GoloЛёд

      Винсент всегда старался скрыть свои истинные эмоции. Не потому, что ему так хотелось, нет. Все дело в том, что с самой юности он уяснил для себя четко и ясно: выдавать людям нужно только то, что будет выгодно. То, что позволит тебе встретить рассвет нового дня, а не удивленно выдохнуть, словив пулю в лоб. И это простое правило подарило Нильсену возможность встречать рассветы на протяжении уже двадцати семи лет. Но все стало меняться так стремительно, что голова начинала кружиться, и теперь Винсент совсем не был уверен в своей способности маскировать свои чувства, выдавая только необходимые. Кристоф умудрился за считанные дни превратить его жизнь в какую-то вакханалию, смог довести Винсента-Виктора практически до бешенства и заставить его снова увидеть кровь на своих руках. И пускай Юрий настоял на том, что Джакометти должен жить до определенного момента, сил терпеть даже саму мысль о том, что этот урод продолжает дышать, у Никифорова не оставалось. Он должен, просто обязан убить того, кто отравил его существование одним своим появлением. — Вот и всё… — прошептал Виктор, остановившись на секунду перед дверью квартиры, в которой жила Мила. — Наконец-то я буду действительно свободен…       Действовать нужно было быстро. В любой момент Бабичева могла проколоться о том, откуда взялись раненный азиат и подросток. И тогда сюда непременно нагрянут полицейские, а второй раз быть схваченным никак нельзя. К тому же, представители закона могли приехать сюда и в связи с фальшивым похищением. Любая минута могла стать решающей. Нужно покончить с Джакометти и быстро избавиться от двух тел, чтобы у Милы и Юрия было как можно меньше проблем. Он задолжал этим двоим очень сильно. И остатки совести не позволяли Винсенту поступить по-скотски, оставив в этой квартире два трупа.       Как странно: едва он коснулся двери, как она приоткрылась. Отчего так, ведь, несмотря на суматоху, они заперли дверь, убегая отсюда? Плохой знак, очень плохой знак…       Расстегнув манжету рубашки, Нильсен спустил ее ниже, закрывая ею ладонь, и осторожно коснулся дверной ручки, потянув на себя. С едва слышным скрипом дверь открылась шире, и Винсент шагнул в квартиру, оглядываясь и почти принюхиваясь, словно настороженный зверь, почуявший охотника. Пока что все тихо, и дверь в комнату Милы по-прежнему закрыта. Ничто, кроме приоткрытой двери не говорило о том, что здесь кто-то был после того, как Юри, Юрий, Виктор и Мила спешно покинули помещение. Но Винсент знал не понаслышке, как обманчива бывает тишина и кажущаяся нетронутость. Возможно ли, что Кристофу удалось бежать? — Как знать, этот прохвост всегда отличался изворотливостью и умением выпутываться из самых, казалось бы, тупиковых ситуаций.       Оружия при себе у Никифорова не было. Когда он связал Кристофа и бросил его в шкаф, в голове крутились только мысли о том, как спасти раненных. И все, на что тогда хватило его — это запереть чертову дверь. И сейчас Виктор сильно жалел о том, что не прихватил тогда пистолет или хотя бы как минимум не вытащил из него все патроны. Дьявол! Что же делать? Все, что остается — это пробраться на кухню и хотя бы взять оттуда нож. Какое-никакое, а все-таки оружие, хоть против пистолета — жалкий кусок стали. Почти ненавидя себя за такую осторожность, граничащую с трусостью, Винсент неслышно ухватился за ручку двери, ведущей в комнату Милы. Боже, эта тишина просто угнетает, давит, превращает в пыль! Он повернул ручку, с легким щелчком замок открылся, и, наконец, Нильсен смог войти в комнату. И в ту же секунду к его виску приставили холодное дуло. — Брось нож, — сказал ровный, четкий и спокойный, но незнакомый голос.       Виктор скосил глаза налево и увидел высокого кареглазого брюнета в безупречно чистом костюме, с аккуратно завязанным галстуком. Этот мужчина — нет, парень — кажется, был очень молод, но его лицо было столь серьезно, что волей-неволей внушало некоторые опасения. И как весомый аргумент в данном случае выступал пистолет в его руке.       Быстро окинув взглядом помещение, Никифоров заметил, наконец, того, за кем явился сюда изначально. Кристоф был все также связан. Судя по кровоподтеку над его бровью, которого не было, когда Виктор с остальными уходил, Джакометти отхватил и от незнакомца. Он по-прежнему был связан, что-то неразборчиво мычал, поскольку рот его также был завязан и с одинаковой ненавистью смотрел на двоих присутствующих в комнате мужчин. — Хм, — Никифоров слабо улыбнулся, — не знаю, кто ты такой, но за то, что не развязал этого клоуна спасибо.       Благодарность незнакомец проигнорировал. — Брось. Нож, — все также спокойно отчеканил он. — Я говорю в последний раз.       Мда. Положение невыгодное. Придется подчиниться. С громким звоном столовый прибор упал на пол. — Кто ты такой? — последовал новый вопрос.       Интересный поворот. Это воплощение спокойствия не знает его. Выходит, он пришел сюда за Крисом? Но кто его прислал? — Сложно сказать, — повел плечом Виктор. — Многие мудрые люди говорили, что мы лишь пыль во Вселенной. Незаметная, мимолетная…       Шаги в коридоре. И, кажется, сюда идет не один гость. Так и есть — в дверях возникло еще двое: оба темноволосые, среднего роста. У того, что был впереди, хитрые синие глаза и идиотская ухмылка. У того, что чуть позади, лицо серьезное, почти как каменное. Виктор еле сдержал усмешку: прическа сопровождающего этого «чеширского кота» больше походила на перевернутый утюг. — Надо же, а ведь и впрямь хороша наживка! — хохотнул синеглазый. — Ты был прав, Бек, Нильсен и в самом деле размяк…       Что это значит? Виктор нахмурился и требовательно смотрел на нагловатого незнакомца. — Опусти пистолет, что мы как варвары, в самом деле. К тому же, куда он теперь денется?       И едва Никифоров успел задаться мысленно новым вопросом, как из прихожей послышался забористый русский мат, потом какие-то звуки, свидетельствующие, похоже, об активном сопротивлении, и вскоре в поле зрения ошарашенного Виктора возник знакомый до боли проблемный подросток, которого, заведя руки ему за спину, буквально втолкнул в коридор еще один незнакомый Винсенту шатен с крайне недовольным лицом. — Отъебись от меня, сука! — рявкнул Юрий, пытаясь пнуть державшего его парня. Получилось слабо, и тот лишь поморщился от неприятных ощущений в ноге, по которой Плисецкий заехал. Вскинувшись, Юрий встретился глазами с Виктором и, как по щелчку, замолчал. — Правильное решение, — одобрительно кивнул синеглазый. — Излишний шум нам ни к чему.       Царственной походкой он прошел в глубь комнаты, не забыв прихватить лежавший на полу нож. Брезгливо пару раз шаркнув ладонью по дивану, он уселся на него, забросив ногу на ногу, не обращая ни малейшего внимания на задергавшегося в углу Кристофа, и уставился на Никифорова. — Итак, ты — тот самый Винсент, я полагаю? Во всяком случае, по внешнему описанию вполне подходишь… — Почему я должен отвечать на какие-то вопросы, если ты даже не соизволил представиться? — парировал Виктор.       Юрий, судя по удивлению на его лице, явно не ожидал такого обмена любезностями и зашипел на державшего его, вновь попытавшись вырваться. Кареглазый, встретивший Никифорова, только зыркнул на него и красноречиво положил ладонь на кобуру. — Ах, да, — снова нелепо рассмеялся незнакомец. — Как же это грубо с моей стороны. Позволь представиться — Жан Жак Леруа. Сын того самого Алана Леруа, которого ты и твой… — он покосился на Джакометти, как на кучу мусора. — с позволения сказать, тогдашний напарник, умудрились кинуть.       Ага. Кажется, ситуация проясняется. — И ты прибежал отомстить за папочку? — фыркнул Нильсен. — Долго же вы собирались. — Бек! — резко выплюнул Леруа, и снова дуло оказалось у виска Виктора. — Тебе лучше закрыть рот, — все тем же спокойным тоном посоветовал кареглазый. — Лишние фразы могут иметь плачевные последствия. — И он чертовски прав, — развел руками Леруа. — Свой поганый рот тебе лучше закрыть. Особенно когда я говорю. Это ясно?       На этот вопрос Никифоров не счел нужным отвечать, он лишь переводил взгляд с Леруа на Криса и обратно. Нужно было что-то делать. Вот только что? Ситуация практически безвыходная. И кто просил Юрия вообще приходить сюда?! — Блять, что теперь, к одному пидару добавился новый?! — рявкнул Плисецкий, никак не желавший угомониться. — Сколько у тебя таких знакомых, седовласка?! Да чтоб вас всех…       Договорить Плисецкий не успел, поскольку тот парень, что держал его, резко приложил подростка лицом об стенку, разбив ему нос. Взвыв от боли, Юрий задергался с утроенной силой и стал пинаться так, как только мог, но «утюгообразный» направил на него свой пистолет, приставив его между бровей Плисецкого и укоризненно покачал головой, цокнув языком несколько раз. Здравый смысл возобладал, и Юрий немного притих, хотя взирал на всех присутствующих так, словно желал им вариться в адских котлах, а сам он хотел бы помешивать это кровавое варево. — Я немного не понимаю, Нильсен, — глядя на Юрия, потер подбородок Жан Жак. — Ты специально якшаешься вот с такими? — С какими? — хмыкнул Никифоров. — С абсолютно не соображающими, тупыми и импульсивными? — уточнил Леруа. — Честное слово, я смотрю на вас всех и не могу понять, как такие тупицы умудрились обставить такого разумного человека, как мой отец? Ну да ладно, — он поднялся с места. — Вяжите их и уходим. Меня скоро стошнит от мерзотного запаха этой халупы.       Трое подручных переглянулись. — Что делать с трупом? — тот, которого называли Беком, кивнул на спихнутого к стене Тило, размазавшего своим телом кровавую лужу по полу.       Леруа на мгновение задумался, после чего небрежно махнул рукой, выходя из комнаты. — К черту его. Подожгите. — Но это же многоквартирный дом, — возразил Бек, немного удивленно поглядев вслед «предводителю».       Ответ был прост до абсурда. — Не моя проблема. — ДА ВЫ СОВСЕМ ОХУЕЛИ?! — не сдержавшись вновь, заорал Плисецкий. — Твари поганые, ненавижу вас! Дом хотя бы не трогайте!       Жан Жак остановился в дверях и, обернувшись, подошел к вновь начавшему активно сопротивляться Юрию. Ухмыльнувшись, он чуть склонился над ним и с растяжкой произнес: — Я не могу понять — ты храбрый или просто тупой? Я был уверен, что второе, но…       Не заканчивая фразу, Леруа резко размахнулся, заехав увесистым кулаком в лицо Плисецкого. Хорошо поставленный удар пришелся «в точку», и не ожидавший этого Юрий мгновенно потерял сознание, обмякнув и опустившись на пол. — Юрий! — воскликнул Виктор, бросившись было к Плисецкому, но тут же остановленный все тем же кареглазым брюнетом. — Отпусти хотя бы его! Он не причем! — Все так говорят, — усмехнулся Жан Жак, пожав плечами. — А потом вдруг выясняется, что все сложнее, чем могло показаться на первый взгляд…       Хоть с первого взгляда, хоть со второго — Виктору было ясно одно: они в полном дерьме. ***       Она сама понимала, что не может долго оставаться здесь. Несомненно, полицейские вернутся сюда, зададут еще не один вопрос и, скорее всего, Бабичеву будут допрашивать не только о том, как вышло, что в больницу попали двое раненных, а один плюс ко всему еще и сбежал, но и о том, как она была взята в заложницы, как ей удалось освободиться, и куда отправился Никифоров. Первые полицейские, прибывшие вскоре после того, как Юри увезли на операцию, похоже, не особо были в курсе насчет происшествия в участке, из которого бежал Виктор. Это могло бы показаться странным, наверное, но о безалаберности российских органов правопорядка придумано немало баек, анекдотов и прочего. Само собой, все это имело под собой какие-то реальные основания. Словом, «менты-идиоты», как мысленно постановила про себя Мила. Но, несмотря на всё это, рано или поздно она может оказаться в ситуации еще худшей, чем сейчас. Куда же бежать?       Юрий что-то говорил про заброшенный хладокомбинат, который вскоре должны снести. Что, вроде как, там ее никто не достанет, а он сам скоро вернется к ней, и они вместе что-нибудь придумают. Но так ли это? Куда отправился Юрий? Девушке было понятно, что он бросился следом за Виктором, но тогда возникает другой вопрос — где же сам Никифоров? — И че ты таскаешься за ним? — пробормотала Бабичева, стоя в больничном коридоре и сжимая кулаки. — Сдох бы, да и ладно. А ты живи себе спокойно. Со мной…       Теперь о спокойной жизни она могла только мечтать.Она замешана в организации побега, она вместе с преступником приволокла в больницу двух человек с огнестрельными ранениями. В ее квартире сейчас находится связанный человек и один труп… — Точно!       Они там. Определенно там! Но… но… Как же поступить ей? Отправиться вслед за ними? Сделать, как велел Юрий? Бежать своей, третьей дорогой? Сев на скамейку в коридоре, Мила закрыла лицо руками и заплакала. — Можете зайти, — мимоходом и почти безразлично сообщила медсестра, только что вышедшая из палаты, в которой находился сейчас Юри.       Бабичева, на минуту даже забывшая о японце, вытерла слезы и, шмыгнув носом, поднялась и вошла в палату.       Слабый. Слабый и вызывающий… жалость? Миле было абсолютно наплевать на состояние этого япошки, которого Юрий насмешливо называл «консолькой». По крайней мере, она так думала до той поры, пока не увидела это «существо». Забинтованный живот и частично грудь, маска на лице, едва приоткрытые глаза — совершенно очевидно, что сейчас у Кацуки не найдется сил ни на какие разговоры. Но, наверное, она должна хоть как-то приободрить его? — Здравствуйте.       Прилагая все усилия на то, чтоб изобразить более-менее дружелюбную улыбку, Мила подвинула стул к кровати и села. Господи, какое тупое начало разговора. Какое, нахрен, «здравствуйте»?! — Я пришла навестить вас. Можете не отвечать, я понимаю, что вы еще очень слабы.       Шумный вздох послужил ответом девушке, и Юри взглянул на нее с какой-то тоской и даже… с жалостью? Миле вдруг стало некомфортно, от этого пронзительного взора хотелось спрятаться. Но нельзя. — Как… Юрий?..       Этот вопрос, произнесенный почти шепотом, удивил Бабичеву. Конечно, с одной стороны, он вполне логичен и даже закономерен. Но тем не менее… Этому япошке только недавно сделали операцию, да у него наверняка сейчас «земля в иллюминаторе», а он беспокоится о Юрии? — Я… я не знаю…       Она склонила голову, не в силах больше смотреть в его глаза. Она, наверное, должна была соврать, сказать, что с Юрием все хорошо, что он в другой палате, поправляется. Но отчего же врать сейчас этому человеку совсем не получается? И даже… не хочется? — Он снова сбежал, — тихо добавила она, шмыгнув носом.       Новый шумный вздох. — О, Будда… какой же он дурак…       Согласна. В этот миг Мила была с ним целиком и полностью согласна. — Я ждала, пока вы проснетесь. И постараюсь навещать… наверное…       Как можно что-то кому-то обещать, если ты и сам до конца не уверен в своих словах? Если ты больше вообще ни в чем и ни в ком не уверен? — Но сейчас мне надо идти…       Они снова смотрят друг на друга. И снова эти глаза, полные жалости и сострадания. Быть может, этот иностранец совсем не такой, каким показался Миле поначалу? Может, он не такой черствый, как остальные работники интерната? Может… ему не всё равно?       Когда она уже закрывает за собой дверь, она слышит тихое: — Возвращайся…       Кто знает?..