Пятна

      Ито снова улыбается. Его лицо сияет, словно солнце, только вот красные брызги всё портят. Ну, ничего, ведь и на солнце бывают пятна.       — Таке-сан, а ведь я вас так уважаю, — тянет Ито, занося нож и снова со всей силы втыкая его в неподвижную грудную клетку. На лицо ложатся новые капли крови, собираются в более крупные и ручейками стекают к подбородку.       Кровь на лице Курамото смотрится просто восхитительно – он не раз убеждался в этом, глядя в зеркало, – только вот Таке-сан не оценит этого. Его глаза, пока ещё не мутные, но заметно потускневшие, неподвижно смотрят в потолок. Ито наклоняется к бесстрастному – надо же, даже смерть не исказила его – лицу и вглядывается в пустые зрачки.       — Я даже, можно сказать, люблю вас, Таке-сан, — скулит Ито, обнимая ещё тёплое тело, и трётся об него щекой, размазывая кровь. Таке не дышит – Ито ясно понимает это, но, желая убедиться, целует приоткрытые губы, проводит по ним языком, забирая последнее тепло. Во рту остаётся металлический привкус крови, и он настолько приятный, что внутри всё сжимается от нежности, а целоваться хочется невообразимо долго.       Таке не против.       Уже не против.       Ито хохочет, громко, весело – любой клоун позавидует. Он перебрасывает ногу через труп и садится верхом, зажав нож в зубах, закатывает рукава своей когда-то белой рубашки. Ито удовлетворённо мычит, расстёгивая пуговицы чужого плаща и открывая покрытую багровыми пятнами рубашку. От нетерпения он ёрзает, трётся задом о пряжку ремня, заигрывает с Таке, представляя, как они могли бы повеселиться, когда он был живым. Под ладонями влажно хлюпает взрезанное мясо и кровь, и этот звук, звучащий где-то внутри головы, сильнее контрастного душа будоражит тело. В паху всё сводит от возбуждения, и Ито с наслаждением просовывает пальцы в глубокие раны, сгибает и разгибает их, разводя в стороны, оглаживает разбитые лезвием кости и тёплые внутренности.       Оказывается, Таке внутри тёплый. Был.       Ито рывком разводит края рубашки, и оторванные пуговицы с треском разлетаются в стороны, стуча по грязному полу Кокурии. Он заворожённо смотрит на зияющую рану, из которой всё ещё течёт кровь, зеркальной лужей расползаясь вокруг них.       — Может, у вас и сердце было? — интересуется Ито, достав изо рта нож, и запускает руку в сломанные рёбра, пытаясь нащупать нужный орган. Внутренности у Таке шёлковые, вспоротые лёгкие мягко скользят по нежной коже, заключая ладонь в тёплые объятия. — Кажется, нашёл, — удовлетворённо говорит он и вынимает руку во влажной красной перчатке. На кончиках пальцев собирается кровь, и Ито, подняв кисть повыше, ловит сорвавшуюся каплю. — Ммм, а вы довольно приятный человек, — жмурится он и засовывает пальцы в рот, начиная облизывать фаланги. Вкус действительно восхитителен, и Ито с наслаждением скользит языком по пальцам, собирая сладкую кровь.       Когда на пальцах не остаётся ни единого красного развода, он снова смотрит вниз. Неожиданно его лицо искажает злоба, и он с размаху втыкает нож в рану, где совсем недавно нащупал сердце.       — Тогда чего же вы не замечали своего верного подчинённого? — шипит он, склоняясь над лицом Таке. Влажные от крови волосы завились в мягкие кудри и едва касаются умиротворённого лица. — Вы были мне как семья, Таке-сан, как отец. А я должен был стать вам сыном, как Хайсе для Аримы. И что я получил?! — Его крик эхом разносится по Кокурии, но его это абсолютно не волнует. Он снова заносит нож.       Удар. Ещё удар.       Ито плачет и смеётся, а на его лице расцветают кровавые ликорисы.       Оставив нож в груди, он выпрямляется и глубоко вздыхает.       — Но я не злюсь на вас. Я же люблю вас, Таке-сан, — с нежностью говорит Ито, скользя взглядом по трупу.       Неожиданно он натыкается на красно-белый уголок, торчащий из плаща.       — О, а это у нас что? — Ито вытягивает из внутреннего кармана сложенную бумажку, покрытую пятнами. — Завещание, что ли? — Он осторожно раскрывает её и начитает читать, и его лицо с каждой секундой всё больше перекашивается от смеха. — Боже, Таке-сан, это так мило! — хохочет он, вкладывая документ под рубашку. — Заявление об увольнении, надо же! — Он наклоняется к безжизненному лицу и, заглядывая в неподвижные глаза, вкрадчиво протягивает: — А вы, оказывается, были готовы предать всё Управление ради обожаемого Аримы-сана?       Таке не отвечает ему, но Ито и не просит. Ему и так безумно весело.       — Ну, что ж, мы должны увековечить вашу верность Ариме.       Ито вынимает нож из груди и приставляет острие ко лбу. Плавным движением руки он рассекает гладкую кожу, из которой тут же начинает сочиться кровь. Линии получаются ровные, аккуратные – лезвие совсем не дрожит в умелых руках.       — Курамото-кун, нам пора, — окликает его Ута, появившийся позади.       — Да погоди ты, — отмахивается Ито, рисуя ножом мелкие штрихи. Ута подходит ближе, становится в лужу крови. От него тоже пахнет чужой смертью и кровью детишек из нулевого отряда.       Закончив, Ито слизывает лишнюю кровь со лба Таке, очищая иероглиф, и придирчиво осматривает результат своей работы.       — «Верность», — с лёгкой грустью говорит Ута. — Неплохо. Хотя мне нравился этот парень.       — Мне тоже, — коротко отвечает Ито, вглядываясь в застывшие навечно черты лица. Таке продолжает невидяще смотреть наверх. Ито уверен, что он вовсе не злится. Они, можно сказать, расстанутся друзьями, почти любовниками.       Положив два пальца на поднятые веки, Ито опускает их вниз, закрывая серые глаза. Теперь кажется, будто Таке-сан просто спит, и даже дыра в груди не портит впечатления полной умиротворённости.       Может, потому, что Таке-сан был самым чистым в бесконечно грязном фарсе, поставленном Вашу.       Ито последний раз склоняется над телом своего наставника и целует его в лоб.       — Сладких снов, Таке-сан, — шепчет он, прижавшись лбом к метке «Верность», после чего плавно встаёт на ноги и убирает с лица мешающие волосы. Вздохнув, он поворачивается к Уте и вопросительно вскидывает брови: — Пойдём?       Ута мягко улыбается и кивает.       Клоунам пора поприветствовать Одноглазого короля.