Сильмариллион магов

Когда Манвэ узнал о путях, которые избрал Мелькор, ему стало ясно, что тот решил укрыться в своих старых крепостях на севере Средиземья. И Оромэ с Тулкасом сразу отправились туда, чтобы попытаться догнать Мелькора. Но за пределами побережья Тэлери, в неназванных пустошах, простиравшихся вплоть до самых льдов, им не удалось найти ни одного его следа. С тех пор вдоль северных границ Амана было усилено наблюдение, но это ничего не дало, так как еще до того, как началось преследование, Мелькор повернул обратно и тайно ушел на юг. Потому что он все же был одним из Валаров и мог изменять свое обличье или совсем не иметь его, как могли и его собратья. Однако вскоре он утратил эту возможность навсегда. Так, невидимый, он пришел в конце концов в сумрачную местность Аватар. Она протянулась узкой полоской к югу от залива Эльдамар, у восточной стороны подножья Пелоров. Ее длинное и мрачное побережье простиралось к югу, лишенное света и неизведанное. Там, под отвесными обрывами гор, у холодного темного моря, тени были самыми глубокими и непроницаемыми в мире. И там, в Аватаре, тайно поселилась Унголианта. Эльдарам неизвестно, откуда она взялась, но некоторые утверждали, что в давно забытых эпохах ее родила тьма, окружавшая Арду, когда Мелькор впервые с завистью взглянул вниз на королевство Манвэ. И она была одной из тех, кого в самом начале подкупил Мелькор, дабы они служили ему. Но Унголианта покинула своего хозяина, сжигаемая единой страстью поглощать все живое, чтобы напитать свою пустоту. Спасаясь от гнева Валаров и преследования Оромэ, она бежала к югу, потому что их тревожило положение на севере, а юг они долго оставляли без внимания. Оттуда Унголианта подбиралась к свету Благословенного Края, потому что жаждала и, одновременно, ненавидела его. Она поселилась в глубоких ущельях и приняла облик чудовищного паука, опутав черной паутиной теснину в горах. И она поглощала весь свет, который могла найти, и превращала его в темные сети удушающего мрака, пока, наконец, никакой свет не мог больше проникнуть в ее жилище. И тогда Унголианта стала голодать. Придя в Аватар, Мелькор стал разыскивать ее. Он снова принял облик, в котором долго правил в Утумно – образ Темного Владыки, огромного и ужасного. В этом облике он и остался навек. Там, в черных тенях, коих не прозревал даже Манвэ со своего высокого трона, Мелькор с Унголиантой замыслили месть. Поняв замысел Мелькора, Унголианта разрывалась между вожделением и великим страхом, ибо не желала она испытывать мощь владык и оставлять свое укрывище ради опасностей Амана. А потому Мелькор сказал ей: - Делай, как я велю. И если, когда все исполнится, голод твой не уймется, я дам тебе полной горстью все, чего пожелает твое вожделение. Он поклялся легко, как поступал всегда, а про себя смеялся. Так большой вор соблазнял меньшего. Унголианта соткала вокруг них обоих покров тьмы, когда они отправились в путь. Мрак, в котором вещи не существовали больше, и взгляд не мог пронзить его, потому что тот мрак был пустотой. Затем она медленно начала ткать свою паутину: нить за нитью, от ущелья к ущелью, от выступающей скалы к горному пику, взбираясь все выше, переползая и цепляясь, пока, наконец, не достигла вершины Хиарментира – самой высокой горы в этой части мира, далеко к югу от великой Таникветиль. За тем краем Валары не следили, потому что западнее Пелоров лежали в сумерках незаселенные земли, а восточнее гор лежала лишь узкая полоска суши у сумеречных вод бескрайнего моря. Но теперь на вершине горы залегла Унголианта, порождение тьмы. И она свила из своих нитей канаты, а из них сделала лестницу, и по ней Мелькор взобрался на эту вершину и встал рядом с Унголиантой, глядя вниз на охраняемые земли. Под ними лежали леса Оромэ, а западнее золотилась высокая пшеница полей Йаванны, и мерцали травы ее пастбищ. И Мелькор посмотрел на север и увидел вдали сияющую долину и серебряные купола Валмара, сверкающие в смешанном свете Тельпериона и Лаурелин. И тогда Мелькор громко засмеялся и быстро скользнул вниз по длинному западному склону, а Унголианта была рядом с ним, и ее тьма скрывала их обоих. Это было время празднества, как хорошо знал Мелькор. Хотя все времена года во власти Валаров, и Валинор не знал ни зимы, ни смерти, все же он входил тогда в земли Арды и был лишь малой частью Эа, а жизнь Эа - есть Время, и оно течет всегда - от первой ноты до заключительного аккорда Эру. К тому же, Валарам нравилось появляться в образе, сходном с обличьем детей Илуватара, и они ели и пили, и собирали плоды Йаванны на Земле, которую создали по велению Эру. И поэтому Йаванна установила время цветения и время созревания для всего, что росло в Валиноре, и при каждом первом сборе плодов Манвэ устраивал великий пир для прославления Эру, когда весь народ Валинора изливал свою радость в музыке и песнях на Таникветиль. Ныне настал этот срок, и Манвэ назначил празднество более великолепное, чем когда либо со времени прихода Эльдаров в Аман. Потому что в это время Манвэ задумал излечить зло, возникшее среди Нолдоров, хотя бегство Мелькора и приближало предвестье нелегкого труда и великих печалей, и никто еще не мог сказать, какие раны получит Арда, прежде чем Мелькор снова будет побежден. И по призыву Манвэ все собрались в залах на Таникветиль, чтобы прекратить отчуждение между князьями Эльдаров и забыть навсегда ложь, посеянную их врагом. Туда явились Ваниары, и пришли Нолдоры из Тириона, и собрались все Майары, а Валары облачились в свою красоту и великолепие. И они сидели перед Манвэ и Вардой в их величественных залах или танцевали на зеленых склонах горы, обращенных на запад, к Древам. В тот день улицы Валмара были пусты, и сходы Тириона безмолвны: земли дремали в мире. Одни лишь Тэлери за горами все еще пели на побережье моря, потому что они уделяли мало внимания смене сезонов или течению времени и не думали о заботах правителей Арды или о тени, упавшей на Валинор, ведь до сих пор их это не затронуло. Одно лишь омрачало замыслы Манвэ. Феанор действительно пришел, потому что лишь ему одному Манвэ приказал явиться, однако не пришел Финве, как и другие Нолдоры из Форменоса. Ибо Финве сказал: - Покуда сын мой Феанор в изгнании и не может войти в Тирион, я считаю себя лишенным трона и не буду встречаться с моим народом. И Феанор явился не в праздничном одеянии и не одел никаких украшений - ни серебра, ни золота, ни драгоценных камней. И он отказался явить Сильмарилы Эльдарам и Валарам и оставил их запертыми в их железных палатах в Форменосе. Однако он встретился у трона Манвэ с Финголфином и помирился с ним - на словах. И Финголфин предал забвению обнаженный меч и протянул брату руку, сказав: - Я делаю, как обещал. Я прощаю тебя и больше не помню обид. Тогда Феанор молча взял его руку, но Финголфин продолжал: - Твой наполовину брат по крови, в сердце я буду настоящим братом. Ты поведешь, и я последую за тобой. И пусть никакие раздоры больше не встанет между нами! - Я слышу тебя, - ответил Феанор, - да будет так! Но они не знали, чем обернутся их слова. Говорят, что когда Феанор и Финголфин стояли перед Манвэ, наступил час слияния света обоих Древ, и безмолвный Валмар наполнился серебряным и золотым сиянием. Но в тот самый час Мелькор и Унголианта неслись через поля Валинора, подобно тени черного облака, гонимого ветром над залитой солнцем землей. И вот они оказались перед зеленым холмом Эзеллохар. Тогда мрак Унголианты поднялся до самых корней Древ, а Мелькор прыгнул на холм и своим черным копьем поразил Древа, нанеся им страшные раны. И сок их, подобно крови хлынул наружу и оросил землю, а Унголианта стала жадно поглощать его. Затем, переходя от Древа к Древу, вонзала она свой черный хобот в их раны, пока Древа не истощились. И яд Смерти, что она несла в себе, проник в сердцевину Древ и иссушил их - и корни, и ветви, и листву, и они умерли. Но жажда все еще томила Унголианту и, подойдя к источникам Варды, она выпила их до дна. И при этом она изрыгала черные пары и разбухла до таких чудовищных размеров, что Мелькор устрашился. Так великая тьма пала на Валинор. О том, что происходило тогда, много сказано в "Альдудениэ", Плаче по Древам, что сложен ваниаром Элеммире, и известен всем Эльдарам. Но ни песня, ни сказание не могут передать все горе и ужас того дня. Свет померк, но наступившая тьма была более, чем утрата света. В тот час появилась тьма, которая была не пустотой, а живой тварью, ибо порождена была злой силой из Света и владела мощью проницать взор, входить в сердце и душу, и подавлять волю. Варда взглянула вниз с Таникветиль и увидела тьму, воздвигшуюся внезапно бастионами мрака, и Валмар погрузился в глубокое море ночи. Вскоре одна лишь Священная Гора осталась стоять последним островом утонувшего во тьме мира. Все песни смолкли. Валинор погрузился в молчание, и нельзя было услышать ни звука. Лишь издалека, через проход в горах, ветер доносил рыдания Тэлери, подобные леденящим воплям чаек. С востока подул холодный ветер, и тени с бескрайнего моря накатились на высокие берега. Но Манвэ со своего высокого трона посмотрел вдаль, и взгляд его пронзил ночь. Там, за мраком, Манвэ увидел Тьму, и взгляд его не мог проникнуть в нее, огромную и далекую, движущуюся с огромной скоростью к северу. И он понял, что Мелькор приходил и ушел. И тогда началось преследование, и земля тряслась под копытами коней воинства Оромэ, и огонь, что высекали подковы Нахара, был первым светом, вернувшимся в Валинор. Но едва достигнув тучи Унголианты, всадники воинства Валаров ослепли, растерялись и поскакали сами не зная куда; и глас Валаромы захлебнулся и смолк. А Тулкас словно запутался в тенетах ночи – силы оставили его, и он тщетными ударами осыпал воздух. Когда же туча ушла, было слишком поздно. Мелькор насладился местью и невредимо скрылся.