Гены или Ангел-хранитель

Рауль боялся разговоров с отцом: боялся потому, что они нарушали его убежденность в необходимости смерти. Он все уже решил для себя, но стоило ему взглянуть на отца, а пуще того, послушать его убедительные речи, как виконт чувствовал, что он должен, обязан перебороть свой страх перед жизнью. Атос находил такие убедительные доводы (он давно понял, что задумал сын), и теперь все силы своей души, всю силу своей логики и своего красноречия употреблял для убеждения Рауля. Одного он не учел: Рауль был так же упрям, как и он сам, если только был уверен в правильности своего выбора. И стоило ему остаться одному, как он тут же возвращался к своим мыслям. Он стал похож на гибнущего пловца: вот уже рядом спасение, вот ему уже протягивают руку, за которую нужно только уцепиться, но тут он теряет силы и позволяет волнам вновь себя утянуть прочь от спасительной пристани. Атос слишком хорошо понимал, что творится в душе виконта: он словно сам возвратился к первым дням после своего приезда в Париж. Как и Рауль теперь, он тогда был полуслепым от боли, и не мог сосредоточиться ни на чем, кроме этой боли. И, начни ему кто-то объяснять, что все пройдет, и страдание перестанет быть таким острым и мучительным, он бы просто в лучшем случае встал и ушел, чтобы только не слышать этих речей. В худшем бы - вызвал утешителя на дуэль. Рауль был благодарен отцу за пламенные речи, но чаще ему бы хотелось, чтобы его никто не трогал, никто ему ничего бы не говорил. И часто, Атос, уловив в его взгляде это невысказанное желание, умолкал на полуслове и, подавив вздох, просто уходил, оставляя сына наедине со своим горем. С болью он сознавал, что Рауль даже в горе своем слишком похож на него. А как бы графу хотелось обратного! Шли дни, не принося исцеления, пока не явился герцог де Бофор. С этой тяжкой ночи, когда Атос в течении часа навеки потерял друзей и сына, он вступил на тропу, ведущую к ограде за часовней. Прошло не так много дней, и он навеки успокоился там рядом с сыном.

***

Звонкие молодые голоса звенели в полуденной тиши как птичьи трели. Две девушки лет шестнадцати и молодой человек, на вид чуть постарше, смеясь и поддразнивая друг друга перебегали от дерева к дереву, прячась за широкими стволами. Наконец, им наскучила эта игра и они стали оглядываться в поисках места, где можно расположиться на пикник. Небольшая часовенка, стоявшая на границе рощи и поля, привлекла их внимание. Молодые люди обогнули ее и уткнулись в металлическую ограду, так густо заросшую орешником, что она почти не была заметна. Калитка нашлась с трудом и юноше пришлось приложить силы, чтобы приоткрыть ее настолько, чтоб его приятельницы смогли туда проскользнуть. Внутри была такая же дикая поросль: ветви дрока и проросшие сквозь них чертополох и полевые ромашки покрывали весь участок. В углу растения выглядели пореже и сквозь них мелькнуло что-то, похожее на мраморную плиту. Юноша поспешно раздвинул цветы и взгляду предстали две, почерневшие от времени, когда-то бывшие белоснежным мрамором, плиты. На одной, с трудом очищенной от пыли и грязи, удалось прочесть: « Арман-Огюст-Оливье, граф де Ла Фер. 1599-1662г.г. «Все пройдет и это тоже». На другой стояло имя Рауль-Огюст-Жюль, виконт де Бражелон. 1634-1662. « Покойтесь с миром. Теперь вы вместе навек». Так это здесь они похоронены,- потрясенная прошептала одна из девушек.- А мы даже и не догадывались, что это так близко от нашего дома. Родители рассказывали, как безуспешно искали их могилы. Они думали, что граф захоронен в родовом склепе, а оказывается, он здесь вместе с сыном. Дело происходило в 1770-м году. В мае этого же года будущий король Франции, дофин Луи сочетался браком с эрцгерцогиней Марией-Антуанеттой. Франция вступала в предреволюционный период. И в это время еще находились люди, кого интересовало прошлое их семьи. Много-много лет назад, после того, как замок и домен Ла Фер отошли в королевскую казну, дальний родственник Бражелонов, которому достались по наследству не только замок Бражелон, но и Валлон, Пьерфон и Брасье ( которые Луи 14 сначала приказал срыть, а потом передумал: уж больно хорош был Пьерфон!), случайно нашел в столе кабинета графа де Ла Фер рукопись, озаглавленную: « Воспоминания графа де Ла Фер о некоторых событиях, произошедших в эпоху царствования Луи 13 и Луи 14». Это оказалось настолько интересно, что новый граф де Бражелон с тех пор стал собирать все, что имело бы хоть какое-то отношение к этой истории царствования. Как зеницу ока, хранил он старый манускрипт, и интерес к нему сумел передать своим детям и внукам. Ни у кого из семьи сомнений в том, что все так и было, как описал граф, не оставалось. Имя капитана королевских мушкетеров было достаточно известно благодаря весьма модной книге Куртиль де Сандра. А раз граф де Ла Фео существовал каких-то сто лет назад, можно было отыскать и его могилу. Однако поиски ничего не дали: в родовом склепе графов де Ла Фер последними могилами стали захоронения Ангеррана де Ла Фер и его супруги Изабо. Судя по датам, это и были родители автора « Мемуаров».