Не в своей реальности.

Единственный выходной прошел слишком быстро или из-за того, что они волновались за Джина, который твердил, что ему нужно, чтобы его кто-нибудь жестоко поимел, или же из-за того, что теперь они в полной заднице, и как оттуда выбраться никто понятия не имел. И кто был больше удивлён даже понятно не было, потому что все прибывали в огромном ахуе. И как же хотелось, чтобы все это просто оказалось одним ужасным сном, после которого они проснутся такими же натуралами, у которых встаёт на баб. Но как говорится: хер вам. На всеобщее удивление, менеджер отреагировал на их рассказ уж больно нормально, лишь сказал: — Раз у Джина началась течка, то ему придётся остаться дома, а вы все на репетицию. У вас скоро тур начнётся, а вы лентяйничаете. И они просто ушли в агентство, оставляя течного Джина одного. И всем как-то похеру и на мороз, и что у одного Джуна так бешено стоит на старшего. Менеджер попросил всем идти и загружаться в машину, а сам заглянул в комнату к омеге. Ванилью провонялась вся комната. — Джин, ты забыл выпить таблетки? Раньше тебе всегда удавалось скрывать, что ты омега, но теперь ребята знают, кто ты. Надо быть аккуратнее, — улыбнулся он, ставя на тумбу бутылку с водой. — В смысле? — не понял Джин. — В договоре написано, что между участниками группы не должны происходить любовные связи. И если ты забыл, то все вы скрываете кто есть кто, хоть это и сложновато на самом деле. Удивительно, что ещё никто не раскололся, ну теперь, конечно, кроме тебя и Намджуна, видимо, — мужчина тяжело вздохнул, понимая во что все это может вылиться. — А что с ним не так? — Да так. А ты отдыхай и набирайся сил, тебе потом ещё нагонять упущенное. Менеджер махнул рукой и скрылся за дверью. Все кажется ещё ужасней, чем на самом деле. Как-то было неловко на кого-то смотреть и вообще разговаривать. У кого-то в мыслях пирожки небесные, а у кого-то чужая, но такая сасная задница. И страшно смотреть в сторону этой самой задницы, потому что «бля, это не прикольно, когда стоит на парня». Менеджер, который со стороны прекрасно видел всю эту картину целиком, решил вмешаться в происходящее. — Я понимаю, что это немного неожиданно, узнать, что Сокджин — омега, но будьте благоразумными и не думайте ничего плохого, он просто продолжит принимать таблетки, и все встанет на свои места. И да, другие омеги не забывайте принимать подавители, чтобы такого не произошло. — В смысле? У нас не одна омега? — удивленно спросил Хосок, надеясь все-таки на то, что на своего одногруппника ему дрочить не придется посреди ночи. — Не знаю, не знаю, — весело пожал тот плечами и смылся быстренько, пока до остальных доходила информация. И не то чтобы все боялись того, что происходит с Джином уже четвёртый день, но пилюли, которые покупал тогда Чонгук, куда-то быстро исчезли. И никто не признаётся, кто именно их пьёт. И мелкого вновь отправили в аптеку. — Я уверен, что я альфа, — заявляет Юнги, валяясь на диване. Намджун тихо усмехается, как бы напоминая про то, что он вот точно альфа самец. — С чего такая уверенность? — Потому что хер я кому свою задницу подставлю, но вот вставить смогу без проблем. Собственно, какая разница кому? В любом случае, это просто секс. Для кого-то эти слова покажутся очень обидными, потому что в его голове он уже представлял взаимную любовь между ним и Юнги, но после услышанного решил, что для хена он будет просто игрушкой для секса. — Это жестоко, хен, — отозвался Техен. Ему не захочется, чтобы им вот так вот пользовались. — Не вижу здесь ничего жестокого, — так же спокойно отвечает он. Чимин вдруг подскакивает, бросает злой взгляд на Юнги и уходит к себе в комнату. — Что это с ним? — Хосок обеспокоенно смотрит на захлопнувшуюся дверь младшего, будто она сможет ему ответить на вопрос. Но ни дверь, ни парни ничего ему не отвечают. Ещё через день Джин плетется на кухню с заявлением, что его дети голодные, и никто их бедненьких не кормит. Больше всего он волновался за Чонгука, считая его маленьким ребёнком, который не сможет за себя постоять. Все обеспокоенно наблюдают за старшим, следя, чтобы не свалился без сознания на пол, всякими способами помогая ему в готовке. — Юнги, ты как обычно ничем не помогаешь, — говорит Джин, скидывая его ноги с подушек и усаживаясь рядом. — То, что ты теперь у нас слабый пол, ещё не означает, что ты не мужик. — Ой, посмотрите-ка, самец заговорил. Я его значит кормлю, а он хамит. — Теперь это твоя святая обязанность, кормить такого самца, как я. — Ты ещё скажи, что теперь в мои обязанности и подставлять тебе задницу входит. — Нет, знаешь ли, ты мне не вставляешь. Лучше Мону предложи, вот он точно не откажется. — Иди ты знаешь куда, Мин Юнги? — И куда же? — Вали мусор выносить, — старший собирается пойти на кухню, чтобы посмотреть, как ребятня сумела почистить оставленные им овощи, и вдруг поворачивается. — И только попробуй соблазнить моего ребёнка, я тебе сразу яйца отрежу. Вижу я, как ты на него смотришь и даже не отрицай. — В ком-то проснулся материнский инстинкт? Своего родишь и будешь также заботиться. — Не умничай, дедок, сомневаюсь, что он захочет тебе дать. Так что скажи пока-пока своим пошлым мыслишкам. Юнги матерится, но все-таки идёт выбрасывать мусор, кушать то хочется, а просто так Джин его не покормит. Так к тому же за ним теперь следить будут, чтобы он не дай бог детинушку тронул. Джун ходит слишком далеко от старшего, шарахаясь от него как от огня, и порой во время отступления роняет что-то на пол. Странно, что он ещё жив остался, с его то способностями все крушить. Но Джин почему-то ничего не замечает и ведёт обычный образ жизни. К его запаху ванили привыкли уже все, кроме Намджуна, у которого голову просто выносило от этого. Но он как настоящий мужик терпит и не течёт при одном взгляде на Джина. Но кажется, что скоро сорвется и поимеет того прямо на глазах у остальных. А психика младших просто не сможет этого выдержать. *** — Блять, блять, блять, — шепотом пыхтит Чонгук, не зная, как лучше поступить. Ему жутко неудобно и хочется нахрен провалится, потому что, сука, течка. У него блять гребанная течка. Он ставил сто баксов на то, что он альфа. Но кажется, судьба решила сыграть с ним злую шутку. И теперь он кривится от неприятных ощущений в ванной в два часа ночи. Сам он не чувствует, но от него приятно пахнет медом. Сладко и приторно, незабываемо и прекрасно одновременно. Его душит собственное желание застонать от неизбежного сплошного дерьма, что навалилось на него так неожиданно. Куда кричать, чтобы ему помогли, но в тоже время и не заметили. Ему кажется, что дышит он слишком громко и, кажется, что его вот-вот раскусят. И как ни странно, Гук даже очень прав, потому что на той стороне двери его слышит хен, глотая вязкую слюну. Он тихо стучит костяшками пальцев по двери и тихо шепчет: — Гукки? — а тот дергается от тихого шепота. Старший давит на дверную ручку и открывает дверь. Перед ним, поджав ноги, сидит Чонгук, и смотрит на него молящим взглядом - помочь ему хоть чем-нибудь. — Юнги, помоги мне, — он тянет к старшему руки, а у Юнги, кажется, медом лёгкие залились. Он наклоняется за младшим, берет на руки, кривясь, потому что далеко не пушинка. В его руках чужое тело содрогается, и не хочется его отпускать куда-то от себя даже на сантиметр. Юнги шагает тихо, стараясь не задевать вазы и книги и не разбудить остальных. А сам незаметно мажет по виску Гука губами. — Джин, у нас небольшие проблемы, — Юнги пихает ногой старшего, так же держа крупную тушу на руках. Джин включает настольную лампу и удивленно таращится на ночных гостей. Потом чувствует мед почему-то с примесью мяты. Необычное сочетание. Потом видит своего ребёнка в чужих руках и вскакивает. — Гукки, что болит? Божечки, клади его на мою кровать, сейчас я принесу ему таблетки, — и тихо убежал. Тем временем Юнги уложил Чонгука на кровать и хотел было уйти, как его схватили за домашние шорты, и тихая просьба: — Останься. Джин прибегает с таблетками и бутылкой воды, сует все младшему и выпроваживает Юнги за дверь. — Не говори никому, хорошо? — просит он, ныряя в комнату раньше, чем услышал ответ. Джину хорошо удаётся скрыть от всех, что происходит с Чонгуком уже четвёртый день. Хотя некоторые личности уже догадываются, когда остальные совсем и не подозревают, заботясь лишь о своих проблемах. Юнги смотрит на Джина с немым вопросом, как там Гук. И тот многозначительно кивает, мол, нормально — выживет. Но кто-то смотрит на Юнги озадаченным взглядом и долго думает над тем, что видел четыре дня назад ночью. Техен очень хочет узнать, какая роль досталась ему. Но почему-то ничего не происходит, и он ужасно грустит из-за этого, успокаиваемый Джином. Тэ часто просит кого-нибудь понюхать его, но никто ничего не чувствует, как на зло ему. И ему кажется, он понял, что не совсем как все. Как-то подошёл хену-менеджеру и тихонько спросил, не бета ли он. Менеджер незаметно кивнул, потому что сам такой и понимает, каково это жить таким, не как все. Техен так много читал про этот мир самых разных историй, где все встречали свою истинную пару, и жили долго и счастливо, но реальность далеко не была выдумкой какого-нибудь писателя. Ему хотелось побыть на месте главных героев и познать то чувство, когда чувствуешь истинного по одному лишь манящему запаху. Ему казалось, что это подарок свыше - оказаться в другой реальности, но в то же время и оказалось проклятьем — не иметь свою пару и всегда оставаться одному. Техен прекрасно понимал, что таких как он целая куча, что и у таких бывает счастье, но считал это все не тем. Хотелось другого. Хотелось другому. Хосок же, кажется, совсем чувствовал себя в своей тарелке, будто всю жизнь жил именно такой судьбой. Его обоняние резко становится лучше, чем обычно, и он чувствует, как от Джина пахнет ванилью, от Намджуна кофе, от Юнги мятой, от Чонгука медом, а вот Чимин и Техен пахнут просто собой. И он делает для себя выводы, кто есть кто. Чимин же просто пьёт подавители и ревнует хена, чувствуя всем своим нутром чувства другого, как свои собственные. У него сложилось такое чувство, что у них сердце одно на двоих и лёгкие тоже, только жаль мысли не сходятся. Потому что у одного мысли о другом. И это бесит, но Чимин понимает, что не имеет на это право и просто бушует внутри, накрывая это своей безразличной наигранной улыбкой, которую, кажется, замечает только один человек. Иногда Чимину хочется открыть широко окно, втянуть чистый (грязный) воздух и шагнуть по ветру в пустоту. Лишь только потому, что ломается внутри. Медленно, словно бомба замедленного действия. — Слушай, я вижу, что с тобой творится какая-то хрень, — Хосок говорит тихо, чтобы никто в соседней комнате не услышал. — Тебе кажется, хен, — та же фальшивая улыбка на дрогнувших губах. Но Хосоку уже давно не кажется, и он обнимает, позволяя обмякнуть в руках и наконец-то расслабиться. Острый нюх чует зелёный чай, как и в первый день в этом новом для них мире. И понимает, что его море не подходит для чая. Слишком глубока вероятность, что чай и вовсе растворится в море и не появится вновь. Чонгук наконец выходит после шести дней из четырёх стен и понимает, что с остальными точно что-то не так. И ощущение, что тебя не было тут год, если не больше, потому что он не узнает прежних своих одногруппников и втайне ото всех просит менеджера дать им месяц отпуска от всех концертов и эфиров. Пришлось тур отложить ещё на один месяц. Но ежедневные тренировки никто не отменял, поэтому все неохотно, но шевелятся. А потом приходят домой уставшие, опять падают кто куда успел, опять Юнги просит принести ему воды, и опять Гук подрывается с места. И кажется, что они сейчас опять поужинают в полной тишине, заснут, а потом опять проснутся в своём настоящем мире, где они все такие же натуралы, может быть иногда с гейскими замашками, но только лишь по старой дружбе. И ужин впрямь проходит в тишине, словно предсказания вот-вот должны будут сбыться. Но утро не приносит хороших вестей, и они все так же остаются не в своей реальности со своими проблемами.