На таких не женятся

Безумие, оседлавшее звук, захлестнуло Паркер, когда ей, словно подавая по-джентльменски пальто, протянули пояс смертника. Жилет с твердыми вставками, цилиндрами взрывчатки, проводами, скользнул по рукам и лег на плечи ответственностью. — Не волнуйся, — Старший насмешливо улыбнулся, бережно застегивая ремешки на животе Кэсс. — Просто предосторожность. Ты же прыткая девочка, а добраться до места нам нужно без эксцессов. Паркер оторопело кивнула. Мозг в черепной коробке звенел, кости и кожа кричали от ужаса. Назад дороги не было. Но идя вперед, она могла выиграть. Если их поведут на место будущего теракта, она сможет точно узнать, где заложена бомба, найти способ сообщить своим. Кэсс ухватилась за эту мысль, за шанс на победу, упрямо шла вперед — быстрее, чем дуло автомата в руках Бритого, который упирался в спину. Мазнула по Тее взглядом, еле заметно кивнула, уговаривала девчонку без слов быть сильной — Тею вели под локоть рядом, тащили, как тряпичную куклу, она уже была не в себе от растерянности и страха. У Кэсс не было варианта вставать на эту клетку психосоциальной матрицы — та была уже занята. Оставалось быть собранной и терпеливой: слушать, смотреть, наблюдать. После слов Старшего о том, что «она» уже здесь, что ее привела Тея, Паркер метнула в девчонку прицельный взгляд. Это было специально, все было спланировано? Ее раскрыли? Но Тея в ужасе распахнула глаза, замотала головой — она ни о чем не знала. Если Паркер и хотели привести изначально на место, Тея лишь по иронии судьбы им помогла. Ужасающее совпадение. Их повели на первый этаж складского безлюдного помещения, затем в подвал. И далее — в тоннели. Довоенное заброшенное метро. В их новой реальности те не использовались, так как требовали слишком много ресурсов на восстановление и поддержание работы. Железные дороги пустили по верху. Ужас карабкался по позвоночнику к глотке, но Паркер упрямством сбрасывала его с плеч. Жилет не был подключен. Одного взгляда на провода было достаточно, чтобы после обучения в Чертях понять, что ключевые провода не были соединены. Взрывчатка вряд ли была муляжом, но пока опасности, кроме устрашающего вида, не представляла. Нужно было что-то решать, но пока было рано. Оставалось одно — импровизировать. У Кэсс всегда это получалось хорошо. Тренировки жилку креативности лишь закалили. Однако, если на задании за стеной идеи не приходили по началу, потому что в крови было недостаточно адреналина, то сейчас его было слишком много — сознание плыло от перенапряжения. Нужно было выжидать. Они шли, подгоняемые автоматами и колкими фразочками, по тоннелю минут двадцать. Кэсс старалась запоминать повороты. Ясности до сих пор не было. Несмотря на то, что, оказалось, привести фронту нужно было именно ее, Паркер не заметила перемены настроения в мужчинах или хотя бы случайно брошенной фразы о шпионстве или предательстве. Возможно, ее все еще принимали за симпатизирующую фронту бесстрашную. Нужно было выжидать. Когда она поймет, что прикрытие сорвано, когда придумает, как обезопасить Тею, дело за малым — скинуть аккуратно жилет, раздобыть оружие и пуститься наутек по тоннелям. Они были не тупиковыми — где-нибудь выберутся. Но пока они шагали по земле, освещаемой редкими фонарями, в настоящих гротах под землей. Край жилета натирал основание шеи, вес его давил на плечи, словно тренировочный утяжелитель. Сейчас Паркер была как никогда рада, что последнее время хорошо питалась — в глазах не скакали черные точки от истощения. Их команда из шести человек выбралась на заброшенном перроне из тоннеля со ржавыми рельсами, направилась к лестнице. Ладони вспотели: также, как на учебном задании со взрывчаткой, легче от того, что Кэсс пока не могла подорваться одним нажатием кнопки, не было. Губы пересохли. Они вышли в заваленное хламом помещение, прошли несколько дверей. Паркер услышала гул с улицы. Они были рядом с площадью искренности. После двух переулков, которые они пересекли, выбегая из одной двери и скрываясь сразу за дверью следующего здания, Старший кивнул двум бесстрашным на входе. Все окружающие площадь здания патрулировались. Но в «бесстрашных» Кэсс узнала Иллинойса с Ванкувером. Глаза у парней расширились, когда они опустили взгляды на необычную часть ее гардероба, но под присмотром Старшего ничего не сказали, крепче перехватив автоматы. Они поднимались на лифте вверх. Здание пустовало. Кэсс узнала его — ее старая школа. Занятия отменили по причине митингов, проходящих прямо под окнами. Почему бесстрашие упустило это из виду? Может, фронт «охраняет» только один вход, а другие — настоящие солдаты бесстрашия? Фронту хватило облачиться в черную одежду, чтобы их признали своими, или эрудиция помогла им сделать настоящие пропуска? Зачем ее ведут на верхние этажи, зачем им Тея, что происходит? Руки подрагивали, в горле пересохло. Кэсс сглотнула. Ответы скоро появятся. Пока она, опоясанная взрывчаткой, с автоматом за спиной и беззащитной Теей рядом, ничего не могла сделать. Двери лифта открылись. Первое, что уловила Паркер, это шум за окнами. На площади собралась толпа большая, как никогда. Ни на одном общегородском празднике столько не было людей. Но сейчас они боролись за свое будущее. Одни, напуганные, пережившие на своей шкуре ужасы нападений изгоев, пережившие черный четверг, хотели быть в безопасности. Хотели, чтобы трагедии полиция предотвращала. Другие боролись за свободу. Против бесчеловечного контроля, понимая, что на изгоях правительство не остановится. Но первые их не слушали — страх был слишком силен. На глазах Паркер выступили слезы, сердце обливалось кровью. Искренние побуждения людей использовали в своих целях «они» — те, кому это было выгодно. Город разрывали на части, а люди думали, что были правы. Кэсс понимала, что если бы не перешла в бесстрашие, тоже была бы там. На одной из сторон. Среди тех, кто был «за». Потому то на ее сестру напали изгои, а сложная цепочка заказного варварства никогда бы не была распутана. Она бы была там. Стояла бы с плакатом «За свободу и против зла». Стояла бы в спортивных штанах, теплой куртке, с рюкзаком за спиной, в котором бы лежали жизненно необходимые при задержании полицией вещи. Прокладки, вода, документы, салфетки, бинты и перекись. Готова была бы бросаться на бесстрашных, среди которых теперь, в этой реальности, стояли ее друзья. Друзья, держащие наперевес дубинки, пытающиеся мирно остановить бушующих демонстрантов, потому что не хотели кровопролития. Потому что среди митингующих были их семьи друзья, но у них был приказ. Паркер бросалась бы голой грудью на защитные щиты полиции, потому что верила бы в то, что делает. Потому что тогда была бы права. И только собравшиеся в этой комнате знали, что изгои здесь не при чем. Знали, на чьей стороне баланс сил и у кого в руках оружие массового запугивания. Знали, что законопроект примут. Кэсс толкнули в спину, заставив прошагать в пустое помещение холла четвертого этажа. Здесь она играла в пин-понг с друзьями на переменах, в том углу подралась в четвертом классе, а на том подоконнике флиртовала с мальчиком в седьмом. Но сейчас холл с белыми занавесками, фикусами на окнах, паркетом с узором весов правосудия, был холодным и безжизненным. Картины воспоминаний умирали на глазах. Ее с Теей толкнули еще, заставляя пройти дальше. За колоннами в торце Паркер увидела людей. Трое неизвестных и… Маршалл. — Папа! Тея выдернула руку из хватки Старшего, понеслась прямиком к бесстрашному. И упала в объятия Френсиса. Маршалл сжал ее в руках, глубоко выдыхая. Кэсс моргнула. — Папа? Тея — дочь Маршала?! Кэсс выпустила из легких воздух, не двинулась, даже когда дуло автомата больно врезалось между лопаток. На деревянных ногах прошла дальше. ЧТО? Происходит?! Они подошли ближе. Кэсс Френсиса не узнала. Вечно хитрые глаза блестели манией, форменная куртка на плечах помялась. Всегда идеальный, находчивый, знающий больше всех Маршалл выглядел встревоженным, хоть и старался это отчаянно скрыть за прямой осанкой. Но Паркер видела маленькую Тею в его объятиях, видела его губы, беззвучно шептавшие успокаивающие слова в ее макушку и видела взгляд, впервые выдавшие возраст. Плюс двадцать лет. Старший подошел к Маршалу, вырвал Тею из его объятий, отвел на два шага в сторону, держа за локоть. Кэсс видела, как все существо Френсиса потянулось к дочери, но он заставил себя остаться на месте. — Еще рано, — цокнул Старший, не переставая улыбаться. Вот кто чувствовал себя хозяином положения. — Сам сказал — цепочка сложная, — развел он руками, с зажатым в одной пистолетом. — Пока результата не будет, Тея побудет со мной. Паркер услышала рык в груди Маршала, который прозвенел в его костях, рот мужчина не открывал. Смотрел внимательно на Старшего, затем перевел взгляд на Паркер. Улыбнулся. С горечью, которой Паркер захлебнулась. — Когда играешь, нельзя заигрываться, — проникновенно посмотрел он на Кэсс. — Я — заигрался, — Маршалл тихо выдохнул. Паркер ничего не чувствовала. Окаменела под весом ситуации, стала прозрачной под давлением, как алмаз, пропускала через себя все, что было, не могла задержаться ни на одной мысли. — У всех есть слабые места. — Маршалл дернул уголком губ. Кэсс впервые видела его искренние эмоции. Без нахальства и наигранности — человек перед ней сгорал заживо из-за переживаний за дочь. Но как? — Жаль, что часто они — не в твоем собственном теле. — Кэсс сглотнула. Маршалл смотрел на нее с сожалением, виной, но принятым уже решением. — У каждого есть человек, ради которого ты заставишь гореть весь остальной мир. В сердце Паркер выла вьюга. Пальцы рук и ног стали холодными, разум подвывал в такт бушующей буре за окном. Война внутри и снаружи грозила не оставить никого в живых. Вес жилета перестал ощущаться, тело стало легким от шока, голосовые связки натянулись, но не могли ничего сказать. — Давай рацию, — старший кивнул Бритому. Подошел к Паркер, не отрывающей от Френсиса взгляд. — Назови свое имя, — Старший поднес к ней рацию. Кэсс моргнула. Мотнула головой. В висок уперлось дуло автомата. — Кэссиди Паркер, — медленно произнесла она, когда старший нажал кнопку связи. Кэсс не могла себе представить ситуацию, в которой ее не будет волновать холодное дуло автомата, жгущее кожу скулы у кромки волос. Но теперь была в ней. — Голос узнал? — Старший отошел от Кэсс, продолжая вещание в рацию. — Она с фронтом. Здание школы, четвертый этаж. Приходи один, через западный вход. Иначе аксессуар на ее груди распустится вместе с ней майским цветком. — От отключил рацию. Рассмеялся хрипло собственной метафоре, Кэсс перевела пораженный взгляд на Старшего. Кому он сообщил информацию? В сердце тупой болью ударило осознание. Эрик. Она подняла на Маршала отчаянный, ненавистный взгляд. — Им нужен лидер, — подтвердил ее догадку Маршалл. — Я этого не хотел, — беспокойно облизал губы мужчина, но опустил на Кэсс твердый, решительный взгляд. — Правда. Эрик мне как сын. Но когда мой настоящий ребенок… — Маршалл осекся. У Кэсс задрожали губы от подступающих слез. — Я не знал об этом плане. Но… лидер встал костью в горле сразу у обеих фракций. Очевидно, его решили убрать таким образом. — Ага, — поддакнул Старший расслабленно. — Это было обязательным условием. — Чьим?! — Возглас из груди Паркер вырвался инфернальным приказом. — Моим. — Кэсс не услышала, как открылись двери лифта. Обернулась. К ним подошел Кристофер. Оцепенение накрыло ее новой волной. — Ну, не лично, — эрудит усмехнулся, подошел ближе, встал рядом со Старшим и Теей. Наклонил голову вбок, разглядывая Кэсс. — Видишь ли, — он растянул губы в улыбке, но глаза его остались серьезными. Каштановая прядь волос упала на глаза. Он больше не казался дружелюбным. — Эрик много кому мешает своим авторитетом и принципами. Его стало все сложнее обходить в вопросах государственной важности. Поэтому… мы здесь, — он картинно раскинул руки в стороны, произнеся слова громче, чтобы в пустом помещении они рассыпались эхом. Кэсс не думала. Не чувствовала. Не могла. — И зачем… я здесь? — сиплый шепот — единственное, на что Паркер была способна. — Без понятия, — беспечно отмахнулся Кристофер. — Но лидера фракции, знаешь, просто так не вызвать на встречу в логово террористов — я спросил совета у Маршала. Он сказал, нужно достать тебя. А это куда проще. — Эрудит надул губки, смотря в охваченные ужасом глаза Паркер. — Поздравляю, кстати, с победой в тех боях. Был рад одолжить пистолет, — он сложил руки в замок на животе. Кэсс выдохнула, мотнула головой, встрепенулась всем телом, снова почувствовав вес жилета. Метнула в Маршала пронизывающий взгляд. — И почему ты решил, что это сработает? — выплюнула она в его сторону. Маршалл вздохнул. С горьким весельем пожал плечами. — Я же сказал — у каждого есть слабое место. Человек, ради которого ты оставишь гореть весь остальной мир. В его взгляде Кэсс видела сожаление. И то, что он тысячу раз принял бы это решение ради дочери, жизнью которой, очевидно, его шантажировал фронт. Тею рядом трясло мелкой дрожью, она смотрела в пол. Паркер выгнула бровь. Лидер не такой. Она знала, что дорога Эрику. Но он никогда не оставит фракцию и людей ради одного человека. Он сам говорил, у него с бесстрашием сложный брак. У него есть миссия и то, что он стал мишенью, говорило о правильности его действий. — Эрик не придет, — Кэсс облизала пересохшие губы. Смотрела на Маршала прямо. — Ни ради других, ни ради меня не пойдет по головам. Маршалл хмыкнул. Будто снова знал больше. — Ты права, — кивнул он со слабой улыбкой. — Ради тебя не пойдет. Побежит. Паркер замолчала. Ей было больше нечего сказать. В голове было пусто, в груди зияла дыра, через которую гулял ветер. Эрик так не поступит. Эгоистичная ее часть, той Паркер, которая была девушкой, хотевшей увидеть его глаза, хотела, чтобы лидер пришел. Спас. Но ее взрослая сторона, сторона солдата, бесстрашной, готова была пожертвовать жизнью, лишь бы уберечь командование. Важную стратегическую фигуру. Хотела найти способ справиться со всем самой, пока не стало слишком поздно. Они молча стояли. Слушали гул толпы снаружи. Замерли, будто актеры, готовившиеся на нужной реплике снова оживить сцену. Пока за окнами разворачивался театр боевых действий. Паркер подошла к окну. На первом ее шаге Старший с Бритвой вскинули оружие, но когда поняли, что Кэсс не собиралась бежать, опустили автомат с пистолетом. Кэсс подошла к окну, смотря на море из людей. Бушующее, плескающееся волнами. Настоящий слэм. Мелодия паники и тревоги отлично подходила этому рейву. Столкновение на площади началось. Кто-то бросил бутылку в линию бесстрашной полиции, разделяющую две стороны. И люди взвыли. Бросились на полицию, пытаясь добраться до тех, кто был по другую сторону. Паркер схватилась за сердце и вздрогнула, когда рука легла на цилиндр взрывчатки. Она ничем не могла им помочь. И себе помочь не могла. Не могла помочь Эрику. Толпу внизу разрывали горе и страх. Люди просто хотели быть в безопасности, хотели жить без угрозы контроля, без угрозы нападений, как то, что случилось с Лен. Сейчас Кэсс не сомневалась — нападение заказали. Сейчас, с высоты четвертого этажа, глядя на людей, бросающихся друг на друга раненными животными, она кристально ясно увидела всю картину. Правительству нужен был контроль. А такие, как ее отец, мешали. Долгое время люди, помнившие ужасы настоящего апокалипсиса на земле, оставшимися двадцатью жалкими миллионами из восьми миллиардов человечества за стеной, на веру принимали устройство системы. Но когда новая жизнь вошла в колею, люди оглянулись. Увидели, что система не совершенна. Такие, как отец Кэсс, увидели, что жесткое разделение на классы здоровья, на фракции, подавляет человеческие права и свободы. Что людям нужно больше. Что не всегда новая система лучше предыдущей. Он говорил в своей инициативе о том, что стоит отказаться от новых и новых вакцин — рискнуть, но дать человеческому геному справляться с новой реальностью самому. А это — угроза авторитета. Это — угроза системе. Потому что людям сложно объяснить новые правила. Потому что увидев ошибку в одной части системы, они перестанут доверять ей полностью. И классы здоровья, как религия два века назад, перестанут быть методом управления. Нападение на Лен убило сразу двух зайцев. Остановило в назидание остальным инициаторам отца Паркер. И внушило страх — даже внутри фракций люди не в безопасности. Рейды в районах афракционеров стали обычным делом, люди, охваченные паникой, объединились против видимого врага — тех, кто не захотел жить в системе. Криминал, как явление, было не объять сознанием, а такие, как Кристофер, дали людям понятную цель. И законопроект примут. Но где будет заложена бомба? Паркер вглядывалась в бушующую толпу. Среди людей? В государственном здании? Кэсс обернулась на шум. Нет. Прямо здесь. Двери лифта впустили в холл двоих, несущих сорокалитровую цистерну — горючее. За ними шел еще один из фронта — Кэсс мельком видела его в баре. Тот нес коробку с проводами. Бомбу заложат здесь. Но смысл? Здание пустует, урона большого взрыв не нанесет, лишь посеет страх. Еще больший. Чтобы… Кэсс поняла. Осознание пыльной подушкой огрело по голове. Она невидящим взглядом уставилась в окно. Отречение не допустит принятия законопроекта правом вето. Они были против поголовной слежки. А когда прогремит взрыв, который станет точкой… главам отречения уже сами люди выдвинут импичмент. Вот цель. Новый законопроект, за который в страхе за свои жизни и жизни родных проголосуют уже сами люди, будет лишь побочным успехом. Это не было главной мишенью. Целью было — смещение действующего правительства. И тогда эрудиция, все это время продвигавшая инициативу, станет фаворитом. И ее поддержит Прайд вместо бесстрашия — вскроется, что они все это время сотрудничали. Кэсс смотрела на толпу и не видела ничего. Но даже обрывки догадок складывались в картину, которая, она кожей чувствовала, была новой реальностью. Элегантно и жестоко. Три года террора жителей города ради их же голосов. А после — ужесточение контроля. Ради «безопасности». И люди сами этому будут рады. Рады будут новым металлоискателям, пропускным системам, в будущем, возможно — чипированию. Потому что сегодняшний теракт припишут изгоям. И решение будет принято единогласно. С радостью и надеждой на светлое будущее. А ведь люди там, внизу, бросались бутылками, держали плакаты не ради этого. Не ради того, чтобы быть винтиками в чужой игре. Они сражались за себя и родных, сражались за любимых. А за то сражалась Паркер? — Как понять, что любишь кого-то? — вопрос вышел ровным, в пустоту. Она обернулась к собравшимся. Старший отмахнулся от свихнувшейся от стресса Кэсс, подошел к цистерне. Приказал Тее стоять на месте. Маршал услышал Паркер. Тея подняла на нее глаза. — Когда в животе порхают бабочки. — У нее тоже кончились силы. Тея тоже смотрела стеклянными глазами в пустоту, не глядя на отца. Тоже хотела отвлечься, заставить себя думать о чем-то кроме всепоглощающего чувства вины, о чем-то кроме того, виновницей чего стала единолично. — Нет, — в тон Паркер ответил Маршалл. Смотрел в пол, мазнул мягким взглядом по Тее, Кэсс подошла ближе, Маршалл посмотрел на нее. — Еще в древности мудрецы вывели эту формулу из трех составляющих*. — Голос его был бесцветным в ожидании. Бритый все еще держал автомат наготове. — Любовь, как роза, которая источает запах несмотря ни на что, ничего не просит взамен. Истинная любовь не требует взаимности, она не эгоистична, — ирония ситуации опустилась на троих ее заложников. — Ты желаешь объекту любви вечной жизни и подтверждаешь это действиями. Делаешь все, чтобы он был в порядке и счастлив. Третье — всегда быть на стороне объекта любви. Безоговорочно. — Маршалл слабо улыбнулся Кэсс. Он, как и она, был в отчаянии. Готов был заставить весь остальной мир гореть ради Теи. Гореть вместе с Кэсс и Эриком. — Так что любовь, — он посмотрел на дочь. — Это не про бабочки в животе. Это глубокое чувство, которое не имеет начала или конца. Это про то, что ты можешь быть с человеком самим собой. Он будет это принимать и любить тоже. Это не про фейерверки. Это про соприкосновение душ. Любовь — это про свободу. В руках человека чувствовать, что весь его мир — твой. Что все. Будет. Хорошо. Кэсс отвернулась. По щекам потекли непроизвольные слезы. Воздуха не хватало, отчаянная бессильная истерика билась на шее жилкой. А улыбка в ужасающей ситуации расплылась на губах без ее ведома. Вот в чем было дело. Кэсс не могла себе дать ответа на вопрос, влюблена ли она в Эрика потому что… она его любила. Безоговорочно, навсегда и не требуя ответа. Хотела, чтобы он был в порядке, даже если не с ней, хотела, чтобы он был счастлив. Озвученная в мыслях истина отозвалась дрожью в теле и трепетом сердца. Это была она. Правда была любовь. Не увлечение или желание, это было чувство, не сравнимое по объемом или силе ни с одной стихией. Кэсс доверяла Эрику. В его объятиях успокаивалась, хотела быть рядом, не притворялась кем-то другим и чувствовала, что ее такой безоговорочно принимают. Паркер восхищалась лидером, хотела его, желала ему счастья, хотела, чтобы он жил и готова была заплатить за это любую цену. Она. Его. Любила. Нервный смешок сорвался с губ Кэсс: ее нужно было исключить из бесстрашия за то, как она была слепа к своему сердцу. За то, что до нее так долго доходило. За то, что для осознания своих чувств ей потребовалось быть закованной в пояс смертника, стоять рядом с бомбой, Маршаллом, Теей и фронтом, за то, что поняла только после чужих слов в ужасающей ситуации. Двери лифта открылись. А у Паркер в груди разлилась сила, способная без взрыва снести здание с лица земли. Глухой выстрел из глушителя положил одного из фронта рядом с цистерной, затем второго. Стрелял Эрик. Паркер не думала, действовала на инстинктах: за четыре размеренных шага приблизилась к Кристоферу, обняла мужчину. И подключила провода на жилете. Эрудит замер, оторопело глядя на улыбающуюся Кэсс. А она обняла его за руку смертельной хваткой. Эрик держал на мушке Бритого. Но был и правда один, без команды. Тея пискнула, прижавшись к отцу. Они почти выиграли. Почти. — Отключи провода, иначе ему крышка. Раньше — позже, уже не имеет значения, — за спиной Эрика стоял Старший, приставивший к его затылку пистолет. Кэсс сглотнула. Хотела быть сильной. Хотела отбросить в сторону все, что чувствовала, но сейчас поняла Маршалла. И пусть остальной мир сгорит. Она медленно подняла руку, отсоединила провода, глядя на Эрика. Не могла этого допустить. Старший был настроен серьезно. Эрудит отпрянул от Паркер, тут же взяв в захват уже ее — в удушающем обнял за шею, в висок снова уперся пистолет. — А теперь ты, — голос Кристофера над ухом звучал вкрадчиво, напряженно. Он кивнул лидеру. — Опусти оружие. Касса взаимопомощи дала сбой. Слабые места были захвачены с обоих сторон, ситуация поменялась за несколько секунд. Сердце гнало кровь по венам, Паркер смотрела Эрику в глаза. Понимала, что он только что чувствовал. Просила взглядом забыть про нее, принести в жертву, но выиграть. Быть сильнее собственных чувств, быть лидером, сдать подчиненную на волю судьбы. Но и Эрик понимал сейчас Паркер, отключившую провода. Он не мог. Не мог оставить ее, допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось. Поэтому бросил пистолет на пол. Не отпускал Кэсс взглядом, пока она, на сколько могла, зажатая рукой эрудита, кивнула, без слов говоря, что в порядке. Кэсс без запинки отдала бы за Эрика жизнь. Но сейчас ее могли забрать просто так. А она смотрела на Эрика с неуместной теплотой. Наблюдала, как лидера толкнули вперед, подвели к цистерне. Смотрела на Эрика и захлебывалась, тонула в эмоциях. Кэсс хотела сказать, что поняла, что он имел ввиду, чего ждал. Он ждал, пока она осознает, что чувствует. Когда ее чувства сравняются по силе с его. Кэсс хотела все это сказать, но рука эрудита сжимала горло слишком сильно. Паркер дернулась, Кристофер рыкнул, вжав в ее горло предплечьем сильнее, Кэсс закашлялась. Наблюдала за тем, как лидера поставили на колени перед коробкой с проводами. — Спокойнее, — его голос заставил замереть. Эрик поднял на Паркер взгляд. — Не дергайся, Паркер. Не веди себя, как Мейсон. Кэсс распахнула глаза. Он что-то хотел сказать ей, но мысли бешеными скачками перемещались в сознании. — Слушай лидера, Паркер, — Кристофер не убрал от ее виска пистолет, но отпустил. — Бери в руки провода, — приказал он Эрику. Лидер смотрел на Кэсс, медленно кивнул. Наклонился к коробке, взял провода. Кристофер достал второй рукой наладонник, сделал несколько кадров лидера. Они хотели его дискредитировать. Не просто убить, уничтожить его репутацию. Но кто в это поверит? Мейсон, Мейсон, Мейсон. Кэсс пыталась ухватить за хвост мысль. Попалась. Их первое совместное с Эриком задание в Прайде. Когда в картеле Паркер была на грани раскрытия. Она вспомнила, что у Мейсона за ухом была метка, как у бывшего искреннего, и это ее спасло. Эрик говорил про жучок за ухом Теи. Очевидно, тот еще работал. Лидер перевел взгляд на Кристофера. Он что-то собирался предпринять, нужно было прикрепить жучок эрудиту. Кэсс скосила взгляд на Тею. Та дрожала в руках отца, но не отрывала от Паркер глаз. Кэсс поймала ее внимание, чуть кивнула в сторону Кристофера, надеясь, что девчонка ее поймет. Без слов посылала ей сигнал такой силы, что Тея обернулась бы, если бы стояла спиной, будучи за бетонной стеной. — В эти фото никто не поверит, — стоя на коленях, проговорил Эрик. Тея поняла Кэсс. Она кошкой бросилась на Кристофера. Просто прыгнула на него. Эрудит отпрянул, без труда сбросил с себя на пол девчонку оплеухой. Тея упала на паркет, Маршалл зарычал, но его остановил пистолет Криса. Маршалл на это внимания не обратил, ринулся к дочери и потерял бдительность. Кристофер в два шага подошел к бесстрашному, пока тот тянул руки к разбитой губе Теи, ударил того прикладом сзади по шее с усилием. Маршалл упал ничком, Тея взвизгнула, но рядом оказалась Паркер, обнимая ее. — Ты молодец, все хорошо, — быстро прошептала она. Отлепила из-за уха Теи жучок. Лидер все еще стоял на коленях под прицелом автомата. Бритый выдерживал нужную дистанцию, чтобы бесстрашный не использовал один из своих приемов и не выбил из рук оружие. Кристофер зло взвыл, бешеный от неразберихи. Оторвал Кэсс от девчонки, дернул вверх. Лицо его дернулось от пощечины, которую несколько секунд назад он отвесил сам. Паркер ударила его по щеке звонко, точно. Прикрепила жучок. Эрудит мотнул головой, без заминки ударил Кэсс кулаком в живот. Она не успела сгупироваться, закашлялась, упав на колени, втянула носом воздух, но Кристофер не дал ей опомниться — добил ногой в лицо. Кэсс упала на пол дезориентированная. Перед глазами скакали черные точки, все вокруг плыло, голова болела, из носа в рот затекала кровь. Картинку с дернувшимся лидером она видела перевернутой. Мотнула рукой, попыталась встать, но ее остановил голос Эрика. — Слушайся его, Кэсс. Я же сказал, не дергайся, — в его тоне Кэсс сквозь вату услышала, что все сделала правильно. Рука ее безвольно упала рядом, она восстанавливала дыхание, чувствуя щекой гладкие доски паркета. — Я поняла, — пролепетала на грани сознания, обращаясь к Эрику. — Я наконец поняла, чего ты хочешь. Я тоже этого хочу. Ужас отступил, но тревога чего-то ужасного и неминуемого росла. Кэсс знала, что не без причины — в двух метрах от нее Эрика заставляли подключать детонирующее устройство к бомбе, способной обрушить здание. Паркер подняла глаза к потолку в углу. Точно. Несущая стена. Но Эрик впервые назвал ее по имени. Это был мило. — Отвечая на твою реплику, — Кристофер выдохнул, удостоверившись, что Кэсс не может подняться на ноги, обратил внимание на лидера, — очень даже поверят. Видишь ли, — он хмыкнул зло, довольно, — от своего знакомого Брахи я услышал слушок… и пошел по следу. Оказывается, у тебя, лидер, есть все мотивы участвовать в этом теракте с изгоями. Твой отец, — он поиграл бровями. — Твой биологический отец — изгой, — Кэсс закашлялась. — И я насобирал целую папку под номером «девяносто шесть» из доказательств того, что вы общались. Элегантно, не правда ли? — Кэсс слабо улыбнулась, когда Эрик мазнул по ней взглядом. Пусть Кристофер продолжает говорить. На этом всегда попадались все известные истории маньяки, террористы и разбойники — тщеславие. — Так что когда законопроект сегодня отклонят, а после прямо рядом взорвется здание школы, дай бог обломками убив пару-тройку людей для эффектности, в этом обвинят изгоев и одного из лидеров бесстрашия. — Ужас проник в кости Кэсс. Эрудит говорил спокойно такие кошмарные вещи… но подтверждал ее догадки. — Благодаря этому после импичмента отречению, — снова в точку, — ослабленное бесстрашие поддержит эрудицию, потеряв авторитет. Тем более там, — он махнул на окно, — сейчас происходит такое… что город еще долго не будет доверять полиции. И за прежний авторитет бесстрашие сделает все. — Кристофер довольно хмыкнул. А Паркер, стараясь делать это максимально медленно, чтобы движением не привлекать внимание, начала нащупывать и расстегивать ремни на жилете. — Вы, Гриффиндор, — Кристофер презрительно хмыкнул, — недооцениваете силу пропаганды, тонких инструментов. Но часто они эффективнее грубой силы. Казалось бы, — он беззвучно засмеялся от перенапряжения и довольства собой, — просто газеты, сайты… но именно они создали ту жаждущую крови толпу за окном. Паркер сосредоточилась лишь на своих пальцах. Один ремешок, второй. Третий. Скосила взгляд на Тею, которая сидела, сжавшись в комок, рядом с телом отца, и смотрела на Кэсс, будто ожидая нового безмолвного приказа. Паркер отрицательно покачала головой. Лучше ей затаиться. Перевела взгляд на Эрика. Тот слушал Кристофера, стоя на коленях. Провода в руках больше не держал — фото были сделаны, Эрика использовали лишь для этого, подключать окончательно, видимо, это должен был был кто-то другой. Последний ремешок под пальцами поддался. Кэсс взглядом дала понять, что свободна от угрозы. Они замерли под гулом последних слов Кристофера. Напряжение в воздухе плавилось, буря за окном выла громче, чаша весов больше не была недвижима. Нужно было действовать. Как в поцелуе: ожидание отозвалось импульсом в Эрике и Кэсс одновременно. Она выскользнула из жилета со взрывчаткой, спиной по паркету прокрутилась вперед, широко расставив ноги, ударила ими по щиколоткам Кристофера подсечкой, словно в танцевальном движении, пока Эрик с Бритым делал тоже самое. Времени прийти в себя не было: сквозь мутную пелену Кэсс призвала на помощь свои инстинкты, прыгнула на эрудита зверем. Выбила у него из руки пистолет, Эрик отнял автомат, вырубил Бритого прикладом. Гул за окнами уже был такой силы, что даже звук выстрела просто утонул бы в нем. По трахее Паркер поднималось воодушевление. Это был тот самый момент. Тот самый шанс, в котором они победят. Весна в пучине войны, сила тех самых чувств, что вскружили ей голову. Сила бешеная, природная, всепоглощающая, говорила в ней, помогала победить. Но Кристофер не был прост. Он отточенным движением ударил Кэсс по рукам, как она Блейка на спарринге. Сбросил девчонку с себя, отпихнул ногой. И за долю секунды, что оборачивалась Кэсс, достал из голенища ботинка второй пистолет. Время замерло. Кэсс буквально видела траекторию полета пули, которую выпустил лежащий на спине Кристофер. Но когда зрачки ее успели догнать конечную цель, было уже поздно. Громкий хлопок заложил уши, но Кэсс и так ничего не слышала. Она смотрела на лидера, схватившегося за грудь. Он стоял у окна с поднятым вверх автоматом — хотел звуком автоматной очереди привлечь внимание бесстрашных. Эрик оторопело поднял глаза перед собой. Попятился назад. Взгляд его замутнился, глаза закатились. Лидер повалился спиной на окно, то под его весом треснуло. Эрик упал за него, в толпу. Штукатурка в углу осыпалась от крика Паркер. Нечеловеческий вой вырвался из груди. Секунда, за которую она увидела покидающую глаза Эрика жизнь, было невозможно пережить. В груди что-то лопнуло, хрустнуло. Омываемая кровью, внутри разверзлась пропасть, где утопало все живое. Включая ее человечность. Секунда. И все пропало. Уже было незачем. Кэсс подобрала с пола пистолет, не прекращая кричать, выпустила всю обойму поднявшемуся на ноги Кристоферу в спину. Последним залпом пристрелила лежавшего на полу бессознательного Бритого. Она не хотела, чтобы весь остальной мир горел. Хотела, чтобы тот утонул в крови. Первородный гнев застрял в глотке, крик кончился. Тея плакала рядом у стены. А Кристофер обернулся на деревянных ногах к лежащей на полу Паркер. В его глазах Кэсс увидела тот же огонь, что раньше горел в нее. Свою последнюю секунду перед смертью он отдал цели. В его левой руке Кэсс увидела зажатый детонатор от своего жилета. Засучила ногами по полу, бросилась в сторону Теи, закрыла ее своим телом, прижимая к полу. Кристофер нажал кнопку. Грохот взрыва оглушил Кэсс, в глазах потемнело, спину опалило огнем, ее резали наживую. Но больно не было. Не больнее, чем понимать, что Эрика нет вживых. Взорвавшийся жилет сработал вместо детонатора для основной бомбы. Взрыв прогремел на всю площадь, люди закричали. Здание начало оседать, потеряв опоры на всех этажах по цепной реакции. Школа сложилась под собственным весом, ненависть пропала из атмосферы, окружавшей толпу, люди побежали, утопая в клубах пыли, прикрывали головы от обломков. Гром теракта стих. Здание рухнуло. Под обломками похоронило троих: Эрика, Кэсс и ее разбитое сердце. Так и не сказавшее «люблю».