Золотой рассвет. Часть 3. Начало Эпохи

Хэрендил не хотел видеть новый день, засыпая вечером, он мечтал не проснуться утром. Все чаще и чаще его посещали страшные мысли. Все то, что радовало его на оставшейся за морем родине, здесь было чужим и каким-то неестественным, и это не говоря уже о том, какую невыразимую тоску он испытывал по родителям, братьям и племянникам, оставшимся дома. Чем больше времени проходило, тем сильнее он проклинал безумное решение короля и не менее безумное решение Амандила отправиться в Валинор, несмотря на тщетные старания Саурона отговорить обоих от рокового шага. Сейчас он в значительной степени понимал правоту королевского советника, советов которого сумасбродный Фаразон, впрочем, совершенно не слушал и держал его при дворе, по всей видимости, исключительно для статуса — вот, посмотрите, кого я заполучил себе в советники! В детстве Хэрендил, как и все юноши и девушки его круга, получил достойное домашнее образование, да и дома у него была прекрасная библиотека, пусть ее и приходилось прятать от морэдайн в самой дальней комнате глубокого подвала. Читать он любил, и помехой в этом ему не были ни подвальный холод, ни тусклый свет свечи. Однако на самом деле «прекрасный Валинор» оказался отнюдь не той, прекрасной сказкой, о которой он читал в книгах — в действительности ему пришлось в очередной раз убедиться в правоте мужа своей троюродной сестры, который в бытность свою королевским советником не раз рассказывал историю своего бегства из Благословенной Земли (сейчас эти слова казались Хэрендилу злой иронией). На деле Валинор был хуже, чем преисподняя из сказаний вастаков и южан, которые Амандил в свое время назвал глупыми байками. После того, как король силой забрал его с собой в поход, юноша какое-то время пребывал в глубоком шоке и дорогу помнил плохо — все прошло для него как в тумане, хотя слуги короля, вопреки его опасениям, не причинили ему никакого вреда — напротив, к его большому удивлению, они вели себя вполне учтиво, не пытались его оскорблять, унижать или истязать, приносили ему все необходимое, один даже желал ему доброго утра и спокойной ночи. Тем не менее Хэрендил понимал, что чем бы ни закончился безумный поход, у него нет почитай что никаких шансов вернуться домой и снова увидеть свою семью. Однако он и не подозревал, что ошибается и впоследствии именно мысли об оставшихся где-то далеко родных дадут ему силы выдержать все испытания и жить дальше, несмотря ни на что. …Когда Саурон говорил всем о своем ощущении, что Амандил мертв, то не ошибался. Однако в тот момент, когда Ар-Фаразон прибыл в Валинор, тело его наивного недалекого родича, искренне думавшего, что Манвэ можно разжалобить и в чем-то убедить, еще болталось на скале — остальным для острастки. Местные эльфы ходили мимо страшного места, в смятении и ужасе отводя глаза — на месте несчастного, умудрившегося ненароком по своей наивности навлечь на себя праведный гнев самозваного Короля Мира, мог оказаться любой, и все они знали, что проще просить о снисхождении кирпич, нежели младшего брата Мелькора. Самозваный Король Мира искренне считал себя всегда и во всем правым, и для него само то, что какой-то наглый смертный посмел ослушаться его запрета и приплыть в Валинор, пусть и руководствуясь при этом благими целями, вывел его из себя. Наглости Амандила Манвэ уж никак не мог снести и простить, а то, что вслед за первым незваным гостем к нему вскоре пожаловал второй, да еще и с немалой свитой, вообще привел его в ужас и ярость. Свои чувства Манвэ, который и так постоянно переживал из-за того, что ненавистный старший племянник до сих пор не просто жив, здоров и гуляет на свободе, но и впридачу к этому обзавелся множеством сторонников и последователей, умело скрыл от своих товарищей и принялся ломать комедию перед Фаразоном, изображая из себя приличного и вменяемого. Однако король не принял к сведению слова своего советника о том, что Манвэ довольно лжив и труслив и однозначно побоится лезть в открытый бой с заведомо превосходящим его противником, а доверять ему столь же безрассудно, как ходить в оттепель по тонкому льду. Понимая, что совладать с прекрасно вооруженной профессиональной армией в открытом бою он не сможет, Манвэ решил пойти на хитрость, благо знал о грядущей природной катастрофе с разломами литосферных плит и мегацунами. Мило улыбаясь, он сказал королю, что якобы хочет решить все миром, но посетовал, что Фаразона сопровождает слишком много людей, а потому он хочет предложить им разместиться в горных пещерах. — Там достаточно тепло и удобно, и всем вам хватит места, — притворно улыбаясь, предложил Манвэ. Фаразон, который до этого горел желанием как можно быстрее отплатить мерзавцу за своего пусть даже и не особенно любимого, но все же родственника, несколько поостыл и согласился. Это оказалось самым неверным и роковым решением в его судьбе, стоившим жизни и ему самому, и его людям, потому что в тот день, когда случилась страшная катастрофа и началось землетрясение, в горах тоже случился обвал, и всех тех, кто находился в пещерах, включая самого короля, завалило камнями. Самому Хэрендилу повезло больше — по крайней мере, он избежал страшной смерти во время катаклизма. Повезло ему и в том, что его, как и других членов его семьи, природа наделила очень хорошей интуицией; во время первой встречи с Манвэ он буквально нутром почувствовал исходящую от самозваного Короля Мира угрозу и сделал вид, будто ему надо на мгновение отойти по срочной необходимости. Пользуясь случаем, он хотел было осмотреть окрестности, однако его быстро обнаружили подручные Манвэ и начали требовать ответа, почему он бродит один в запретном месте. Хэрендил, вконец растерявшись, путано объяснил, что те, кого они назвали «свои», на самом деле никакие ему не свои, а никакой запрет он на самом деле нарушать не собирался. Те, однако, ему не поверили и потребовали подтверждения его слов у охраны Фаразона. — Оставьте парня в покое, он ни в чем не виноват, — заступился за него тот самый морадан, что здоровался с ним каждое утро, — он действительно из Верных и не хотел с нами плыть. В итоге это объяснение в какой-то степени удовлетворило Манвэ, и он не только не тронул Хэрендила, но и приказал своим прислужникам разместить его отдельно ото всех. Юноше предоставили одинокий, вросший в землю домик, однозначно не похожий на удобное и чистое жилище эльфов, а скорее на полуразвалившийся дом его недоброй памяти дядюшки Нолондила с инеем и плесенью на стенах. В домике было сыро и холодно, рам и стекол в окнах не было, из мебели там имелись лишь грубая деревянная кровать, стул и стол со стоящими на нем треснувшими глиняными чашкой и миской, но Хэрендил был рад и этому — более того, Король Мира позволил своему заложнику покидать жилище, но подходить к эльфийским поселениям ему было строжайше запрещено. Поначалу ему было очень тяжело привыкнуть к своему новому существованию. Обыденный мир рухнул, разлетелся в пыль, а на смену всему пришла пустота — огромная черная дыра, которая едва не поглотила его целиком, не оставив ничего, даже боли. Хэрендил попытался представить себе родной дом. За окнами чуть поодаль шумит огромное серое море, в саду цветут цветы, на огне закипает чайник, на столе лежат спицы и недовязанные перчатки, которые его невестка Фириэль вяжет своему мужу к зиме, а возле теплого очага, свернувшись клубком, спит довольный сытый кот. В этот момент он впервые не выдержал и заплакал от тоски и безысходности. Вскоре он, сам того не замечая, забылся тяжелым сном без сновидений и проснулся уже на рассвете, когда небо начало медленно сереть в пустом проеме окна, вернее, того, что должно было быть окном. Он подумал, что, несмотря ни на что, ему следует умыться, и пошел на берег моря. Приведя себя в порядок, он решил найти что-то, чем можно было бы заделать дыры вместо окон, иначе на сквозняке он может заполучить жестокую лихорадку. Поначалу ему не повезло, однако потом он наткнулся на две достаточно широкие доски, по всей видимости, оставшиеся на берегу от постройки кораблей — их вполне можно было использовать как импровизированные ставни. По утрам, когда Хэрендил просыпался и шел гулять по берегу, над морем поднимался туман. Темные изломанные контуры берегов растворялись в сизой дымке, и ему казалось, что в мире не существует больше ничего, кроме этого холодного моря с его мерно всплескивающей водой. В один из таких дней совсем рано, когда в облаках на востоке поднимался красный диск солнца, юношу кто-то окликнул. Он, уже успев привыкнуть к одиночеству, сначала испугался, но все же обернулся и увидел перед собой светловолосого эльфа. Так он познакомился с самим Арафинвэ, которому смог поведать свою печальную историю. От короля Нолдор Валинора он в очередной раз услышал подтверждение того, что попал и в самом деле в место куда более худшее, чем преисподняя из сказаний южан. Как-то раз в порыве откровенности он пожаловался эльфу, что больше всего на свете мечтает попасть домой и снова увидеться с родными. Арафинвэ смахнул непрошеную слезу. — Знаешь, я бы тоже отдал все на свете за то, чтобы снова увидеть своих близких. У меня же тоже семья на другом берегу, в Средиземье. Хотелось бы мне повидать брата, племянников, детей своих… Айканаро, Артанис — они же там живут, и дети их тоже. У меня давно взрослые внуки, которых я никогда в жизни не видел, — печально ответил он. Судя по всему, Арафинвэ тоже было не с кем поделиться своим горем, поэтому он стал часто приходить на берег в то время, когда мог встретить там Хэрендила, и порой они говорили о таком, о чем еще несколько лет назад младший сын Элендила боялся бы даже помыслить — например, об истинном лице, вернее, образине Манвэ. Хэрендил не знал о многом, что творилось в Благословенной земле, но заметил, что его новый товарищ по несчастью заметно прихрамывает. — Я никак не могу понять, — с недоумением сказал однажды Хэрендил, — Ведь у него есть все, власть над целым миром! Мог бы как-то и договориться с братом — А все на самом деле очень просто, — спокойно, словно речь шла о каких-то заурядных бытовых делах, пояснил Арафинвэ. — Манвэ пытается выставлять себя олицетворением добра, хотя с его стороны это выглядит очень странно после того, как он с откровенной жестокостью убил собственного родного брата. На самом же деле он очень завистливый, причем в душе он в какой-то мере осознает, что на фоне старшего брата и племянника смотрится откровенно жалко — оба они лучше его во всем, куда ни посмотри. То же самое касается и моего брата. Когда Наро создавал всякие интересные и красивые вещи, Манвэ каждый раз аж перекашивало, а мой брат по наивности любил делиться со всеми своей радостью творчества. Знаешь, я сейчас скажу тебе одну вещь по большому секрету: Мелькор моего отца не убивал. Это сделал Эонвэ по приказу своего папаши. Хэрендил хотел было что-то ответить эльфу, но от удивления язык ему не повиновался. — Тем самым он втянул окружающих в многовековую войну всех против всех. Неплохой способ избавиться от ненавистных родичей. Только вот поначалу он ожидал, что у него получится сделать все чужими руками, но тут он сильно ошибся. — Знаете, когда я еще жил с родителями в Нуменоре, к нам в город однажды заходил какой-то сумасшедший, который говорил много всякого странного, в том числе упоминал о том, что ваш брат Феанаро дружил с Мелькором… — Так оно и есть. Ну и сам понимаешь — если ты считаешь кого-либо своим другом, то зачем тебе убивать его родных? Тем более что первая жена Финвэ была вроде бы даже его ученицей. Наро тоже не дурак, наверняка поговорил с Мелькором по душам, сопоставил все события и выяснил, кто истинный убийца.