянуть время … и молить Силу о том, чтобы это принесло хоть какую-то пользу. Сила течёт во мне, я един с Силой. Игнорируя боль в боку и в груди, Чиррут смело и отчаянно шёл вперёд, уходил от атак, отступал и вновь переходил в атаку, ловко орудуя обоими концами своего посоха одновременно. Алый клинок прочерчивал по закалённому дюрастилу, разил тычками и наотмашь, но всюду натыкался на крепко выставленный вперёд шест. Инквизитор взмахнул мечом по сложной траектории – так, что Имве не успел бы сориентироваться и уйти от удара. Но незрячий монах – к великому удивлению врага – принял удар блоком на левую руку чуть повыше кисти, и клинок проскрежетал искрами по закалённой кортозисной наручи*. Инквизитору стоило труда не отпрянуть от удивления. Уже много лет Чиррут сражался вместе с Бейзом: и доблестно защищая Храм, и в уличных потасовках, и на настоящей войне – лучшего напарника и друга Сила дать не могла. Оба уже сбились со счёта, сколько раз спасали друг другу жизнь. В очередной раз отбив друга в бою, Чиррут пожертвовал своими латами, доставшимися ему от Матукай в знак вечной связи. Меньше чем через неделю Мальбус хатт знает на каком чёрном рынке раздобыл для друга вещицу куда ценнее и надёжнее – пару наручей с покрытием из сплава кортозиса, способного противостоять бластерному огню и клинку светового меча. «Ты всегда суёшься в самое пекло. Но на случай, если я не смогу подоспеть, – держи». Незрячий монах любой предмет адаптировал под свой стиль боя и свои особенности. Ему оказалось сподручнее носить лишь одну наручь – левую: правая сторона больше служила атаке и нуждалась в лучших маневренности и чутье. А связь с Матукай была не в символичном куске доспеха – она была в его сердце. Не повергнув в первые же мгновения боя этого злосчастного калеку – да ещё и с таким странным и непредсказуемым вооружением – инквизитор начинал приходить в ярость: движения становились более резкими и мощными, и уон-шен уже дрожал в руках Чиррута под сокрушительными ударами. Но верный шест в стальной хватке не покидал его никогда – с его первого боя это было вопросом жизни и смерти. В противоположность врагу, сам монах был собран, уравновешен и сконцентрирован лучом света под идеальной линзой, хоть и знал, что был этот бой, скорее всего, последним. Безмятежность духа сливалось с азартом боя и страстным преданием Свету в его сердце, и инквизитор с недоумением видел в Силе, как пульсирует опалесцентными огнями у монаха в груди. Сила течёт во мне, я един с Силой. Алый клинок размашисто гудел перед ним, трещал искрами при ударе о посох, проносился над самым ухом, с характерным звуком взвивался в воздух воплощённой смертью. Но простой шест противостоял световому мечу: Чиррут обучался не только у Матукай, когда-то давно с ним занимался один из джедаев Старого Ордена. И это дало ему не только основы техники и философию боя – общение с такими людьми не проходит бесследно. Неведомая сила словно вела Чиррута в бою, и лилась она из самого сердца. Инквизитор терял терпение и всё больше выходил из себя, не понимая, как нечувствительный к Силе мог держаться против него так невозмутимо и так долго. Шест и меч взмывали в воздух, осыпая пол искрами, инквизитор наступал, а монах отчаянно кружился под атакой, уходя с линии удара, блокируя атаки шестом и наручью и разя в открывшиеся бреши противника. Инквизитор был обучен в лучших традициях орденов Силы, и пробить его оборону было крайне тяжело, но вот Чиррут, извернувшись, в прыжке одним концом шеста отразил целивший по ногам световой меч, а вторым – невооружённым – чувствительно приложил противника по рёбрам. Инквизитор попятился от неожиданности и боли, а Чиррут, вновь оказавшись на ногах, пошёл в атаку, в холодной собранности боя вращая посохом перед собой – лишь алые блики танцевали на серебристом клинке и кортозисных накладках. Пропущенный удар придал воину Тьмы ненависти и сил – кровь вскипела обидой и ненавистью, и на волне ярости он смог завладеть инициативой боя. Чиррут отступал, и инквизитор шёл на него, скалясь и демонически смеясь. Сложная связка ударов, обводок и уходов, и алый клинок, вновь просвистев над самым ухом и едва не опалив волосы, полоснул по плечу. Сжав зубы от боли, Чиррут попятился назад, выставляя вращавшийся шест защитой. Инквизитор, раззадоренный удачной атакой, шёл вперёд. Световой меч давал незрячему подсказки, но был очень коварен: в отличие от дюрастилового, он наносил раны даже лёгким касанием. К счастью, Чиррут всё ещё мог держать свой уон-шен обеими руками. Взмах, второй, третий – монах лишь уклонялся, собираясь с силами. Алый клинок лёг на шест сверху, и воины сцепились – лишь алые огни отражались в чёрном визоре и блёклых незрячих глазах. Уходить рывком было опасно, и Чиррут изо всех сил пнул инквизитора в живот – тот отшатнулся, неловко взмахнув мечом. Собирая под контроль дыхание, тёмный рыцарь выставил меч вперёд, но шест ловким ударом отвёл его в сторону, а чудовищной силы блок впившейся в подмышку наручью вывернул плечо так, что рука повисла бесполезной плетью. Алый клинок на миг погас и стукнулся о пол, но инквизитор, взвыв от боли, призвал его Силой во вторую руку, и бой закипел вновь. Воин Тьмы черпал в боли новую ярость и новые силы, но травма и боль всё же были помехой – подстроившись под новый угол атак врага и ловко уворачиваясь от клинка, Чиррут подошёл вплотную. У него, выросшего в близком контакте, теперь было преимущество, впрочем, довольно бесполезное против светового меча. Монах получил сапогом в бок и едва удержал шест, когда рана в плече вдруг налилась нечеловеческой болью – слуга Тьмы пользовался своими приёмами – но холодный азарт кипел в крови: умри, но не дай ему помешать оставшимся в шаттле. …Матукай проводили в ката многие часы и даже дни, босыми и полунагими стоя в напряжённых позах на острых камнях, на снегу, под проливным дождём и снегопадом. О боли Чиррут знал не меньше воинов Тьмы. А о том, как работать с ней – может, даже и больше. Боль, усиливавшая Тьму, ослепляла. Боль, врезавшаяся в чистое сознание, лишь ярче прорисовывала конечную цель – высокую и прекрасную. Инквизитор шёл на него со всей яростью – Чиррут чувствовал это кожей. Но ярости противостояло чистое сосредоточение на гармонии и великолепии Силы. Смертельный бой с невероятной силы противником вывел сознание и преданность Силе на новый уровень, и теперь сознание искрилось переливами чистоты и веры, а воля кристаллизовалась кайбером, направляя каждый шаг, каждый вдох, каждый удар сердца. Боль в плече усиливалась, но теперь она отошла на периферию осознаваемой реальности. Прочувствовав противника и положение меча до миллиметра, Чиррут вдруг с короткого разбега взмыл в воздух, и одновременно два сапога впечатались в грудь инквизитора, с отвратительным хрустом проламывая рёбра. Он устоял на ногах, а монах ушёл кувырком вперёд, оказавшись за его спиной. …Чиррут и сам не заметил, в какой момент самоубийственный бой блеснул лучиком надежды не только на жизнь, но и на победу. Тело действовало само: крайне опасный противник должен быть обезврежен, а в случае имперского инквизитора это означало одно. Шест по вооружённой руке, облитый дюрастилом наручи локоть в затылок и рывком со спины в область сердца. Точный взмах уон-шен, и лезвие, блеснув вспышкой света, глубоко прочертило по инквизиторской шее. Тело подкошенно рухнуло на пол, погасший клинок с металлическим лязгом отлетел в сторону. Чиррут стоял над поверженным воином, тяжело дыша. Боль в плече моментально ослабла. С клинка уон-шен на бетонный пол капала кровь. Это был первый поединок с одарённым Силой в жизни Чиррута, окончившийся не церемониальными поклонами, а смертью одного из противников. Сила течёт во мне, я един с Силой. ------------------------------------------------------------- *Автор в курсе, что слово "наручи" в русском языке не имеет формы единственного числа и, следовательно, не имеет и рода. Но давайте представим себе, что это адаптированный перевод с общегала, в котором такая форма есть:)