Часть 1
16 ноября 2016 г. в 16:46
Ему всегда было интересно, существовало ли пограничное состояние между энергетическим донорством и вампиризмом. Потому что если да — то он находился в этом состоянии.
Его легко можно было обессилить: любое неловкое слово или движение выбивало из колеи и лишало всяких сил. В то же время его друзья звали его буддистским Дракулой, потому что так же легко, как отдавал, он забирал энергию. Причем, даже того не замечая, он выпивал из человека все, что мог, а затем передавал другим людям. Этакий проводник. Как серебро или медь.
После общения с людьми ему всегда было плохо. Он приходил домой и подолгу смотрел в стену, не отражая действительность и восстанавливая силы, не пуская к себе даже Каспара. В этом была противоречивость его натуры: он чуть ли не умирал после общения даже с баттеркримами, но не мог без людей, его тошнило и трясло, наваливалась меланхолия, он не ел и не снимал видео, не выходил из комнаты и не спал ночи напролет, карябая ручкой по бумаге: писал философские стихи в стол.
Каспар любил его почти заочно, давал необходимое общение и уходил, чтобы дать восстановиться, и Джо ценил в нем эту проницательность, это его умение вовремя уйти. Сердце болело от каждого: «Я к Джошу, звони, как отойдешь», — но он понимал, что это для его же блага, что Каспар всегда будет рядом ради него, для него, вместе с ним. Добровольно.
А потом Каспар ушел. Сказал, что ему надоело. Те две недели питания лишь тем, что принес ему Оли, привели к тому, что он едва передвигал ноги, и ящик его стола перестал закрываться от обилия рукописей. Спустя несколько недель он отошел от этого и оказался в несбыточном этапе жизни: потерянный, разбитый, без какого-либо плана, дома, идей.
В пустых комнатах его новой квартиры его энергия расползалась по углам, подобно пару от жидкого азота, оставляя его трясущимся и бессильным, неспособным остановиться.
Каспар в его жизни был стабилизатором, а когда он ушел, оказалось, что Джо не может есть и пить, и под его пальцами кругами на воде расползались потоки выпитой энергии. Он отдавал ее даже предметам: вазам, кружкам, ручке, бумаге. В выпитых литрах кофе и чая оставался он сам: в отпечатках пальцев на кружке и сбивчивом дыхании. Он начал снимать видео почти неделю спустя, вылез из шкафа, в котором спал, пока не было кровати. Иронично, ведь в известном смысле из шкафа он так и не вышел.
Каспар пришел обратно прозрачно-белесым днем, в синей дымке теней отражаясь от стен. Он сидел в углу.
Он цеплялся пальцами за горячие руки Каспара и чувствовал, впервые за много дней, как живот болит от голода, и ноги сводит судорогой.
Он плакал, и он чувствовал слезы.
Он пил волны энергии, исходящие от Каспара, а Ли бледнел в сумерках, с каждой секундой расслабляясь от знакомого чувства.
Это было единение.
Больше чем секс или поцелуи. Он был проводником, и в их объятьях всегда было нечто большее, чем проявление нежности. Спасение, если сильно преуменьшить.
Любовь, если упростить.