Хирург-яойщик.

http://savepic.org/6948738.png       Риккардо оказался испанцем с твердой рукой, он сразу дал понять, что у него не забалуешь. Первым, с чего начал главврач, было наше отношение к пожилым людям. Он увидел, как один из терапевтов жалуется медсестре на полоумного старика в его же присутствии. Серрано был шумным, поэтому об этом скандале сразу стало известно всем. Меж тем девушек восхищали его галантность и вежливость. Этакий испанский джентльмен, который даже нерадивым медсестрам все объяснял тихо и спокойно. Кроме уважительного отношения к старшим, Риккардо взялся за нашу дисциплину в целом. Прохлаждаться целый день в обществе Элли и бро теперь было сложно, практически невозможно. Стоило испанцу завидеть кого-нибудь, слоняющегося без дела, как он тут же находил работу. Нечем заняться? Иди на осмотр! Скучно и грустно? У тебя дел что ли нет?! Марш в травматологию! О, а хирургов он особо не любил. Меж тем Дэвис, казалось, нашел к нему подход и даже обеспечил себя отсутствием криков, когда Риккардо заметил, что он использует страховку одного пациента для другого. Так делать было нельзя по правилам, но что такое правила для Марка? Он их ломал и рушил, и попался единственный раз за всю практику, но сразу главврачу. — Но его страховка эту процедуру не покроет! А наша задача — вылечить! Мы клятву давали, в конце концов! Я не дам ему умереть! — Это вовсе не повод использовать чужую страховку. Тем более мертвого пациента! Ты чем думал, когда хотел это провернуть?! — Ты оглох?! Этот старик уже умер, а парню нужна помощь! — Видишь, что написано на моем бейдже? — Ну... — Дэвис казался потерянным от такого вопроса. — Разве здесь написано, что меня это колышет?! Нет страховки — выписывай, дальше не наши проблемы! Это твой последний пациент. Я отстраняю тебя от работы на неделю.       После такого скандала Рикки ощутимо сдал позиции в качестве любимца девушек. Мы поняли, что красавчик оказался еще той сволочью, потому что даже с пациентами он особо не нянчился. Страшные диагнозы говорил со спокойным лицом и без шаблонных успокаивающих фраз; сразу то, что ожидает человека, считая лишним его обнадеживать. Но на его защиту вставала Элли, уверяя, что Рикки и так зашивается, а мы просто не видим, как ему тяжело. С другой же стороны, за спиной у Алисии шли мерзкие слухи, что она просто не чувствует на себе все тяготы, ведь Глен у нее в мужьях! А однажды мы и вовсе застукали их в комнате отдыха, где главврач пылко прижимал к себе медсестру за талию и что-то горячо шептал ей на ушко, а она и знай себе, что только смеялась да наслаждалась объятиями. И даже после такого я был уверен, что Риккардо гей!       Следующим шагом к реформированию клиники стало правило подписывать графики самим главврачом. Наш главный хирург уже не раз говорил, что готов уйти, и я мечтал, чтобы назначили меня. Однако главврач не думал о назначении кого-нибудь новенького, он просто запретил переработку. Для меня, которого постоянно ставили на дополнительные операции, это было раем, однако теперь жаловались любимчики отделений, потому что Рикардо не умел работать по каким-то субъективным причинам и не делал поблажек никому. И еще пару неделек, в течение которых я сменил у отца машину и не отпраздновал свой день рождения как хотел, все было тихо-мирно. Но Серрано прибыл к нам не для простой проверки графиков, а, как и было сказано, «чтобы клиника заработала в нужном режиме». В нужном ему режиме вечного двигателя, как мне казалось. — Сделав простой анализ, я выявил несколько причин плохой работы отделений. Начнем с главной: переизбыток работников, — это прозвучало, как приговор. Как Серрано мог справиться с лишними сотрудниками? Вариант был только один: — Вот списки сотрудников, которые будут уволены по сокращению. В течение месяца советую вам найти работу. Никаких жалоб слушать не буду и решение не изменю. К тому же заранее предупреждаю: если кто-то не будет работать как надо, он тоже будет уволен, — жгучий взгляд Мистера Холодная Кровь говорил лучше всяких слов, что пытаться филонить не стоит. — Нет... в принципе... — Дэвис вчитывался в списки, когда мы обедали. — Это логично. Этот вор. Эту я уже два месяца не видел. Этот, поговаривали, наркоман. Ну... да, есть тут и просто те, кто попался под горячую руку. Но они тоже в последнее время расслабились и уже искали работу. Он действительно делал анализ, — казалось, что бро искренне восхищен. Удивительно, что как раз его, одного из самых конфликтующих с главврачом, оставили. — Между прочим, он не тронул ни одного хирурга! — Зато уволил двух медсестер! Кто на инструментах стоять должен?! Двух анестезиологов! Двух! Да это же смерти подобно! Им и так не хватало рук, а тут он! Пирс рвет и мечет! — Ой, ладно тебе, — отмахивался Дэвис. — Под окошком твоя Chevrolet Camaro, новенькая, последнего года, чего тебе еще нужно? — Не моя вообще-то. Но он постоянно жалуется, что вокруг одни идиоты! Даром что на испанском. — Ну, так молчи в тряпочку, что ты знаешь испанский! Я бы тоже ругался на таких долбоебов, как мы все. Прикинь, как он разозлится, когда поймет, что ты знаешь, один из всей клиники, какого он о нас мнения? Да на клочья порвет! — А он классно объясняет, — вспомнил я, как главврач показывал Пирсу новую технику. — Все четко, емко и по полочкам. — Ты бы видел, как он спорит! Причем не лезет в ту тему, которую не знает. Стоит Глену только попробовать сказать слово против — сразу такие логические ответы, такие твердые, решительные. Даже Спенсер под конец не выдерживает и визжать начинает, на оскорбления однажды перешел. Не то, что ты. — А я тоже умею спорить! — запротестовал я, залившись краской. Дэвис насмешливо фыркнул. — «Ой, все» — это не весомый аргумент, Ти Джей. — Я так не говорю! Я всегда привожу тебе логические аргументы! А на себя-то посмотри! Ты уходишь от ответа с помощью своего «ой, пейджер»! — О да, даже Рикки этим нос утер, когда он опять пытался наехать, — бро откровенно веселился. — Я же теперь беру страховку у живых! Попадусь — так ладно. Но пока все прокатило. Вообще, мне кажется, что он это ради галочки делает, особенно кода Глен рядом. — И все же он гей, — задумчиво обронил я. — Опять ты за свое! — ударил кулаком по столу Дэвис. — Выкинь яойные сказки из головы! Даже если он и гей, то ты теперь натурал! И должен!.. — Я никому ничего не должен! — взбесился я, даже вскочив из-за стола. — Чего ты вообще тут раскомандывался?! Свою личную жизнь сначала наладь, а потом в мою лезь! Больно нужно твое участие! — Джастес, тебе заняться нечем? — главврач вырос как из-под земли, его холодные глаза смотрели строго и сердито в самую душу. Только сейчас я заметил, что мои крики привлекли внимание всех, кто был в столовой. — Молчание — знак согласия. Идешь помогать в родильное отделение. — Но я... — И слышать ничего не желаю. Марш. Чтобы духу твоего здесь не было. Так, а ты чего? — он перевел взгляд на Марка, будто я действительно растворился. — И так форма на тебе не сходится, так еще сладкое уплетаешь, пока медсестрички носятся с твоими пациентами. Janion*, — процедил он презрительно сквозь зубы. — Неделю будешь младшим медицинским персоналом. У Элли в подчинении. — Эй, Серрано, я сертифицированный врач! — Тогда их работа тебе покажется отдыхом, сертифицированный пончик, — он давил на самую болевую точку Дэвиса ловко и умело, не с ехидством, но со скрытым презрением, да такой силы, будто перед ним было что-то ну уж совсем мерзкое. — Ты еще здесь? — резкий поворот головы, и я уже активно извинялся и давал деру. А бро продолжал препираться.       Несмотря на то, что мне совсем не хотелось идти в родильное отделение (ведь роды я с ужасом принимал один раз, и то еще в медицинской школе), ослушиваться Рикки означало попасть под сокращение. Так скоро я оказался у завотделения — единственной представительницы оттава* в нашей клинике. Звали ее вроде Шерил Харрис, но это американское имя она не любила, поэтому звали все ее Летящая Ласточка. Ласточка была высокой стройной женщиной лет пятидесяти. Знания не только медицины, но и народных средств, делали ее едва ли не волшебницей. Она проводила самые сложные операции легко и искусно, выхаживала малышей с запредельно низкими показателями, находила подход ко всем пациентам. Не удивительно, что Рикардо не посмел тронуть кого-либо из ее отделения — у нее все работало как часы. Меж тем Ласточка оказалась довольно дружелюбной. — Странное он наказание тебе выбрал, — задумчиво рассуждала женщина. — В любом случае, Ти Джей, у меня ты должен быть максимально дисциплинированным и сосредоточенным. Здесь в твоих руках не одна жизнь, а несколько. И все они хрупки и ненадежны. Один неверный вздох — и все. Потеряешь и мать, и ребенка. — Вот теперь я понял, почему он меня сюда загнал, — мне было страшно. Дети, маленькие хрупкие комочки счастья, всегда влияли на меня куда сильнее, чем на остальных. Я нервно теребил кольцо на цепочке. — Ничего. Главное слушайся меня. Будешь ассистировать только мне. Через пару часов кесарево. Без осложнений. Для начала пойдет. — Но!.. — Эффект полного погружения. Так я пойму, чего ты стоишь. Иди, осмотрись пока, погугли вопрос, вспомни, чему учили. Через пару часов в пятой. Не опаздывай, — женщина похлопала меня по плечу и ушла. Я остался стоять потерянный и испуганный, как в первый день в новой школе. А такие ситуации всегда выбивали меня из колеи. Рядом с боксам для малышей я восхищенно замер и выпал из времени. Они, такие маленькие, копошились в своих постельках, перебирая крохотными ручками и ножками, прелестные и беззащитные. Я с болью в сердце снова начал теребить кольцо. Если бы все сложилось удачнее, то малышу бы уже было лет пять-шесть. Я не мог представить, кто бы это был — мальчик или девочка, — но всю свою любовь я бы отдал этому прекрасному созданию.       В целом я был даже благодарен Рикки за такой наплыв работы. Ласточка на мне не ездила, как мой главный хирург, многому меня обучила. Благодаря постоянной занятости сил на самобичевание и депрессию не оставалось. Дэвис же, будучи медбратом вторую неделю, просто взял бразды правления у Элли и сделал так, что теперь слушались его, но через Алисию. Казалось, это особая марковская магия. И однажды, когда подходил конец моего наказания и наказания Дэвиса, Рикардо не появился в клинике. — И когда он вернется со своей конференции?! — возмущался Марк. — Я-то могу быть врачом хоть сейчас, но если он увидит мою подпись в историях, боюсь, что прибьет! А я-то хочу работать! — Ты просто боишься! — ехидничал я. — Трусишка! Меня больше волнует, где я обронил диск «Мой Пико»... О! Смотри! Элли что-то несет Мистеру Холодная Кровь! — Хм, волнуется. Пойдем! — Марк быстро забыл, о чем шел разговор, и мы кинулись к старшей медсестре. — Здравствуй, Красная Шапочка, а куда ты идешь с этой корзинкой? — терапевт кивнул на белый конвертик в руках девушки. — Эм... Ну... Это личное! — выдала, зардевшись, Элли. Мы перегородили ей дорогу к кабинету. — Оу? Изменяешь Глену? Несешь любовничку послание? — ехидничал я, пытаясь отнять конверт. Там явно было что-то интересное! Но что такое хрупкая Алисия, против двух взрослых мужчин. Через пару минут мы уже жадно смотрели фотографии. — Рикки просто все время занят, и просил принести, как придет к нам домой. Пожалуйста, отдайте! Это важно для него! — Ого! — бро восхищенно присвистнул и принюхался к фотографии. — А ты все «педик»! — передразнил он мой тон. — Смотри! — я взял из его рук фото. Там был Рикки и еще пять девушек. Серрано сидел на диване во властной позе хозяина жизни, а испанские красавицы расположись рядом с ним: две близняшки в откровенных платьях у его ног, еще две по бокам, а самая взрослая девушка скользила ладонями по его груди, жадно обнимая. Фото было в темных тонах и больше походило на рекламу одежды, но в углу снимка был след от яркой помады, от него приятно пахло какими-то сладкими женскими духами, а на обороте было написано по-испански «Любимому Рикки! Люблю, скучаю, всегда жду с нетерпением! Твоя Изабелла». Ну и взгляд самого главврача на фотографиях был хищным и горячим. Расстёгнутая рубашка, демонстрирующая торс, который мог взволновать ум миллиона девушек. Провокационные позы то с одной из пятью девушек, а то и с двумя. И между ними были явно не платонические отношения. — А ты, случаем, не в курсе, что это за жрицы любви? — кажется, эта серия фотографий сильно взволновала ум Марка. А я же все любовался Серрано. Такой строгий, жесткий, несгибаемый, на снимках он был самим мачо. Вот что скрывается за стеклами прямоугольных очков? Вот та самая испанская страсть? — Нет. Это пришло недавно. И Глену лучше этого не видеть. Я с ними вообще как между двух огней. Оба хотят одного — хороших показателей клиники. Но Глену не нравится, как работает Рикки. Рикки же не нравится, что Глен лезет на его территорию. О, а еще он прям вырабатывается здесь. Спенсера бесит, что Рикки ночует в клинике, а Рикки ведь совсем из бумаг не вылезает, все хочет поднять нас на новый уровень. — И на старом жилось неплохо! — ожесточенно запротестовал Марк, отдавая Элли конверт. Я успел парочку фотографий сфотографировать на телефон. Ну так, на память. — Да я тоже этого не понимаю. Зачем ему так себя изматывать? — Изматывать? Я после одного дежурства-то плохо себя чувствую, а у Серрано будто батарейки где-то спрятаны! И ты говоришь, что он тут из бумаг не вылезает? — Да ему же плевать на нас! И он всегда выглядит так... Пижон! Новый костюм каждый день, украшения, одеколон! Да он же просто дорогая шлюха! — возмущался Дэвис. — Ну... Он не хочет, чтобы об этом кто-то знал. Так что я вам ничего не говорила! И снимки вы не видели! Ребята, это очень важно! — Конечно, конечно, — закивали мы с Марком. — Поклясться на мизинчиках? — Ох, ну вы и дети! Вот поэтому Рикки вас не любит! — ворчала нам вслед старшая медсестра.       Когда же Серрано вернулся, то, казалось, стал еще стервознее. Как бы Ласточка не уверяла его, что я хороший хирург, он все еще считал меня проходимцем, который случайно нарядился в форму и взял в руки скальпель. А я все сильнее хотел стать главным хирургом, поэтому работал так прилежно, как мог. Но каждое неверное движение, каждую маленькую осечку зоркий глаз главврача не оставлял незамеченными. На тех операциях, за которыми Серрано не наблюдал, все проходило хорошо. Но стоило только услышать этот строгий жесткий тон, как руки начинали дрожать. Пирс спорил с Рикки до хрипоты, но никак не мог повлиять на его решения убрать или принять новенького работника в его подчинение. Поскольку все хирурги в отделении были черными, то периодически они пытались «качать права» в той манере, о которой ходят анекдоты. Раньше на них никто не влиял, но Серрано смотрел на них, как на говно, и они, понимая, что все их возмущения и гонор разбиваются о каменную стену его безразличия, успокаивались, но и затаивали злобу. — Вокруг одни идиоты. Боже, боже! Бестолковое стадо. Только на убой и годится, — как-то причитал Серрано на родном, заполняя истории болезней. — Ты им цель ставишь, а они ни в какую! Глупые овцы! — Хей! — я резко развернул его к себе, так как больше не мог выслушивать этого напыщенного начальника. — Не жалуйтесь на судьбу. Ей, может быть, с вами тоже не очень приятно! — Ты... — он прожег меня взглядом самого сатаны. Я испуганно убрал руку. — Ты знаешь испанский? — Чуть-чуть, — брякнул я, понимая, что серьезно влип. Бро предупреждал меня. Рикки сейчас явно испытывал смесь стыда и гнева, но ни одна черточка на его лице не дрогнула. Только эти леденящие глаза. — Значит, все это время ты спокойно слушал меня и только сейчас решил показать себя храбрецом? — Эм... я... просто я... — Borrego*, — бросил он и ушел, даже не одарив меня на прощание прожигающим взглядом. Будто я для него действительно пустое место. Чувство безысходности не покидало меня. Я не могу стать с ним главным хирургом, да и просто хирургом при нем быть опасно. Может, легче найти себе уже новую работу?..