***
— Лидия, ты вспомнила что-то еще? Отвечаю Скотту тихим вздохом. — Нет. Малия расстроено разводит руками в сторону, и, поднявшись с дивана, начинает нервно мерить шагами комнату. Скотт только качает головой, глядя, как зло она проводит рукой по своим каштановым волосам. — Мы играем вслепую! — возмущенно ругается девушка, размахивая руками, — Черт побери, да кто им позволил играть с нашими мозгами! Горько усмехнувшись, опускаю глаза в пол. — Это призрачные всадники, — тихо говорю я, все еще не поднимая глаз, — Поверь, им не нужно наше разрешение, чтобы лишить нас памяти. О том, кто нам дорог. О том, кого мы любили. О том, без которого не сможем жить. Скотт сочувственно сжимает мое плечо, в то время как Малия эмоционально хлопает рукой по стене. — Они жестоко поплатятся за то, что залезли ко мне в мозг! — разве что не рычит девушка, и не мне судить ее за эту реакцию. Малия потеряла свой якорь. Она реагировала остро, и ее сопротивление происходящему было таким же сильным, как и наше со Скоттом, только вот результата это не давало. Холодный трезвый ум никогда не был ее сильной стороной, а теперь и подавно. Но я не видела необходимым приглушать ее чувства. Что если в этот раз нам нужны совсем не мозги? Что если в этот раз руководствоваться нужно именно эмоциями? Чувствами? Может именно они разбудят нашу память и подскажут что делать. Скотт поднимается и подходит к разбушевавшейся Малии, в попытке успокоить ее. Но подруга лишь эмоционально выругивается, услышав очередные утешения Скотта. Он не мог достучаться до нее. Пусть он и альфа. Малия потеряла точку опоры, и теперь чувствовала, что разрывается между инстинктами и разумом. Да, Скотт — альфа, и в его силах заставить ее успокоиться или замолчать, только вот, это было ненадолго. Потому что ее опора не была связана с оборотнями. Ее опора была связана с чем-то человечным. С чем-то искренним и простым. — Да как тебе удается быть таким спокойным?! Малия толкает Скотта, но тот, вперив в нее твёрдый взгляд, перестает сдерживаться и перехватывает ее за плечи. — Да потому что кто-то должен! — срывается парень, и только тогда Малия замолкает. Я не могу сдержать печали во взгляде, когда смотрю на этих двоих. Каждый из нас потерял что-то важное. Скотт потерял часть себя. Мы не помним, что было в альтернативной реальности, но кажется, поняли, почему Скотта сейчас пожирало непривычное ему одиночество. Было странно слушать, как ему одиноко, когда рядом были я, Малия, и остальные. Только вот, как оказалось, одиночество Скотта не было надуманным или временным помутнением. Нет. Он и правда, ощущал себя одиноким. Потому что в другой жизни рядом с ним всегда был тот, кого нет рядом сейчас. Несложно понять, что ему отчаянно не хватает присутствия этого человека, потому что он просто не знает, как жить, когда его нет рядом. Скотт не знает! Потому что до этого момента — он никогда не был одинок… Рядом с ним, в горечи, радости и на пороге смерти, всегда был тот, кого мы пытаемся вспомнить. Скотт тяжело вздыхает, и, опустив взгляд, отходит от Малии, на пару долгих секунд устремив взгляд в окно. Полный тоски и печали. И пожирающего одиночества. — Скотт… — Малия переводит на меня испуганный взгляд, когда парень не откликается, и я отвечаю ей горьким осадком в своем. Все, что происходило с нами сейчас — было неправильно. Я встаю, и, подойдя к растерянной Малии, крепко обнимаю ее. И она позволяет себе принять эту поддержку, потому что она нужна ей. Девушка благодарит меня коротким кивком, и после этого мы подходим к Скотту, который несмотря даже на эту минутную отрешенность держится лучше нас двоих вместе взятых. Ему в напарницы достались две девчонки, одна из которых — эмоционально сломленная волчица, в любой момент готовая поддаться инстинктам, а вторая — потерянная Баньши, внутренний крик которой застрял из-за кома в горле. Скотту пришлось взвалить все на себя. Ему пришлось взять себя в руки и заставить направить наши с Малией истерики в нужное русло. Скотт не мог вспомнить сам, но отчаянно пытался заставить вспомнить нас. — Мы вспомним его. Малия сжимает плечо Скотта, и парень поворачивается к нам, чтобы увидеть в наших глазах поддержку и неприкрытое желание. Силу и жажду восстановления справедливости. Увидеть в наших глазах то, что всегда отражалось в его. — Мы спасем его, — тихо говорит Скотт, и, притянув меня к себе, обнимает нас с Малией, позволяя нам всем почувствовать себя цельными хоть на это короткое время. Мы семья. И мы не сдаемся. Скотт потерял часть себя, свою родственную душу, в то время как Малия потеряла опору и стержень. А я? А я потеряла любовь всей своей жизни. Один человек. Исчезновение которого сломило всех нас, несмотря на стертую память. Поэтому я едва слышно выдыхаю Скотту в грудь: — Мы вернем Стайлза.***
Я живу с дырой в душе. И она разъедает меня каждый день. Будь я в школе, дома, или просто наедине сама с собой. Жизнь словно дала мне подножку, и я никак не могу подняться, чтобы дать ей сдачу. Я не могу жить, потому что все время возвращаюсь в прошлое. В те ощущения и эмоции, которые были в моей жизни раньше. До того, как призрачные всадники вторглись в нашу жизнь. До того, как из моей жизни исчез Стайлз. Да, я не помню его. Но я помню, что чувствовала к нему… Невозможно забыть того, кто занял в твоем сердце главенствующее место. Нереально жить дальше, без того, кого любишь. Ты можешь забыть его. Но любить … не перестанешь. Ты не перестанешь ждать его в школьном коридоре, ты не перестанешь искать его в столовой, на выходе из школы, и ты не перестанешь все время оглядываться по сторонам, когда начнешь выходить из класса. Ты будешь искать его постоянно. Везде. И когда снова его не найдешь — ты почувствуешь всю горечь потери. Осознание того, что его нет рядом, будет душить тебя и ломать каждый раз, когда ты остановишься, чтобы дождаться того, кто не придет. Сначала я думала, что схожу с ума. Потому что чувствовала себя потерянной, брошенной и одинокой, несмотря на то, что у меня не было видимых причин для этого. Но я это чувствовала. Я ощущала потерю чего-то важного в своей жизни. Постоянно. Я могла пить кофе на кухне и внезапно замереть. Потому что мне казалось, что это же кофе любил кто-то еще. Я могла сидеть в классе и иронично осматривать одноклассников, которые ничего не понимали, как вдруг замирала, потому что мне казалось, что не я одна должна этим заниматься сейчас. Словно должен быть кто-то еще, кто также смотрел бы на моих одноклассников. Я могла разговаривать со Скоттом, и в какой-то момент замолчать, потому что мне казалось странным, что нас с ним не перебивают. Словно должен был быть кто-то, кто непременно перебил бы меня. Или Скотта… Я могла идти по коридору рядом с Малией, и почувствовать внезапный приступ ревности. Поначалу это сильно меня напугало и озадачило. Мне было некого ревновать к Малии. Ведь, правда? Я непроизвольно останавливалась у шкафчиков, рассматривая проходивших мимо людей, с ясным осознанием того, что я кого-то жду. Но я так и не дожидалась того, кого подсознательно хотела увидеть. Я словно сходила с ума, и чувство потери сопровождало меня каждый день, куда бы я ни шла. Словно меня повсюду преследовал какой-то призрак из прошлого. Из другой жизни. Но тот разговор со Скоттом все изменил… Мы оба искали в толпе одного и того же человека. Мы точно так же, как и Малия, перестали узнавать себя и перестали прочно стоять на ногах. Нам словно дали удар под дых. Всем. И тогда, я поняла одну важную и простую вещь. Память есть не только у нас в голове. Память есть и у сердца. И эта память намного сильнее…ее невозможно переписать или подменить другими воспоминаниями. Ты можешь вычеркнуть человека из своих мыслей, но не из сердца. И именно это происходило с нами сейчас. Наша память была стерта, мы не знали, кого мы потеряли, но мы продолжали чувствовать. Память сердца оказалась сильнее призрачных всадников. Ее — они не забрали. И не заберут.***
— Я почти уверенна, что он был темненьким. И говорливым. Мне все время кажется, что вокруг меня слишком тихо. Мы со Скоттом поднимаем взгляд на Малию, и девушка оборонительно складывает руки на груди. — Ну, а что?! Нам важны любые детали! Скотт скромно улыбается, возвращая взгляд к нашим конспектам, а я не тороплюсь отвести от Малии свой внимательный взгляд. — Да. Мне тоже кажется, что у него были темные волосы. Малия довольно улыбается, и, когда Скотт обводит нас недоуменным взглядом, лишь дерзко выгибает бровь. — И он нравился нам обеим, — констатирую я, что заставляет Малию уже не так восторженно смотреть на меня. — Уверенна? — тихо спрашивает Скотт, и я утвердительно киваю. — Когда я смотрю на Малию, я чувствую ревность. Я ревновала этого Стайлза к ней. Малия устало вздыхает и садится на стул напротив нас. — Почему я не чувствую этого, когда смотрю на тебя? Просто пожимаю плечами. Может, потому что она не любила его так же сильно, как я? Или потому что Стайлз был для нее кем-то другим, пусть и таким же важным человеком, как для меня? Так проходит каждый день: мы встречаемся в библиотеке и проводим полдня, пытаясь вспомнить того, кто стерт из нашей памяти. Мы все на грани нервного истощения и срыва, все изнеможены и чувство безысходности только упрочняется внутри нас. И в один из таких дней, когда Скотт перестает сдерживать себя и в муках разносит в дребезги всю свою комнату, ломается и Малия, которая все-таки смогла утихомирить МакКолла, пока я испуганно прижималась к стене. Она усмиряет его и укладывает его в постель, после чего выводит меня из комнаты и, ничего не сказав, садится со мной в машину. Дрожащими руками завожу двигатель и отъезжаю от дома МакКолла с ощущением полной безнадеги. Если уже даже Скотт сорвался… Что грозит мне? Как долго я смогу сохранять ясность ума? Как скоро я сойду с ума от чувств к человеку, которого у меня забрали?! — Я думаю, мы проиграли. Малия не спешит выйти из машины, когда я останавливаюсь возле ее дома. Девушка смотрит в окно, а ее слова разрезают гнетущую тишину между нами, как острый нож, вонзившийся прямиком в сердце. Смотрю на девушку слишком шокировано. — Малия… Но она лишь с тяжелым измученным вдохом поворачивается ко мне. — Мы не справляемся, Лидия. Признай это. Ком в горле становится все ощутимей, и я лишь крепче вжимаюсь в руль, чтобы хоть как-то приглушить наступающую панику от ее слов. — Ты никогда не сдаешься… Малия печально качает головой. — Как и Скотт. Но сейчас, я просто не знаю, что еще сделать. Я не знаю, Лидия. И Скотт не знает. Она снова устремляет свой взгляд в окно и крепко сжимает пальцы в замок. — Знаешь, что я думаю? Мне не нужно отвечать, потому что вопрос был риторический. Печаль и чувство самоуничтожения в голосе Малии сделали свое дело, потому что пелена перед глазами уже не поддается самоконтролю. Как и растягивающаяся дыра прямо под сердцем. — Что каждый из нас останется инвалидом, — тихо говорит девушка, все еще всматриваясь вдаль. — Мы покалечены и ни один из нас не знает, как жить дальше. Мы инвалиды, Лидия. Морально уничтоженные Инвалиды. И я не могу поспорить с ней. Потому что Малия … права. — У нас отобрали самое ценное. Мы не помним Стайлза, но помним, что он для нас значил. Это как отрезать руку без наркоза, понимаешь? Несмотря на то, что она не смотрит на меня, я все равно киваю. Потому что понимаю ее. Понимаю, что она говорит. И, что самое ужасное, я понимаю почему. — Мы всегда будем помнить о том, что когда-то она у нас была, но каждый день будем смотреть вниз, и видеть, что ее нет. Будем жить с осознанием своей недееспособности. И в каждом ночном кошмаре чувствовать эту боль. Малия поворачивается ко мне с самой жгучей тоской во взгляде. — Только Стайлз не рука. Стайлз — сердце, — после чего нервно хмыкает, — А как жить, без сердца? — и уже чуть тише и горче, — На биологии нас этому не учили. И вряд ли научат… Я не могу выдержать ее взгляд. Отвернувшись к лобовому окну, быстро утираю льющиеся слезы и не нахожу ничего лучше чем ответить: — С каких пор ты научилась образно выражаться? Потому что все мы прекрасно знаем, что главная черта Малии — это прямолинейность. Неприкрытая и всегда точная. Подруга лишь протягивает ко мне руку и накрывает ее своей, что заставляет меня снова повернуться к ней. — Ты права, Лидия, я никогда не сдаюсь. Она крепче сжимает мою руку, понимая, что меня уничтожит то, что она скажет после этого. — Но сегодня я признаю свою беспомощность. И я ненавижу себя за это. Мы сидим в тишине долгую минуту, после чего Малия еще раз сжимает мою руку, и выходит из машины. Скотт. Малия. Если даже они признают свою беспомощность…. То, что тогда остается мне?***
Утираю слезы, и, глубоко вдохнув, пытаюсь взять себя в руки. Но как только отъезжаю от дома Малии, мое сердце снова обрамляет колющая проволка, отчего оно начинает болезненно кровоточить. Я разве что не задыхаюсь от этой тоски. Но вместо того, чтобы ехать домой, я просто нарезаю круги по городу. Еду медленно, не спеша, потому что итак едва слежу за дорогой. Постепенно моя боль смеется злостью. Они не должны опускать руки! Не должны! Я не смогу ничего сделать без Малии и Скотта. Не смогу … Я снова ощущаю незримое присутствие своего призрака на заднем сидении. Но взглянув в зеркало заднего вида, не сильно удивляюсь, когда вижу, что там никого нет. Но когда-то …. Видимо был. Не знаю, что заставляет меня приехать к старой свалке, где доживали свои последние годы ржавый металл, неподдающиеся восстановлению машины и другая изжившая себя техника. Я выхожу из машины, понимая, что выгляжу со стороны настоящей дурой, но пользуясь тем, что на улице темно, я не смущаюсь и не пытаюсь провалиться сквозь землю. Что-то ведь меня сюда привело? Я цепляюсь за эту мысль, как за веревку, которую бросили утопающему. Мы инвалиды, Лидия. Слова Малии прочно въелись мне в голову и каждый раз, когда я слышу их в своей голове, мне хочется разрыдаться. Но я не могу. Малия и Скотт уже отчаялись. Если отчаюсь и я … значит действительно все кончено. Для Стайлза. Нелепо двигаюсь между рядами ржавых машин, и боязливо оглядываюсь, понимая, что неприятности могут ждать меня здесь повсюду. Но свалка кажется безлюдной, и здесь слишком тихо, чтобы нервно дергаться на каждый шорох. Я безнадежно брожу по свалке и уже отчаиваюсь найти что-то, что показалось бы мне важным, поэтому разворачиваюсь и медленно двигаюсь к выходу, пока не бросаю случайный взгляд в сторону. Замираю, чтобы последний раз осмотреть стоявшие в ряду машины, и останавливаюсь взглядом на стоящем вдали от них старом джипе, который даже не заметила при обходе. Щурюсь, чтобы рассмотреть его в этом тусклом свете и отворачиваюсь, чтобы идти дальше. Но снова останавливаюсь не в силах пройти мимо. В конце концов, я двигаюсь в направлении этого джипа, понимая, что просто обязана рассмотреть эту машину вблизи, прежде чем уехать отсюда. И как только подхожу к ней, меня пронзает жгучая боль в области сердца. Я знаю этот джип! Я его не помню, но, черт побери, я откуда-то знаю эту разваливавшуюся машину! Измученно опираюсь руками о старый капот в попытке усмирить боль, но чувство потери только сильнее разъедает меня. Стайлз. Уже с трудом дыша, я обхожу джип и как идиотка радуюсь, когда с легкостью открываю дверь, чтобы залезть в салон. Меня что-то тянет туда. Меня что-то притянуло сюда. И как только я оказываюсь на переднем сидении рядом с водительским креслом, мою голову пронзает адская боль. И следом за ней начинают мелькать картинки. Воспоминания. Сжимая голову руками, я захлебываюсь в слезах, когда вижу ту жизнь, которая была у меня раньше. Когда я вижу …Стайлза. Помни, что я люблю тебя. Я вспоминаю тот момент, когда мы были здесь, в его машине, и он признался мне в том, что любит меня. Я помню, как боялась отпускать его. Помню, как хотела сказать ему, что люблю его, но не успела. Я вспоминаю все. Каждый взгляд, каждое прикосновение, каждый вздох. Все, что связано со Стайлзом. Все, что связно с нами… Поэтому, когда воспоминания проходят, и я возвращаюсь в реальность, где я сквозь пелену слез смотрю в лобовое стекло машины Стайлза, я резко оглядываюсь на водительское сидение, и, тяжело дыша, жадно вцепляюсь пальцами в сидение, где он должен был сидеть. Мой… Стайлз. Просто помни, что я люблю тебя. Я помню его. Помню, что он меня любит. Помню, что я любила его. Что люблю его. Поэтому, в следующую секунду после того, как чувства к Стайлзу прожигают во мне дыру, наполняя ее тяжелым осадком потери и невысказанных чувств, я начинаю кричать. Я зову Скотта.