Фанфик-1940, или как Сталин предложил Гитлеру встать в позу обиженного

Однажды я, чисто случайно, познакомился с потрясающим образцом отечественного слэша. Речь шла о книге "Кремлёвский визит Фюрера" Сергея Кремлева, и она, натурально, была издана и лежала на полках книжных магазинах (завидуйте, девочки-слэшерницы!). Пэйринг Сталин/Гитлер ел мозг; развилкой была встреча Гитлера и Сталина в Бресте в 40 году, когда они посмотрели друг другу в глаза, и... Короче, товарища Сталина "отшипили" без его ведома. "Фюрер вдруг понял, что он никогда в обстановке встречи на высшем уровне не чувствовал себя так свободно уже с первых ее минут! Раньше ему всегда приходилось играть, а тут — он чувствовал это острым чутьем публичного политика и вождя — нужды в игре не было. Не было потому, что Сталин уже первыми минутами общения начисто исключал какую-либо игру. Теперь фюрер понял, почему Риббентроп был так восхищен атмосферой кремлевских приемов. В Европе дышали изысканными искусственными ароматами, а тут был чистый здоровый воздух, окружающий, черт побери, нравственно весьма здоровых людей… Это было новым и непривычным для Гитлера. Но это — не раздражало. Фюрер уже начинал догадываться, что Сталину была присуща высшая простота стиля, заключающаяся в том, что стиля, как чего-то продуманного, не было. Была сильная, крупная, уверенная в себе и в своей стране личность, для которой никакая поза невозможна уже потому, что абсолютно не нужна. И этот граф-переводчик… Родом из старой России, он тоже явно дышал той же простотой, что и его вождь… Все это пронеслось в уме фюрера мгновенной, переплетающейся чередой мыслей, чувств, догадок и прозрений… Но надо было что-то говорить, и он вдруг неожиданно для себя сказал тоже просто: — Вот оказывается как! Старая Россия и новая оказывается связаны крепче, чем я думал! — У нас и с Германией давние связи, господин Гитлер, — улыбнулся Сталин… — Я хотел бы вам прочесть несколько строк, — и Сталин, сделав паузу, прочел: Есть между нами похвала без лести, И дружба есть в упор без фарисейства, Поучимся ж серьезности и чести На Западе у чуждого семейства… Скажите мне, друзья, в какой Валгалле Мы вместе с вами щелкали орехи, Какой свободой мы располагали, Какие вы поставили мне вехи… После каждой строчки Сталин делал паузу для перевода, однако музыка стиха от этого не терялась. Игнатьев же переводил блестяще… Рифмы при переводе пропадали, а выразительность сохранялась, и воздействие ее было несомненно… Гитлер стоял под чистым небом на чужом армейском плацу и поражался… Так с ним не знакомились никогда… Он нередко сомневался — верна ли та или иная его политическая акция, но не сомневался в своей идейной правоте... И вот впервые вглядываясь в эти прищуренные серые глаза, вслушиваясь в неторопливую речь, подкрепляемую редким взмахом руки, он впервые ощутил неуют и беспокойство. Он впервые за долгие годы усомнился — а все ли его идеи верны? Вот стоит носитель идей, от его, Гитлера идей, отличных… Но так ли уж неприемлемы идеи, сделавшие вождем России такую личность, как Сталин? А Сталин, посмотрев в глаза фюрера прямым взглядом, пригласил к входу в высокое здание, похожее на собор… (...) Сталин пригласил к столу Гитлера, когда тот начал устраиваться, широким жестом пригласил остальных, сам сел рядом с фюрером, и некоторое время все были заняты тем, что не без удовольствия накладывали себе на тарелки то, что кому приглянулось. Слуг не было, но Сталин обязанность угощать фюрера взял на себя… (...) Сталин прищурился: — Не лучше ли стать на сторону обиженного, если ты и сам стоишь в позе обиженного? Нас, русских, обижали и обманывали часто… А ведь и Германию многие годы притесняли, не так ли? (...) Гитлер замолчал так надолго, что казалось — его красноречие разлетелось на мелкие осколки, столкнувшись с такой твердой прямотой… Сталин не издевался, не демонстрировал недовольство. Он просто сказал то, что отвечало реальности, и теперь спокойно ждал ответа. И смотрел он при этом добродушно и доброжелательно… — Господин Сталин, — Гитлер наконец собрался с мыслями, — к сожалению, вы правы как в самом тезисе, так и в конкретной оценке. Но Россия сейчас — это действительно сфинкс. Впрочем, сфинкс хотя бы задавал загадки, и по ним можно было что-то понять в нем самом. А Россия — сама загадка, и если я ее не разгадаю, то… Гитлер опять замолчал, споткнувшись о недосказанную мысль, но Сталин улыбнулся и досказал: — Господин Гитлер! Мне было бы искренне жаль, если бы вы не разгадали эту загадку. Ведь если верить легендам, судьба таких несчастливцев была не из завидных. Но я убежден, что если мы начнем разгадывать ее вместе, то посрамим все легенды… (...) ВРЕМЯ летело, оно летело над старыми стенами старой Цитадели, обтекая их не без боя, а напротив, с боем, ибо не было сейчас над миром мира, даже если где-то и не гремели еще пушки… Такой уж получалась тогда та эпоха… (...) Но Сталин вдруг наклонился к нему, и на плохом, однако разборчивом немецком языке вполголоса сказал: — Герр Гитлер! Вы можете не тревожиться — эти танки никогда не пойдут через эту границу, — и Сталин махнул рукой в сторону Буга… Гитлер посмотрел на него долгим, пристальным, изучающим взглядом и коротко ответил: — Яволь… ПОСЛЕ демонстрации и двух таких фраз «накоротке» достичь нового пика в эмоциях, в напряжении, в ситуации было уже невозможно… И Гитлер предложил: — Герр Сталин! Как вы посмотрите на идею провести короткую беседу с глазу на глаз без записи... (...) — Итак, герр Сталин, скоро мы прощаемся, но я надеюсь, что в следующем году мы увидимся вновь? — Я тоже на это надеюсь и был бы рад показать вам московский Кремль… И не только его… — В прошлом году вы, герр Сталин, говорили Риббентропу — живы будем, увидимся… —Да… Сталин встал с кресла, подошел к висящим на стене картинам… — Господин Гитлер, я знаю, что вы любите живопись и даже пишете сами… — Ну, мне давно не до этого! — Понимаю… Но вкус-то не исчезает… Как вам нравятся эти пейзажи? — Сталин показал на картины, привлекшие внимание фюрера еще вчера… — Они весьма недурны… — Все— оригиналы кисти наших лучших старых пейзажистов… Музейные вещи… Какой из них нравится вам более всего? Фюрер тоже встал, прошелся вдоль стен, всмотрелся, прошел еще раз и указал на одну: — Этот… На небольшом полотне был изображен весенний проселок… Облачное небо хмурилось серовато-багровым, однако над горизонтом виднелся клочок радостной голубизны… В лужах отражались ветви густой вербы, а по размытому проселку важно вышагивал иссиня-черный грач… — Саврасов, — назвал художника Сталин. — Да, хорош… И я прошу вас, господин рейхсканцлер, принять эту картину как подарок от советского правительства… Фюрер был растроган: — Благодарю… — И еще одно, герр Гитлер! Возможно, вам бывало тяжело при беседах с Молотовым — он очень упрямый человек. Мой совет и просьба — если в будущем вы или господин Риббентроп зайдете с ним в тупик, обращайтесь непосредственно ко мне через господина Шуленбурга. Я постараюсь вам помочь… — Яволь… Трое немолодых людей вышли из комнаты переговоров в зал, где их уже с нетерпением ждали… Все смотрели на Сталина и Гитлера, а те улыбались друг другу — как и тем, кто смотрел на них. Впереди маячило еще нечто непонятное, но уже — маячило… За спиной стоящих раздался какой-то шум, потом — негромкий визг. Все оглянулись и тут же расступились, давая дорогу двум егерям, которые несли большую клетку, на полу которой лежали два маленьких волчонка — совсем еще щенки… Третий егерь нес толстый войлочный коврик… Егеря поставили клетку перед Сталиным и фюрером, а третий положил коврик перед дверцей, открыл ее и пригласил: — Ну, цуцики, выходите… Волчата запищали, однако привлеченные бутылочкой с молоком, появившейся в руках егеря, выбрались на коврик… — Почитай, уже ручные, — басом объявил егерь. Сталин взял бутылочку у него из рук и протянул ее фюреру. Тот принял, наклонился, и один волчонок — покрупнее, тут же ухватил губами сосок и начал сосать… Все засмеялись… — Господин Гитлер, — обратился к фюреру Сталин. — Я знаю, что ваш партийный псевдоним — Вольф, волк… Позвольте же подарить Вольфу двух вольфсюнге, волчат… Пусть они вырастают сильными, зубастыми, но всегда помнят, откуда они родом… Гитлер резко выпрямился, посмотрел в глаза Сталину, встретил такой же прямой взгляд и сказал: — Danke… А ВОЛЧАТА на коврике уже устроили возню… С большими смешными лбами, с широкими лапами, они выглядели так трогательно, как могут выглядеть только дети—дружелюбные, неуклюжие, беспомощные и в то же время — крайне любопытные и жизнерадостные…" /*хлопает в ладоши*/ Он подарил ему щеночков! Щеночков! Но вообще, Кремлёву стоило бы монологи для яойных мультиков писать. "Но я убежден, что если мы начнем разгадывать эту загадку вместе, то посрамим все легенды..." Какой гетеросексуальный мужчина в этот момент не стал бы геем - для Сталина? И кстати, вы обратили внимание, что Кремлёв описывает ситуацию с точки зрения Гитлера, изнутри? То есть он представлят себя Гитлером, который смотрит на Сталина влюблёнными глазами - а Сталин при этом за ним ухаживает, читает стихи, шепчет на ушко по-немецки, дарит подарки... Щеночки, опять же! Не, ну это хотя бы честно. *** Просто я тут недавно уговорил одного пассажира отцепиться от моего поезда, и это было хорошо и правильно. Речь о xlad17. Но на прощание он задал мне вопрос... Открою вам секрет Полишинеля. Я не люблю ругаться в комментах, и чувствую себя страшно неловко, когда приходится этим заниматься. (Но не настолько, чтобы вообще отказаться от подобной практики.) То есть, если я считаю человека идиотом, я всегда готов об этом сказать, но потом мне стыдно. Знаете, начинаю рассматривать вопрос с одной стороны, с другой стороны... но он сам виноват! Не надо было быть идиотом! На самом деле, я просто очень обижаюсь, когда мне говорят неправильные вещи. Я не умею ругаться по-настоящему. ...Так вот, он у нас любитель слэша про Сталина. И в том числе, за авторством Кремлёва. А я из творчества Кремлёва только с вышеупомянутой книгой знаком, но этого достаточно, по-моему. И вот как-то он стал ссылаться на Кремлёва, а я такой - Кремлёв? Блять! Это же фрик! Ну потому что он фрик, да. Ах, если бы Гитлер и Сталин сели рядышком! И Сталин стал бы накладывать еду Гитлеру в тарелку... а затем незаметно погладил бы его по руке... Войны бы не было! Все народы жили бы в мире! В мире без евреев! И Хлад спрашивает: "Цитату.Из книги.Где говорится про "родственность" нацизма и коммунизма.Еще желательно,чтобы это были слова автора." Типа, там этого нет, ага. Нет, и я даже хотел ему ответить. Полез в книжку, чтобы подобрать какую-нибудь цитату по-ярче, а там... романтика мужской любви. "И они дорогой размышляли… Каждый — о своем… Но перед глазами у одного то и дело вставал взгляд другого". Как-то в прошлый раз я это проглядел. /*мотает головой*/ Вообще, там вся книга - слова автора. И реплики персонажей тоже - слова автора, кроме тех случаев, когда это исторические цитаты. Краткое изложение - Рейх был правильной страной, нацисты боролись с Золотым Интернационалом, которому служили евреи. Авторитарные страны, СССР и Германия, хотели мира. Воинственные "демократии", Англия и США, хотели войны. Потому что ими управлял Золотой Интернационал посредством евреев и масонов. СССР и Германия обязательно оказались бы в объятиях друг друга, если бы не козни местечкового еврея Валлаха-Литвинова и его ставленников, типа Майского, а также засевших в коммунистической партии троцкистов, евреев и еврейских агентов. Сталин думает: "Как много за эти годы было вбито клиньев между русскими и немцами… Долгое время и слова-то эти были не в ходу… Чаще звучало «большевики», здесь— «фашисты». Старались, старались Литвиновы-Валлахи, Кольцовы-Фридлянды, Киршоны и Мейерхольды… А ведь Гитлер в «Майн кампф» был прав, когда заявлял, что союз Германии со слабой Россией означает для Германии войну со всей Европой при однозначном для себя проигрыше…" Сталин объясняет Молотову, что нацизм - это тоже социализм: "В конце октября Сталин вновь завел разговор с Молотовым: — Вячеслав, мы уже говорили о том, что представляет из себя Гитлер идейно. — Говорили… — Так вот, у меня есть еще одна бумага на этот счет… — Секретная? — Нет, самая что ни на есть публичная — «Хрестоматия немецкой молодежи»… — И что же там? — А вот что, — Сталин взял в руки несколько сколотых скрепкой листков перевода и зачитал: — Социализм означает: думать не о себе, а о целом, о нации, о государстве… Ну, Вячеслав, как? — А что — неплохо! — Вот еще… Социализм означает: каждому свое, а не каждому одно и то же… — Ну, можно сказать и так… — А вот еще… Это возьми и почитай сам… Сталин протянул Молотову пару машинописных листиков… Молотов взял и начал читать: «Простой деревенский мальчик зачастую может быть талантливее, чем дети зажиточных родителей, хотя в смысле знаний этот деревенский мальчик будет им сильно уступать. Если дети более зажиточных родителей больше знают, то это вовсе не говорит в пользу их большей талантливости. Действительно творческий акт получается только тогда, когда знание и способности заключают брачный союз. Наше народническое государство примет свои меры и в этой области. Мы будем видеть свою задачу не в том, чтобы увековечить влияние одного общественного класса. Мы поставим себе целью отобрать все лучшие головы во всех слоях населения и именно этим наиболее способным людям дадим возможность оказывать наибольшее влияние на наше общество…» — Это откуда? — спросил Молотов, прочтя первый лист. — Из «Майн кампф»… — Нуда! — Да!.. Ты читай дальше — это тоже оттуда… На другом листе было вот что: «Наше государство должно будет добиться принципиального изменения самого отношения к физическому труду и покончить с нынешним недостойным к нему отношением. Наше государство будет судить о человеке не по тому, какую именно работу он делает, а по тому, каково качество его труда». Молотов закончил, положил листки на стол… Сталин смотрел на Молотова, желая увидеть его реакцию. А тот, ничего не отвечая, смотрел в свою очередь на Сталина… Сталин еще пощурился на своего премьера и потом резко сказал: — Вячеслав! Гитлера надо пригласить в Москву. — Не поедет! — Если хорошо пригласим — поедет!" Сталин разъясняет Гитлеру, что социализм - этот тот же нацизм: "Если для Сталина пакт — поворотный пункт к союзу с рейхом, он будет ценить доверие и добиваться его… Доверие и у людей, и у держав держится на поступках, на делах, а не на словах… Но ведь недаром сказано, что вначале было Слово… И Гитлер решился: — Скажите, господин Сталин, а как вы относитесь к евреям? Пауза повисла в воздухе, словно сизый дым из отсутствующей трубки Сталина… Он действительно поднес руку к лицу — как будто хотел затянуться, взглянул на Шмидта, напрягшегося от любопытства и ожидания, на застывшего Риббентропа, на невозмутимого Игнатьева и еще более невозмутимого Молотова, еще продлил паузу и обронил: — Я терплю их… Но, думаю, эта проблема не самая главная сейчас… Есть более серьезные вещи, господин канцлер… Гитлер откинулся в кресле, расслабился, и вновь в воздухе, словно трубочный дым, поплыла тишина. — Господин Сталин, — Гитлер оживился, но сдержанность Сталина странным образом уже передалась и ему, и он непривычно для себя медленно закончил, — мне кажется, нам надо о многом еще поговорить подробнее… И не один раз… — Думаю, это может быть полезно народам и Германии, и Советского Союза… Сталин переглянулся с Молотовым, вдруг откровенно, по-свойски ухмыльнулся, и потом произнес: — Если уж вы, господин Гитлер, так интересуетесь этой проблемой, то я позволю себе отнять несколько минут вашего внимания и познакомить вас с несколькими интересными мыслями… Сталин достал из кармана два сложенных вчетверо листа бумаги с каким-то текстом, развернул их, один отдал Игнатьеву, а второй взял в руку и начал читать: — Какой особый общественный элемент надо преодолеть, чтобы упразднить еврейство? …Какова мирская основа еврейства? …Своекорыстие. Что являлось, само по себе, основой еврейской религии? …Эгоизм. — О! — вырвалось у фюрера, но Сталин не отреагировал и, не отрывая глаз от бумаги, читал и читал: — Каков мирской культ еврея? Торгашество… Кто его мирской бог? Деньги… Деньги — это ревнивый бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого бога… Бог евреев сделался мирским, стал мировым богом. Вексель — это действительный бог еврея. Его бог — только иллюзорный вексель… Еврейский иезуитизм есть отношение мира своекорыстия к властвующим над ним законам, хитроумный обход которых составляет главное искусство этого мира. Гитлер был ошарашен…. Сталин как будто цитировал «Майн кампф», хотя Гитлер-то свою книгу помнил и знал, что именно этих слов в ней нет… Но мысли! — Герр Сталин, — не выдержал он, — чьи это слова? Неужели ваши? Сталин улыбнулся и попросил: — Господин Гитлер! Я прошу вас немного потерпеть, а потом я вам отвечу. И Сталин продолжил: — Еврей, в качестве особой составной части гражданского общества, есть лишь особое проявление еврейского характера гражданского общества… Еврей эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов… Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями… Мало того, практическое господство еврейства над христианским миром достигло в Северной Америке своего недвусмысленного, законченного выражения… Гитлер подался вперед, боясь не расслышать хотя бы слово… Риббентроп, ошеломленный не менее фюрера, был тоже само внимание. То, что Сталин зачитывал все это по печатному тексту, а Игнатьев по такому же тексту переводил, доказывало, что Сталин заранее или был готов к тому, что подобный вопрос возникнет, или сам намеревался затронуть его… В любом случае это была психологическая бомба, и сейчас фюрер даже не пытался укрыться от этой удивительной бомбежки, а просто фиксировал ее факт. Сталин же все читал: — Еврейство не могло создать никакого нового мира; оно могло лишь вовлекать в круг своей деятельности новые, образующиеся миры и мировые отношения… Еврейство достигает своей высшей точки с завершением гражданского общества… Только после этого смогло еврейство достигнуть всеобщего господства и превратить человека, природу в предметы купли-продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества… Реальная сущность еврея получила в гражданском обществе свое всеобщее действительное осуществление… Следовательно, сущность современного еврея мы находим не только в Пятикнижии или в Талмуде, но и в современном обществе — не только как ограниченность еврея, но и как еврейскую ограниченность общества. Сталин умолк, но предостерегающе поднял руку и, переведя дыхание, сообщил: — И последнее… Организация общества, которая упразднила бы предпосылки торгашества, а следовательно, и возможность торгашества, — такая организация общества сделала бы еврея невозможным… Общественная эмансипация еврея есть эмансипация общества от еврейства… Эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства… — Что это, герр Сталин? — почти прокричал фюрер. — Кто это? — Это, господин Гитлер, выписки из работы Карла Маркса «К еврейскому вопросу». Написал он ее осенью 1843 года, а на следующий год она была напечатана в журнале «Deutsch-Franzosische Jahrbucher»… И после этих слов Сталин вынул из лежащего рядом портфеля старый номер журнала и вручил его Гитлеру: — Можете на досуге убедиться сами… — Между прочим, — тут же прибавил он, — Фридрих Энгельс со своим другом в этом вопросе не расходился…. Вот, например, — Сталин вынул из кармана еще два листа и со своего прочел вслух: — Буржуа относится к установлениям своего режима, как еврей к закону — он обходит их, поскольку это удается в каждом отдельном случае, но хочет, чтобы все другие их соблюдали… Гитлер все еще не мог успокоиться, а Сталин спокойно говорил: — Как видите, господин Гитлер, марксисты любят евреев в некотором смысле не больше национал-социалистов… Но мы выделяем социальный момент… Мы боремся против эксплуататоров, против паразитов на теле Труда, против капитализма и духа торгашества. Если дух торгашества— это еврейский дух, то, выходит, что мы боремся и против мирового еврейства как общественного феномена… По Марксу…"