Чтобы мертвое сделать живым

Что ни день – окупится кровью, и травою с триногих чащей. Выходить тебе на погост, и двуногим встречать меня, Иль сторуким, иль семикрылым. Синим, вороным, и пропащим. Я б пустился в галоп немедля, если б – ускользать от тебя. От тебя, всё – к тебе, – не важно, я сто раз выбирался в чащу, В гуще леса я, как домой выходящий, но и – чужой. Я сто раз ведь тебя любил, а сто тысячи первый – счастлив, А до этого я – обманчив, вольнопризрачный, неживой. Я в силках становился мертвым, а в руках становился странным, И, в твоих только лишь, ладонях, я увидел, что Тьма – есть свет. И огонь вороного пламени забирал меня ежечасно. Понимая, я жив остался: мне не место среди людей. Ты – такой же, я это знаю, и проходишь те же издёвки. В Абсолюте ночей был «нашим», а в сомненьях своих – «чужим». Сотни, тысячи раз повторялось, не смотря на те их упрёки: Для того, чтоб покинуть реальность, Чтоб избрать другую модальность, Для того, чтоб возродить Пламя, нужно смертность пройти живым*. 26.11.16 / * - истоки сего изречения – в мифологии об Ахилле. О выжженности смертности. Являясь богиней, Фетида не хотела иметь смертного ребенка. Потому, как было с Гераклом, попыталась выжечь смертность сына. Но Геракл выжег свою смертную часть в погребальном костре, став бессмертным, и вознесшись на Олимп. Здесь вышла иная история. Днем Фетида натирала ребенка амброзией (яства богов), а ночью укладывала на горящие угли. Однажды ночью отец ребенка, Пелей, увидел это, и сбросил сына с углей. Фетида, оскорбленная поведением мужа, и его к ней недоверием, покинула его и сына, возвратившись обратно в море. А Ахилл, не смотря на свою неуязвимость, так и остался смертным./