— Ты здесь?— голос дрогнул и раздался эхом.
— Да,— тихий бас отозвался ответом.
Вытягиваю руки вперед, стараясь прикоснуться. Горячие ладони накрывают их, и спустя мгновение ощущаю на пальцах легкие прикосновения его губ. Тело отзывается разрядами. Проглатываю ком, предательски скопившихся слез.
— Я так хочу…— глубокий вдох,— Увидеть тебя…
— Для этого нужно открыть глаза.
— Если я это сделаю, то не смогу…
Молчание, словно убийца с привычками садиста медленно убивало минуты. Касаюсь линии его скулы:
— А помнишь рождество?
Легкий кивок. Положительный ответ.
— Мы, наверное, выглядели глупо, считая минуты последнего дня, стоя в кигуруми на крыше.
— Не правда!— дрожь голоса выдает в нем волнение.
— Огни. Я никогда не видел столько огней. Они были словно маленькие звездочки. А сколько идей они мне принесли!
Рука коснулась моей талии.
Улыбаюсь, спуская ладони к его плечам. Тонкая вязка. Свитер в полоску.
— А в магазине говорил, что колется.
— Колется, Бэкки… Колется…
Слезы чертят дорожки по щекам.
— Потом лето. Помнишь?— стараюсь улыбаться, кажется, не особо выходит, но я не сдаюсь,— А какой был сахарный арбуз! Я злился, потому что ты не дал мне его разбить, а порезав на кусочки, разложил по тарелкам.
— Вот поэтому и не разрешил. Мой арбуз – мой способ…
Горячий лоб касается моего плеча. Теперь я полностью во власти парня. Зарываю пальцы в пряди его волос.
— А наш проигрыватель и пластинки? Помнишь?— легко касаюсь губами его шеи,— Мы до рассвета на веранде слушали их. И соседи не были против музыки. Странно… Сколько я выиграл? Десять? Нет. Двенадцать. Да, двенадцать ночей я выигрывал у тебя в слова. Помнишь?
— Помню, помню,— он сильнее сжимает объятия,— Бекки, я помню…
— А как мы познакомились?..
— Нет,— в голосе слышится горечь.
— И я,— зарываюсь носом в его шею,— просто так было нужно. Ты появился и стал частью всего, что важно для меня. Мне страшно, Чанель.
— Знаю.
Тело перестает слушаться. Безмолвно рыдаю, хватаясь за парня, словно за последний вдох. Усадив меня на стол, он покрывает мелкими поцелуями мое лицо.
— Это нормально, когда страшно,— он говорит спокойно, но уверенно, словно с ребенком.
— А когда больно?— по-детски, с любопытством.
— И даже если очень больно,— пальцем вытирает остатки слезы с уголков глаз,— запомни, если тебе больно, значит, ты жив.
Чанель делает шаг назад, оставляя меня одного. Замираю, боясь даже дышать.
Парень вкладывает горячую рукоятку мне в ладонь.
— Я…я не могу…— пытаюсь отпустить, но его руки, опережая, крепко зажимают мои,— Не смогу… Не хочу…
«Я не позволю вам отключить его!»
— Бэкки, послушай,— тембр голоса, словно околдовывая, не дает права ослушаться,— ты сильный. Запомни это, хорошо? Никогда не сдавайся. И улыбайся. Малыш, твоя улыбка стоит дорого. А теперь…
— Не смогу!— все тело дрожит, отказываясь верить в происходящее.
Резкий толчок вперед.
Громкий стон.
От неожиданности открываю глаза.
Чанель все с той же неизменной нежностью смотрит мне в глаза. Цвет его карих глаз все так же притягивает.
Чуть теряя равновесие, он упирается лбом в мой лоб.
— Мой Бэкки самый лучший.
Опускаю голову, но парень, дрожащими пальцами за подбородок, переводит мой взгляд на себя.
— Смотри только на Чанеля, хорошо? Смотри только на Чанеля,— он болезненно поморщился и растерянно улыбнулся,— мне не больно, честно…
Жидкость достигает моих рук, невольно заставляя посмотреть вниз. Разделочный нож, рукоятку которого я крепко сжимаю, пройдя сквозь свитер, окрасил его в бордово-красный цвет.
— Непослушный, Бэкки…
Каждое прикосновение поцелуя, словно раскаленная игла выводит имя парня на сердце черной краской.
Пепел, медленно разлетаясь, наполнял кухню, освещая легкими огоньками.
— Ты действительно мое маленькое пламя,— шепчу, стараясь успеть, пока он не исчез бесследно.
Он широко улыбнулся.
В голове картинкой вспыхивает воспоминание о первой встречи. Тут на кухне. Он просто улыбнулся, обернувшись от плиты, и предложил вафли на завтрак. Все легко и просто. Без лишних слов и вопросов.
— Ты обещал мне быть счастливым,— он в последний раз касается моих губ,— я люблю тебя…
Нож с грохотом падает на пол.
Крик боли отдается во всем теле, срывая голос.
Яркий свет в мгновенье ослепляет. Попытка пошевелиться ни к чему не приводит. Провода словно связывая, окутывают меня.
— Бэкхен! Бэкхен, ты меня слышишь?
— Медсестра, уберите родителей.
— Бэкхен,— мужчина наклонился ко мне,— постарайся не дергаться.
Едва киваю. Резкая боль обжигает. Горло наконец-то свободно.
— Ча…
Доктор, хмурясь, осматривает меня, проверяя фонариком реакцию зрачков.
— Ну, надо же…
Звук датчиков сообщал о норме моего состояния, предательски скрывая всю боль.
— Сынок!— отталкивая врача, женщина обнимает меня,— Боже… Полгода… Боже…
— Ча…
— Мама,— она смахивала слезы, тыльной стороной руки,— я мама. А ты Бэкхен. Мы уже думали… Думали…
— Госпожа Бён,— прервал её рыдания мужчина,— нам нужно обследовать его…
***
Семь месяцев назад:
Стук в дверь, заставляет доктора отложить бумаги и поправить очки.
— Да, входите.
Парень с легкостью толкнув дверь, заходит и садясь в кресло напротив, улыбаясь протягивает папку:
— Здравствуйте, меня зовут Бён Бэкхен и у меня опухоль мозга.
***
Писк датчиков заполнял операционную. Врачи профессионально выполняли свою работу. Стараюсь придумать, куда бы устремить свой взгляд, отвечая на вопросы.
— А вы знаете, что от операции зависит только семьдесят процентов успеха?— поинтересовался нейрохирург,— Остальные тридцать от самого пациента. Он сам должен победить эту болезнь… Ять!
В мгновение темнеет, словно я падаю куда-то в бездну.
Двигаюсь на ощупь, пытаясь сфокусировать взгляд. Пока не упираюсь во что-то теплое. Вскрикиваю, отпрыгивая, поняв, что это что-то живое.
— Привет, вафли будешь?
