Янтарь и Антрацит

-… Так все и было, — разводит руками Геральт. — Больше она мне ничего не сказала. Регис в задумчивости трет подбородок и кивает своим мыслям, что смогли выстроить полную картину безумной круговерти судьбоносных событий. У ведьмака и вампира за все их время пребывания в Туссенте уже сложилась традиция — хотя бы раз в день совершать прогулку по Дворцовым Садам. Хотя, лично для Геральта, вырваться на подобные прогулки из цепких лап Фрингильи Виго удается особенно тяжело. И все же оно того стоит. Дворцовые сады зимой особенно прекрасны. Геральту не доводилось бывать в Туссенте раньше, и ему не сравнить Боклер в этом время года с тем, какой он красочный, например, весной. Но Геральта это не волнует. Чарующая холодная красота зимних садов навсегда останется в его сердце и найдет отголосок пленительных воспоминаний в блеске мерно опускающихся на землю снежинок. Яркое зимнее солнце играет на девственно чистом белом снегу, заставляя его сверкать мириадами цветных огней, напоминающих Геральту россыпь бриллиантов на обсидиановой звезде Йеннифер. Мысли о темноволосой чародейке вызывают тоску и гнев одновременно, что попеременно борются за право лидерства в сердце ведьмака. Его это терзает, рвет на куски, но он, сцепив зубы, терпит и идет вперед, стоически переносит все это, как ранения, полученные в битвах с чудовищами. Геральт зол на ее предательство, он ослеплен этим «фактом» и не видит ничего иного, хотя мог бы, если бы верил ей. Но Геральт уже не верит и теперь всеми силами пытается забыть этот темноволосый ураган, сладко пахнущий сиренью и крыжовником, но из этого мало что выходит, даже несмотря на то, что его теперь больше влечет запах шалфея, аниса, кориандра и прочих растений. Мысли эти такого рода, что их нельзя так просто выкинуть из головы. Они сидят глубоко в сердце осколком льда и холодят душу сильнее низких зимних температур, что заставляют зябко ежится, убирать покрасневшие от холода руки в карманы и прятать подбородок в высокий меховой воротник, что приятно щекочет покрасневшие от мороза щеки. Ведьмаки переносят холод лучше людей. Но все же сейчас Геральт ощущает на себе колючий мороз, что забирается ему под одежду, оседает на седые волосы таким же белым, сверкающим на солнце снегом, и целует открытые участки кожи своими жгущими холодом прикосновениями. И все же Геральту нравится в садах. Волшебная, сказочная красота Туссента пленяет и никого не отпускает из своего волшебного и терпкого плена, раскрашенного в нереально яркие цвета. Геральт очарован красотой этого места. И иногда он все же может ощутить спокойствие. Не тогда, когда он с Фрингильей или охотится на чудовищ, нет, тогда он может лишь отвлечься. Все чаще ведьмак ловит себя на мысли, что сейчас для него самыми ценными и спокойными мгновениями являются такие вот прогулки по садам с Регисом. Вдыхать свежий морозный воздух вместе с пряным запахом трав, слушать его спокойный голос и никуда не торопиться. Геральт не в первый раз рассказывает вампиру все, что узнал от Фрингильи. Все члены отряда уже привыкли к таким замашкам ведьмака и вампира, как и к их извечным тайным разговорам, в которых они не только обсуждают дальнейшие планы и новую полученную информацию, но и делятся друг с другом самым сокровенным. Тем, что на протяжении многих лет тяготит душу. Тем, что не решаешься сказать никому другому. И такая близость этих двух закадычных друзей не могла не радовать других членов отряда. И в принципе она их радует до сих пор, с тем лишь отличием, что ребята стали замечать за этими друзьями то, что можно было охарактеризовать даже большим, чем простой дружбой. Увы, не сам Регис, не уж тем более Геральт, этого не замечают. Или не хотят замечать. Ведь так намного проще. — Наконец-то у нас есть достаточно информации, чтобы все фрагменты мозаики сложились в полную картину этих волнующих событий, — проговаривает Регис, отвлекая ведьмака от созерцания запорошенных снегом цветов. — Не сказал бы что прям полную, но да. Теперь мы можем понять, чего хочет от Цири Вильгефорц, — кивает Геральт и до боли сжимает кулаки. — Я настоятельно прошу тебя, Геральт, принять правильное решение, — твердо говорит Регис, глядя прямо в янтарные ведьмачьи глаза. Он кладет когтистую руку ему на плечо и легонько встряхивает, желая привести Геральта в чувство, чтобы он одумался и скорее уехал из Туссента. Все чувствуют, что времени почти нет. В глазах Региса плещется такое беспокойство, что ведьмак на секунду замирает с приоткрытым ртом, явно не ожидая увидеть в них такое. — Регис…- шепчет он, встряхивая седою головой. — Геральт, дорогой мой, послушай. Туссент — это омут. Чем дольше мы тут будем находиться, тем сильнее он нас затянет. Мы не уедем отсюда. Или уедем, но когда уже будет поздно. Ты сам себя не простишь за это. Никогда, Геральт. Никогда. Ведьмак не отвечает ничего. Он хмурится и отводит взгляд. Недовольный, взбудораженный, он пытается взвесить все «за» и «против». Он сам понимает, что надо ехать, но не может. Будто неведомая сила держит его в этом месте. Нет, не затягивает. Просто Геральт чувствует, что что-то должно вот-вот произойти. — Регис, послушай… Это покажется странным, но, думаю, ты меня поймешь. Послушай, что я тебе сейчас скажу, — серьезно начинает Геральт и накрывает своей ладонью когтистую руку вампира, что покоится на его плече. — Неужели, неужели сейчас что-то будет?! — с замиранием сердца шепчет Ангулема, спрятавшаяся в кустах. Она самая первая замечает странное поведение вампира и ведьмака и постоянно ходит за ними хвостиком, недовольно фыркая от «обиды», если ее вдруг прогоняли. Как сегодня. — Что ты делаешь? — устало шепчет стоящий за ее спиной, привалившись на колонну мраморной беседки, Кагыр. — Как это что? Наблюдаю! — Шпионишь, проще говоря, — кивает юный виковарец. — Да ну тебя! — фыркает девушка и снова глядит на вампира и ведьмака через густые кусты. — Иди сюда. Тут обзор лучше, — качает головой Кагыр. — Да и глупости это, Ангулема. Не забывай, что у этих двоих нечеловеческий слух. Они тебя за версту услышат. — Хах! Так оно может и есть, но дяденьки сейчас слишком увлечены друг другом и не замечают вокруг ничего. Я-то знаю, еще как знаю! Верь мне. Они не дернутся, даже если за их спинами гордо протопает офирский парадный слон! — усмехается девушка, подбегая к Кагыру, и прячется за мраморную колонну. — И все же я думаю, это плохая идея. — Если не хочешь, то иди дальше гуляй! У-у-у… Какие дяденьки глупые! Ну вот что это, скажи мне на милость? — тянет Ангулема, наблюдая за тем, как Геральт берет Региса за руку и что-то ему говорит. — Ничего не слышно… — Может, это и к лучшему… — выдыхает облачко жаркого пара синеглазый юноша и трет закоченевшие руки, чтобы согреться. А Ангулеме, кажется, мороз совсем ни по чем. Она цепляется пальцами за ледяной мрамор, прижимается к нему щекой, но будто бы не чувствует холода. Она возбуждена своей некой «миссией», веселится, как от шалостей, а глаза сияют озорством. — Ничего не к лучшему. Ты, видимо, тоже глупый, раз ничего не понимаешь! И полный профан в любовных делах! Вроде взрослые люди, у каждого было по бабе, у кое-кого, небось, даже за сотню баб перевалило, и я не вомпэра имею в виду! А тупят, как девицы на выданье! — Да что ты? — вскидывает бровь Кагыр и поворачивается к девушке. — А ты прямо у нас специалист в таких делах? Да ты младше меня! — Ага. Но я, в отличие от тебя, успела повидать жизнь во всех ее красочных и говнистых проявлениях вместе с реальной болью на свой зад! А у тебя войны, войны, Цирька, тюрьма, войны, Цирька. Не умеешь ты с девушками обращаться, вот что я тебе скажу, точно не умеешь! Ну ничего, как найдем мы эту вашу Цирьку, я тебя научу, как надо себя вести, чтоб не отшила тебя, нильфгаардца окаянного. -Я не… — Не нильф, ага. Знаем, слышали. И точно не спец в любовных делах. Видела я, как ты краской заливался от вида этих двух юных баронессочек, ох, я бы срифмовала, так круто срифмовала бы, но да ты не оценишь, и снова станешь аки помидорка. А баронессочки, кстати, сами тебя закадрили, а не ты их, — фыркает Ангулема, которая сама сейчас больше похожа на помидор, с красными от мороза щеками. Но зато теперь она стоит в этой беседке не одна такая покрасневшая. Кагыр от слов разбойницы сам заливается пунцовой краской и отводит взгляд, вздрагивая всем телом от очередного порыва ветра. — О! Там что-то происходит! — оживляется девушка и вновь занимает наблюдательный пункт за колонной. -… Теперь ты понимаешь, почему я не могу уехать? Я чувствую, что вот-вот я узнаю что-то очень важное для меня. А моя интуиция меня еще не подводила. Тебе ли не знать, с твой эмпатией? Верь мне, Регис. Сейчас я не могу никому доверять так, как тебе, — хрипло шепчет Геральт, глядя прямо в серьезные антрацитовые глаза. — Давай так. Если до конца недели ничего не произойдет, то мы уезжаем. — Конечно, Геральт. Я всегда ценил компромиссы. И я очень рад, что мы действительно пришли к общему консенсусу. Я верю тебе и очень польщен оказанным доверием, — кивает вампир и отвешивает Геральту полупоклон как знак благодарности. — Я действительно это ценю. Прошу никому не говорить о нашем разговоре. — Разумеется. Я понимаю, что в особенности одна милая леди, что держит тебя при себе, ни в коем случае этого узнать не должна. Она будет недовольна, узнав, что ты не делишься всем именно с ней, — улыбается Регис, совсем чуть-чуть обнажив клыки. Геральт кивает, не зная, что еще сказать. Вроде бы все, что оба сейчас хотели обсудить, они обсудили, да и пребывают они в этих садах уже больше часа, а Геральта ждут еще встречи с заказчиками, коих было много. Но уходить не хочется. Сейчас эти сады кажутся оторванными от всего мира. Местом, где не властно время. И мысли о том, что надо куда-то идти и что-то делать, вызывают лишь ряд противоречивых эмоций. — Может, отложишь встречу с клиентами на более поздний срок? — словно прочитав мысли ведьмака, спрашивает Регис, бросая на Греальта полный надежды взгляд. — А-а-а, холера тебя разбери… — ругается ведьмак, посылая все куда подальше. — Будь по-твоему. Побудем тут еще немного. Буду с тобой до конца откровенен, видеть сейчас этих виноделов и слушать их полные изысканных манер речи, от которых сахар на зубах скрепит, мне совсем не хочется. — Я прекрасно тебя понимаю, друг мой, — кивает вампир, усаживаясь на лавку и жестом приглашая Геральта присоединиться. — И я в очередной раз попрошу тебя быть осторожнее. За все время пребывания в Туссенте ты обзавелся как минимум тремя новыми шрамами. — Пустяки, Регис. Ты, как всегда, зря беспокоишься. Колено меня больше не беспокоит, так что и ранений таких больше не будет, — отмахивается ведьмак, опустившись на скамейку. — Я запомню твои слова, — кивает вампир и придвигается к ведьмаку чуть ближе. — Ага. Чтобы напомнить мне о них, если я приду к тебе на осмотр весь в кровище, — ухмыляется краешком губ ведьмак и с легким вызовом смотрит на вампира. — Спешу заметить, что последний твой шрам хорошо затянулся, — замечает вампир и осторожно касается свежего, чуть красноватого грубого рубца на лбу. Геральта хватает легкая оторопь. Он чуть вздрагивает от неожиданности, когда вампир осторожно оглаживает неровные края пальцем, едва задевая когтем, боясь того, что Геральту это будет не приятно. Но это не так. Ведьмак с громким клацаньем зубов подбирает на миг отвисшую челюстью и чувствует странное теплое, нарастающее глубоко внутри и мигом согревающее озябшее тело. Вампир чуть хмурится, когда замечает за ухом свежий след от когтей, не очень глубокий, уже затянувшейся темной коркой и тянущийся до середины шеи неровной дугообразной линией. Видимо, Геральт вовремя успел уклониться от той атаки, и существо только оцарапало его. А могло быть хуже. Куда хуже. И Геральт это понимает. Ровно, как и то, что вампир, по совместительству который взял на себя обязанности лечащего врача для всех членов отряда, был бы очень недоволен и, что беспокоило тогда Геральта, он бы начал волноваться. Но Регис лишь вздыхает, осуждающе качая головой. — Мазель Виго лечила? — устало говорит он. — Нет. Я сам. Ради такой пустяковой царапины беспокоить чародеев или вампиров, то есть, я хотел сказать лекарей? Думаю, это лишнее, — вскидывает бровь Геральт и складывает руки на груди. — Если бы я знал тебя меньше, то предположил бы, что ты ревнуешь. — Предположим, — неожиданно для себя соглашается Регис, в очередной раз заставляя ведьмака замереть с раскрытым от удивления ртом. — Ты… — Геральт, я все понимаю, поэтому не нужно поднимать эту тему дальше, — качает головой вампир, разом желая закрыть эту тему. Ибо ни к чему хорошему она не приведет. Вместо этого Регис придвигается к Геральту ближе, чтобы осмотреть ранение. На всякий случай. Он осторожно берет ведьмака за подбородок и поворачивает его голову в сторону, смерив ведьмака не терпящим возражений взглядом. И Геральт покорно замолкает, чувствуя, как тонкие когтистые пальцы осторожно, почти невесомо, оглаживают его шею. И только ведьмак хочет окончательно отдаться этим странным чувствам, что понемногу охватывают его душу, как из-за утопающей в зарослях беседки раздается девчачий вопль: — Если это не то, что я думаю, то я императрица Нильфгаарда! Только посмей мне сказать, что я не права! Ну, Кагыр, я ведь точно права! Что ты шикаешь на меня?! Ты глянь на них! — едва ли не кричит Ангулема, выглядывая из-за беседки во весь свой рост, разом попав в поле зрения и вампира, и ведьмака. Девушка мигом ойкает, стушевавшись, и хватает за руку Кагыра, выводя и его из беседки. Помирать — так вместе. — Холера вас раздери! Какого хера?! — рычит Геральт, подскакивая со своего места, рассвирепевший, с взлохмаченными ветром седыми волосами и пылающими праведным гневом янтарными глазами. — Что это значит?! — Ничего это не значит! Глупые вы, дяденьки! Оба! Весь отряд уже давно все понял, а вы… Вы… — с каждым словом голос Ангулемы становится все тише и тише, и вот она уже готова спрятаться за спину Кагыра под прожигающим взглядом ведьмачьих глаз. Кагыр же устало качает головой, не убирая руку с лица, будто бы вопрошая: «Что я здесь забыл? Кто меня заставил вообще в это ввязаться?» — Скажи им, Кагыр! — Что сказать?! — в шоке юноша все же убирает обветренную руку с лица и взирает на Ангулему совершенно ошарашенным взглядом глубоких синих глаз. — Что мы ничего, что дяденьки тупят, а мы реально ничего. Просто мимо проходили. — Ангулема, цыц! — рычит Геральт. — Не вали все на Кагыра. Я с тебя спрашиваю, а не с него. — Да мы правда ничего, Геральт! — надувает щечки девушка и, фыркнув, отворачивается. — Я дам тебе добрый совет, как профану в любовных делах… — Что-что? — с нервным смешком, оторопело, проговаривает Геральт, на грани того, чтобы не заржать от такого высказывания девчонки, которая только жить начинает. — Что слышал! — огрызается та. — Забей на свою Фиго! Виго… Да без разницы! Она… Ладно, я промолчу, какая она! Но забей ты на нее уже, наконец! У тебя вон, Регис есть, и вы… — что именно хотела сказать Ангулема дальше, не узнает никто и никогда. Кагыр вовремя успевает зажать девушке рот, не слушая ее протестующих мычаний. — Мои извинения, Геральт, Регис. Она самая не знает, что говорит! — восклицает Кагыр, натянув самую доброжелательную улыбку. — Мы, пожалуй, пойдем и больше не будем вас беспокоить. И с этими словами они удаляются к ближайшей тропинке, утопающей в заснеженных кустах, оставляя ошарашенного Геральта наедине с его мыслями и догадками. — И что это сейчас было? — выдыхает он, оборачиваясь к вампиру, что за время этой небольшой сценки не проронил ни слова. Регис сидит, зажмурившись, ухватившись рукой за переносицу, всеми силами стараясь сохранять спокойствие, которое его почти покинуло. Он никак не думал, что глубоко запертые на замок чувства могут быть так видны. Он надеялся, что это не так. — Понятия не имею, Геральт, — говорит он, хотя на самом деле Регис понимает все.