Пламя

Этим вечером шел сильный дождь. Он барабанил по крыше, заполнял собой мостовые потоками воды, убегая в низины. Казалось, вода стремится очистить все беды, которые случались в Париже за последние несколько месяцев. Однако ничто не могло смыть горести, которым ещё предстояло наступить. Генрике чувствовал, что вскоре иллюзорное спокойствие в его жизни сломается, как карточный домик, очень уж некрепким оно было. Это произошло тем самым дождливым летним вечером. Он возвращался в свои покои достаточно поздно, после того, как провёл вечер со своими друзьями. Эти самые друзья его были известны всему городу. Чего только не говорили о них и плохого, и хорошего. Хотя первого было куда больше. Даже Екатерина считала компанию сына достаточно сомнительной. Конечно, люди в ней были дворянского происхождения, но их поведение у многих вызывало вопросы. Как бы то ни было, Анжу не было до этого никакого дела. По крайней мере, эти люди могли ни в чем не осуждать его и помочь ему расслабиться. Итак, войдя в свою спальню, он поспешил зажечь свечи. Слуги еще днем были отосланы, ему хотелось побыть одному. Поначалу все было спокойно. Пламя осветило комнату. Несмотря на то, что свет был не очень ярким, его было вполне достаточно, чтобы из темноты вырисовались бордовые драпировки на стенах, деревянные резные балки под потолком, каменный пол, устланный коврами. В эту минуту у покоев был какой-то особый таинственный вид. Внезапно послышался непонятный звук. Принц встрепенулся. Должно быть, показалось... Но звук повторился. Это говорило о том, что в комнате он не один. Но кто ещё здесь может быть в такой час? Сердце Генрике застучало, рука потянулась к кинжалу, висящему на поясе: – Кто здесь? – дрожащим голосом спросил он. Стоит ли говорить о том, что, неожиданное вторжение не могло не напугать. В ту же минуту герцог увидел, что из окружающей темноты проявляются очертания фигуры, с каждой секундой становясь всё различимее. Черное глухое платье, на лице вуаль. Это была женщина, больше похожая на призрак в своих одеждах и с этими же пугающими, медленными движениями. Она остановилась в нескольких шагах от него. – Кто вы? – еле слышно промолвил Генрике. – Не узнаешь? – ее голос был тихим, но знакомым. В тот же миг она откинула вуаль. Это была Мари. Сразу же бросились в глаза произошедшие с ней изменения. Лицо исхудало, кожа побледнела, став еще более прозрачной, глаза впали. Все еще правильные черты поражали своей ледяной, ужасающей красотой. Весь образ казался страшным видением. Но что она здесь делает? Первые секунды Генрике стоял не двигаясь, оторопев. Потом медленно начал осознавать, что как раз об этом и говорила Марго. Мари вернулась в Париж. А до этого она пыталась совершить самоубийство и потеряла ребенка. Их ребенка. – Зачем ты здесь? – наконец, приобретя возможность говорить, спросил он. – Просто хотела увидеть тебя, – тем же холодным, бесстрастным тоном ответила она, продолжая стоять, не шелохнувшись. Взгляд ее не выражал ничего. – Я слышал о том, что произошло, – медленно, с расстановкой промолвил принц. – Мне рассказали о ребенке и о том, что ты сделала. Не понимаю, как после всего этого ты посмела прийти сюда? Сначала герцогиня де Монпансье осознавала его слова, а потом вдруг расхохоталась, резко запрокинув голову. Смех ее был каким-то жутким. – Я посмела? – прошептала она. – Я совершила это и не должна была теперь приходить? – голос Мари повышался. – Мой ребенок мертв! – молодая женщина неожиданно сорвалась на крик. – Понимаешь? Он больше не родится! И это ты убил его! В глазах ее выразилось страдание. Там не было безумия, лишь безграничное отчаяние. Анжу испытал некое подобие страха. – Ты повредилась рассудком? – он постарался произнести это как можно спокойнее. – Убийца здесь ты. Тебе известно, что самоубийство карается вечными муками в аду? А уж убийство своего ребенка – это самый страшный грех, который можно совершить. – Это ты убийца... только ты! – начиная рыдать, повторяла она. – Если бы ты не растоптал, не бросил меня, не променял на другую, ничего бы не было! – Я даже не догадывался о том, что ты беременна! Твое первое преступление – это то, что ты не сказала мне! А второе – то, что ты сделала. Ты обязана была сказать, я имел право знать! Мария-Екатерина упала на пол, продолжая рыдать: – Ты настолько подлый, что смеешь говорить такие вещи несчастной матери, потерявшей ребенка?! Чтобы не видеть этих стенаний, герцог Анжуйский отвернулся. – Не я бросился с башни. Ты не потеряла его, а собственноручно убила. – Я ненавижу тебя!.. Я отомщу! – Замолчи. Сейчас я позову охрану и скажу им, что ты безумна, - он знал, что поступает с ней жестоко, но его омерзение к этой женщине дошло до предела и сейчас ему просто хотелось уничтожить ее. – Делай, что пожелаешь! Но нести этот крест всю жизнь - только тебе! Генрике не выдержал. Бросившись к Мари, он схватил ее за шею и крепко сжал. Она пронзительно закричала, пытаясь вырваться. – Убирайся! И не смей больше никогда показываться мне на глаза, – прошипел он. Сестра Гиза начала задыхаться. Тогда принц ее отпустил. Кашляя, она откатилась в сторону. Ей понадобилось какое-то время, чтобы подняться. Только сейчас стало заметно, что одно плечо у нее выше другого. Видимо, последствия травмы. – Я уйду, – неожиданно твердо промолвила Мария-Екатерина, направляясь к выходу. – Но ты, Генрих де Валуа, поплатишься. Я своим умершим ребенком клянусь, что не успокоюсь, пока последняя капля твоей крови не вытечет, принося тебе страшные муки. Всю жизнь я буду добиваться мести, чтобы однажды увидеть, как ты корчишься на полу в предсмертных судорогах! Будь ты проклят, Генрике, будь ты проклят! – с этими словами она плюнула в его сторону. – Грозись чем хочешь! Я не боюсь. Все равно этого ребенка убила ты! – прокричал Анжу ей вслед. И хотя Мари поставила себе целью страшную месть ему, в душе она все равно уносила невыносимое чувство вины, понимая, что убила дитя своими собственными руками. Покидая Лувр и Париж, чтобы не увидеть их еще много лет, герцогиня оставляла здесь время, когда была счастлива и страдала. Оставался при ней лишь этот груз, висящий на душе... Никогда, никаким мщением ей не смыть со своих рук невинную кровь. Когда она ушла Генрике устало упал на пол и в бессилии издал протяжный громкий стон. Ему казалось, что он просто спал и видел ночной кошмар. *** Просьбы Марго всегда беспрекословно исполнялись. Ее обожали все без исключения, поэтому малейшее желание девушки тотчас воспринималось, как закон. Все, кто бы то ни было, братья, родственники, придворные, чужие люди – из кожи вон были готовы лезть, чтобы угодить ей. И когда, достигнув относительно взрослого возраста, принцесса обратилась к Карлу с просьбой сохранить их детскую в нетронутом виде, стоит ли говорить о том, что он сразу же согласился. Она любила эту комнату, ей были дороги воспоминания. Нередко Валуа приходила сюда, могла провести здесь несколько часов кряду. Уютная детская всегда была для нее своеобразным приютом, где можно было укрыться от всех проблем, вспомнить счастливое детство. Несмотря на сложное положение королевства в то время, она была очень счастлива. Младшая дочь в семье, всеми любимая. Отец, пока был жив, души в ней не чаял. Любил ее больше всех остальных детей и Франции вместе взятых. Мать тоже, когда она была маленькой, побольше жаловала ее своим вниманием. Хотя материнской нежности и тогда немного не хватало. А уж братья обожали ее настолько, насколько это вообще было возможно. Так что маленькая принцесса была очень счастлива и сейчас часто вспоминала те времена. Вот и в этот день Марго решила отправиться в детскую и провести время там. Комната встретила ее безмятежностью, светом, лучами солнца, пробивающимися через светлые шторы. Игрушки стояли так же, как и много лет назад. В углу располагались домики и куклы девушки. Втайне ото всех, она до сих пор иногда в них играла. Она опустилась прямо на пол и взяла в руки большую красивую куклу с черными волосами и фарфоровой белой кожей. Её отец подарил, когда ей исполнилось четыре. Тогда он сказал, что она очень похожа на Маргариту. Так они ее и назвали. Погладив любимицу по волосам, принцесса улыбнулась, вновь погружаясь в воспоминания. Потом она осторожно взяла в руки музыкальную шкатулку. Удивительно, что она до сих пор работала. Открыв крышку, украшенную россыпью драгоценных камней, Валуа услышала такую родную и знакомую мелодию. Тихо она начала подпевать. Эту песню пела ей мать, когда Марго была совсем младенцем, мотив так крепко засел в памяти, что музыку и слова она всегда помнила наизусть. Хрустальный, нежный звук переливался, превращая всё вокруг в сказку, возвращение в прошлое. И вдруг, идиллию нарушил посторонний звук открываемой двери и тихих шагов. Это был Генрих. – Я знал, что найду тебя здесь, – промолвил он опускаясь рядом. Она сразу пристроила голову у него на плече. – Правда? Как ты догадался? – Давно заметил, что ты любишь ходить сюда. – Вот как! Будто следишь за мной, – улыбнулась принцесса. – Правда красиво? – шкатулка вновь заиграла. Гиз тотчас рывком поднялся на ноги и потянул за собой девушку, увлекая ее в танец. Оба беззаботно рассмеялись. Кружась с ним по комнате, она вновь испытывала такой же детский восторг, как и много лет назад. Ей казалось, что и сейчас она такая же малышка, все прошедшие с тех пор годы – лишь сон. Отец не умирал, мать не предавала ее, старший брат не избивал, страна не отдавала чужаку. И снова хотелось только смеяться и радоваться жизни. – А знаешь, я когда была маленькой, отец тоже постоянно кружился со мной, поднимая высоко-высоко! – восторженно восклицала она. – Я помню тебя в том возрасте, – в ответ хохотал он. – Мы с герцогом Анжуйским в то время были лучшими друзьями, я видел тебя постоянно. Ты всегда была в окружении братьев или кого-то ещё. – Не помню, чтобы мы с тобой вместе играли. – А мы и не играли. Меня не хотели подпускать. Честно тебе скажу, – Генрих с заговорческим видом наклонился поближе к ее уху, – я был влюблен в тебя, когда мне было лет восемь. Ее глаза округлились от удивления. – Влюблен?! Единственное, что я о тебе помню, так это то, что ты дергал меня за волосы... Да-да! Сейчас я начинаю вспоминать, что действительно видела тебя. И ты казался мне противным мальчишкой! – Ах так?! – он притворно насупился. – Это твои братья не хотели, чтобы я с тобой разговаривал. А мне хоть чем-то хотелось привлечь твое внимание. Помнишь, как мы устраивали рыцарские турниры? – О да! Мне вспоминается, как сражались ты, Анри Наваррский и Генрике... – А боролись мы за награду от прекрасной дамы. То есть, тебя! – закончил за нее герцог. – А помнишь, как ты меня поцеловала? Маргарита резко остановилась. – Что?! Нет, такого не могло быть! Я же говорю, что видела тебя очень мало. Да и об этом вспомнила только сейчас. С чего бы мне тебя целовать? Я бы запомнила такое! – Это был турнир, – пояснил молодой человек. – Обычно на них выигрывал Анжу. Тогда ты дарила ему платок и потом еще важно прогуливалась с ним под руку. А однажды мы решили сражаться за поцелуй прекрасной принцессы. И именно тогда выиграл я. Ты сначала наотрез отказывалась, а потом тебе все-таки пришлось меня поцеловать, после чего ты в смущении убежала. Потом еще твой брат неделю со мной не разговаривал. – Надо же! Совсем не помню, – изумилась она. – Еще ты тогда секретничала по углам с наваррцем, на что злились и я, и твои братья. Помню, как мы ему задавали! – Бедный Анри, – вновь рассмеялась Валуа. – Вот что я точно помню, так это то, что мы с ним всего лишь обсуждали литературу. – Литературу? – Нам тогда очень нравилась повесть о Тристане и Изольде. Вот мы и вели исключительно интеллектуальные беседы. – Серьёзно?! А мы там такого напридумывали! – С мальчишками всегда так, – она закатила глаза, и их обоих сразил новый приступ хохота. Наконец, остановившись, Марго вдруг погрустнела. – А ведь с тех пор ничего не изменилось, только масштабы. Вы опять продолжаете свои игры. А я, как всегда, в них приз. – Перестань! – горячо возразил Генрих. – Сейчас ты моя и только моя. Принцесса обняла его, прикрывая глаза. – Как же я скучала по тебе... До сих пор поверить не могу, что ты здесь! Казалось, еще чуть-чуть и сойду с ума... Один раз я даже приняла Генрике за тебя. Представляешь, как глупо? – В смысле? – поначалу ее фраза показалась ему не особо важной, но потом он вдруг удивился ей. – Долгая история, – отмахнулась она. – И все-таки. Я не понимаю. Маргарита уже догадалась, что, возможно, об этом случае упоминать не стоило. Веселый настрой тотчас испарился. По ее лицу, на котором обычно все читалось, Генрих сразу же понял, что произошло какое-то событие. А до принцессы дошло, что, пожалуй, он может все немного неправильно понять. Ей вдруг стало отчего-то стыдно. – Нет-нет, – хотела было уйти от опасной темы она, – пустое. Всего лишь глупый конфуз. – Он обидел тебя? – не перестал допытываться Гиз. – Что ты! Напротив, в твое отсутствие мы очень сдружились. – С чего бы это? Ты его никогда не интересовала, за исключением времени, когда мы были детьми. – А сейчас Генрике меня очень поддержал. Не знаю почему, но разве это важно? Молодой человек знал Анжу, ненавидел его, винил во многих бедах. Мари сегодня рано утром уехала из Парижа вновь, уже насовсем. Что-то им обоим подсказывало, что она больше не вернется. Прощание вышло сумбурным, она толком не объяснила причины такого поспешного отъезда. Но он примерно догадывался, в чем дело. Наверняка она виделась с Анжу... И сейчас услышав слова Марго, Генрих почувствовал, как в душу закрадываются смутные подозрения. С чего бы ему вдруг о ней заботиться? – Давай присядем. Ты должна мне все рассказать. Маргарита поспешно опустилась за ним на подушки, которыми был устлан пол возле стены. – Я не понимаю, зачем тебе все это нужно? Что было – то прошло. Я не хочу вспоминать это плохое для меня время. – Прости, что вынуждаю вновь все это переживать. Но, поверь, я не сделал бы этого без веской причины, мне правда очень нужно знать. Принцесса действительно не понимала его просьбы, но пришлось все рассказать. Она подробно описала эти полгода, приезд Жанны, ее смерть, поддержку брата. Единственное оставалось не озвученным. – Так о чем же ты говорила, когда упомянула о каком-то случае, когда ты перепутала его и меня? – дослушав ее рассказ, вновь поинтересовался Гиз. – Господи, да поверь мне! Ничего важного. Всего лишь случайный поцелуй спросонья, ошибка. – Поцелуй?! – лицо герцога надо было видеть. – Что, прости? – Я спала и думала, что рядом ты. С закрытыми глазами потянулась поцеловать... Никто ничего такого делать не собирался! Говорю же, случайность. – А что он делал рядом с тобой, когда ты спала?! – продолжал поражаться он. – Да как ты можешь думать, что... – Я ничего не думаю, – холодно возразил Генрих. – Хочу знать лишь факты. Его тон испугал ее. Конечно, ей был известен его характер, но тут речь шла о ее брате. Здесь-то что могло его возмутить? – Мне было плохо, у меня была истерика. Он меня успокаивал, мы вместе заснули... Конечно же, ничего такого там не было! Не закатывай, пожалуйста, опять сцен ревности. В данной ситуации это глупо. В конце концов, Генрике мой брат. Здесь нет поводов ни для чего. А моя дружба с ним – это уже мое дело. Лотарингец резко схватил ее за плечи, смотря в упор: – Ты уверена, что для него все так же? – В смысле? – Откуда тебе знать, что для него этот поцелуй ничего не значил? – Он мой брат! – И что это меняет? - сухо спросил Генрих. – Почему ты во всем видишь что-то плохое, ложь и извращенность?! – Потому, что ты сама не способна видеть это. А ведь кто-то из нас должен. Я с этим всем сталкиваюсь всю жизнь, поэтому гораздо опытнее тебя в подобных проявлениях. Сейчас ты хочешь верить ему, думаешь, что вас связывает только дружба и родственная любовь. Однако мне известно, что этот человек коварен! Из-за него чуть не лишилась жизни моя сестра, а некогда и я сам. Вспомни сколько он лгал и предавал! Ты не станешь исключением, если ему понадобится тобой пожертвовать ради своих интересов! Принцесса нахмурилась. Генрих говорил так горячо, в глазах его плескалась ненависть. – А ты? – тихо спросила она. – Ты... тоже многое делал когда-то. Но ведь сам же хочешь прощения. Почему же Генрике его не достоин? – Мы говорим не в общем и целом, а конкретно об этой ситуации. Я вижу в ней угрозу для тебя. – Какая здесь может быть угроза?! – вскричала девушка, в глазах ее уже собирались слезы. Опять начинались эти проклятые подозрения, конфликты, тайны. Ее тонкие пальцы сжимали платье, она пыталась не заплакать. Только-только казалось, что все кончилось, и вот опять. – Марго, ну не будь таким ребенком! – вздохнул молодой человек. – Ты такая наивная... Пойми же, ты уже не девчонка, а взрослая и прекрасная женщина. Ты – живое искушение для любого мужчины. И неизвестно, что тогда почувствовал твой брат. Если он чего-то захотел, родственные связи его не остановят! Понимаешь... Как же тебе объяснить... У мужчин есть инстинкты, которые они не всегда могут побороть. Природа бывает жестока к человеку. К тому же, герцог Анжуйский не отличается высокой нравственностью и избытком принципов. Я ничего не утверждаю, но предупреждаю, что он может быть способен на все. И тебе следует опасаться. Тем не менее я вижу, что сама ты не можешь это принять. Что ж, тогда я самолично не буду его к тебе подпускать. И даже не спорь со мной! Ты не знаешь, с чем имеешь дело. И ты должна в этом послушать меня. Голос его был так грозен, что она не рискнула спорить. Как всегда Гиз приказывал. Конечно, он был нежен, обожал ее, готов был на все, что она попросит. Но когда дело касалось его решений, герцог не давал ей возможности ослушаться, выбрать самой. Сейчас девушка вдруг поняла, что всегда от кого-то зависит. Либо от своей семьи, либо от него. Как обычно, она покорно склонила голову и пообещала ему, что сделает все, как он сказал. Когда Генрих ушел, принцесса вновь взяла в руки свою любимую куклу. – Вот так всегда, – с горечью промолвила она, смотря игрушке в лицо. – Они используют меня, как хотят. И каждый раз, как и в детстве, я чувствую себя призом в чужой игре. Сейчас у нее оставался выбор из двух вариантов неволи – любимый или семья. И теперь она действительно не знала, что должна выбрать. Казалось бы, его возвращение должно было внести в жизнь прежнее счастье, но ничего как раньше уже не могло быть. Теперь все стало куда сложнее. С одной стороны был долг, а с другой – любовь. И в обоих случаях все должно было кончиться несвободой. В конце концов, выбора у всего лишь слабой женщины не так уж и много.