Dizzy

9.01.2017 Коке частенько по-доброму посмеивался над детской непосредственностью Антуана. Будучи молодой звездой, ярко засиявшей в последние годы, одним из главных претендентов на Золотой мяч, вручаемый уже вечером этого дня, Антуан оставался до такой степени скромнягой, что позволил себе приобрести лишь один автомобиль, в то время как у многих футболистов команды, которые и половины его зарплаты не получали, было по пять и больше. И конечно же, отмечал про себя Коке, этот один накрылся в самый нелепый момент — когда Анту собирался на тренировку несколько дней назад. Безуспешно пытаясь завести мотор раз сто и получая в ответ лишь издевательский вялый «вжик», он плюнул на все и воспользовался опцией «звонок другу», коим и оказался неподалеку живущий Коке. Который сейчас ехал в собственном автомобиле и размышлял, что Анту в принципе мог попросить любого об услуге, но нет — он такой человек, ему нужно точно знать, что его не засмеют и не осудят. Такие уж у него стандарты близкой дружбы. С того дня, пока машина Антуана была в ремонте, Коке забирал его на тренировку каждый день в одно и то же установленное время, и странно, но Анту всегда стабильно стоял на пороге с рюкзаком, ожидая своего экспресс-шофера. Коке не был против, для него это казалось посредственной и обыкновенной вещью — помочь другу, ведь он привык помогать другим: как на поле своими пасами и ассистами, так и в жизни. Не зря говорят, что футбольный матч для игроков — целая жизнь. Однако, подъехав к дому Антуана, он сильно удивился, не узрев друга на пороге. Да, у Анту сегодня вечером вручение Золотого мяча, но ведь он обязан присутствовать на утренней тренировке? Он всегда предупреждает, думал Коке, если что пошло не так, он бы хоть два слова в мессенджер ему отправил. Испанец был абсолютно уверен в надежности своего французского приятеля, ведь, как он всегда отмечал для себя, тот был даже уж слишком воспитанным. Однажды во время матча Анту проспал несколько идеальных голевых передач от Коке, а после этого полночи слал сообщения с извинениями, да так, что у Коке от вибраций телефон сел. Этот француз был настоящей свежевыпеченной парижской булочкой с корицей — так любил его величать про себя Коке, усмехаясь. Не найдя иного выхода и про себя выругавшись пару-тройку раз, молодой испанец решил позвонить в домофон. Его вызов был принят, однако реакции не последовало. Коке пришлось ждать еще добрых минуты три под воротами, и он уже начал волноваться. Щелчок — и дверь перед ним открыла пожилая горничная Изабель, которая обычно заботилась о чистоте и порядке в огромном доме Гризманна. — Buenos dias, — поздоровалась женщина в какой-то не особо живой манере, в сравнении с предыдущими разами, когда на ее лице сияла гостеприимная улыбка. — Антуан заболел. Еще вчера вечером. Вызывали врачей, все указывает на острый вирусный бронхит, осложненная форма. Не знаю, сможет ли он посетить церемонию… — Ох. Да черт с ней, с церемонией, — махнул рукой поникший Коке, у которого после неутешительного вердикта моментально сердце в пятки ушло. Ему показалось, что в этот момент на него снизошло какого-то рода прозрение, осознание всей степени его заботы о французском друге. — Можно ведь увидеть его? Если он не спит. — У вас же тренировки, матчи. Не боишься сам заболеть? — Изабель с опаской глянула на него. — Эх, а хотя чего я спрашиваю. В принципе, я сто раз дезинфицировала помещение, так что давай, знаю же, что не отступишь. — Спасибо за понимание, — Коке вежливо улыбнулся женщине и, скинув кроссы в холле, отправился в комнату Антуана. По пути его волновали два вопроса: откуда Изабель так хорошо его знает, и каким вообще образом Анту мог заразиться вирусной инфекцией. Фактически, он очень много времени проводил с фанатами и фотографировался с ними после каждой тренировки, когда другие игроки Атлетико без слов проезжали мимо взбодренной толпы — вот и объяснение, сам на свой вопрос и ответил. Коке неловко постучал в комнату друга, хоть обычно он туда врывался с треском, ведь они были друг для друга совсем не чужими людьми. Но на этот раз ему важно было дождаться слабого и хриплого «входите», раздавшегося сразу же. — Анту? — Коке словно был в тумане в те минуты. Гризманн всегда держался, но ему и вправду было плохо. И не только в физическом плане. — Ты как там вообще? — Я в порядке, — Антуан выглянул из-под своих трех теплых одеял и попытался улыбнуться, хотя у него не особо удачно получилось и он сразу же прокашлялся. — Ну, как. Не считая того, что на Золотой мяч номинируют раз в жизни, и пусть его получит Роналду, но я… черт, я же должен был быть в тройке, — его тон моментально выдал, насколько он был «в порядке». — Этот кашель меня доконает, не знаю, как речь смогу произнести, как с людьми общаться. Ты чего тут? Вдруг заразишься, Симеоне явно будет не до смеха. — Значит, будем вместе валяться, — Коке потрепал друга по чуток небритой щеке, приблизившись в упор и присев на его кровать. — Насчет этой церемонии, я знаю, как это для тебя важно. Это мега-важно, все мечтают о попадании в число лучших. — Чувство, будто весь труд просто раз! — и на смарку, — пожал плечами Анту, не прекращая удушливо кашлять. — Почему именно сегодня? Ах, черт. Меня всегда судьба «любила», вплоть до футбольной фортуны. — Ну не начинай снова, Анту, — произнес Коке чуть нежно, понимая, что последуют за этим болезненные воспоминания о двух последних крупных турнирах под эгидой ФИФА. — Думал, имеешь личного доктора. Антуан кивнул. — Он сказал, что приедет через час. Обезболивающих вколет, как раз за ними отправился. Это хоть немного должно облегчить боль, а то у меня чувство, будто в горле четыре грузовика проехалось. Ха, я мастер плохих аналогий. — Тебе чаю принести? Согреешься. — Изабель мне сегодня весь день его носит, раз десять уже. Задолбался в туалет бегать, плюс мышцы побаливают, голова так вообще раскалывается. В постели жарко, вне постели холодно. Делать ничего не хочется, вот хоть убейте. Так что… — Антуан отбросил голову назад. — Не знаю, просто поболтай со мной, что ли. Меня с утра лихорадило. Вроде даже галлюцинации были, хотя не уверен, не сон ли это. Прости, что не позвонил и не предупредил, я знаю, ты ждал меня. — Даже в такой момент Антуан продолжает извиняться, — грустно посмеялся Коке. — Чувак, ты только не умирай мне тут. — Да тьфу ты. На самом деле, — Антуан запнулся и прокашлялся, — могу ли я с тобой кое-чем поделиться? Как бы, связанным с этим. Это может звучать глупо и по-детски, но я с юных лет боялся умереть в расцвете сил, и сейчас боюсь. Наверное, больше всего на свете. Вот, ты знаешь мой неосознанный страх, и можешь смеяться, да, взрослый парень панически боится смерти… — Ты же спортсмен, риск совсем невелик, если не равен нулю, — поистине родительским тоном произнес Коке, сам не заметив, как на автомате моментально схватил его руку и уложил в свою. — Это просто досадное недоразумение. Не бойся, слышишь? Это пройдет, сейчас не средневековая пора, ты можешь себе позволить лучших врачей. Но даже если тебе выдастся попасть на церемонию, будь осторожен. Оно того не стоит. Не из-за того, что твои страхи реальны, я просто очень не хочу, чтобы ты страдал от раздирающего кашля, довольно противная штука на самом деле. Отоспись несколько дней, если получится, а я сообщу Симеоне о твоей ситуации. До тренировки еще есть время, побыть здесь с тобой? — Я всерьез переживаю, чтобы ты не заразился, — грустно усмехнулся Антуан, и Коке поймал себя на мысли, насколько прекрасны его глаза в печали. — А я переживаю, чтобы ты был в порядке. Вот, — Коке склонился над ним и коснулся губами его пылающего лба. — Не нужно ни о чем волноваться. Я рядом, если что. Да нет, не «если что». Я всегда рядом. И эти слова прозвучали настолько искренне, что Антуану показалось, будто его лихорадит с новой силой, однако лишь растроганная легкая улыбка и капельки слез на ресницах, стали проявлением его благодарности. Фактически, слезы и без того были небрежно размазаны по его щекам из-за симптомов болезни вроде насморка и кашля, заплакать по-настоящему было совсем легко. Но Коке снова присел рядом и несколько секунд гладил его по волосам, вопросительно кивая, будто спрашивая, с чего бы. — Я просто никогда в жизни не думал, — воскликнул Антуан, совсем уж глубоко тронутый такой заботой, — что найдется кто-то, кто станет за меня волноваться при самом обыкновенном бронхите, кто выслушает мои забобоны и успокоит… вот как раз это у тебя настолько получается. Успокаивать, — он всхлипнул, кое-как умудряясь одновременно посмеиваться, дабы сгладить напряжение. — Прости… меня совсем расклеило, моральный спад. Из-за церемонии, скорее всего. И из-за того, что этот день запомнится мне не в том ключе, в котором изначально планировалось. — А мне нравится твоя эмоциональность. И эти непосредственные детские нотки в характере, мне так не хватает подобных людей в суровом современном мире, — усмехнулся Коке, подвинувшись и поерзав на его кровати, прежде чем найти удобное положение и снова заговорить. — Ты французский ураган, знаешь это? За тобой не угнаться. Мне все в тебе нравится, Гриз, как ни странно. Ты же понимаешь, что это значит? Значит, что мне кранты — если я признаюсь хоть кому-нибудь, мне пасть на задницу натянут. Но ты должен знать, особенно сейчас. Всю жизнь в моем представлении, в воображаемых мирах со мной рядом был… в буквальном смысле, ты. Тот, кто дополнял меня, компенсировал мои худшие черты своими лучшими. Был островом спасения, навевал остатки веры в добро среди жестоких реалий. Анту… — он вздохнул. — Я хочу быть с тобой рядом, и не просто время от времени, и не по-приятельски, нет. Хочу разделять с тобой каждый момент, хочу стать той надеждой, которой ты стал для меня уже давным-давно, наверное, с первой встречи. Чтобы у каждого из нас было на кого положиться, а я обещаю… Обещаю, что никогда не дам тебя в обиду, хоть бы там что. — Коке, то есть, Хорхе. Так уместней. Мне очень нравится твое имя, — Антуан попытался прокашляться, чтобы не обезобразить свою речь — так уж он думал, хотя Коке все равно крепко держал его за руку своими двумя ладонями, перебирая пальцы и согревая их, и совсем не желая отпускать. — Тебе и говорить ничего не надо было. Я все чувствую, не замечаешь? Я вижу, как ты ко мне относишься, и у меня никогда такого не было, вот честно. Вроде бы сделал себе имя в футбольной карьере, а если копнуть глубже, то фактически не на кого реально положиться… было. Ты другой, Хорхе. Тебя все это не испортило, ты просто продолжаешь делать свое дело и творить чудеса. И незаметно делать так, чтобы мое сердце тосковало по тебе. Я тебя так ждал. И дождался, — он снова улыбнулся сквозь проблески еле заметных слезинок — последствий кашля, ощущая, как за доли секунды губы испанца сперва нерешительно, но затем более уверенно опускаются к его губам, дабы подарить ему медленный и невероятно заботливый поцелуй. Сначала было лишь робкое прикосновение, но затем француз, проявив инициативу, решил перейти на совсем новый уровень, лаская его губы своими, и в этот момент они оба забыли о болезни. Разомкнуть поцелуй Коке и Антуан смогли совсем не скоро, однако испанец, все еще неизменно держа руку на плече француза, потихоньку начал отстраняться. Антуан вздохнул, мощно держа Коке за предплечье, будто не желая его больше никуда и никогда отпускать. — Слушай, — он опустил глаза. — Я почему сопли распускаю-то… Ты не представляешь, как мне хотелось побывать там, на церемонии. Я дни до нее считал, рассказывал родным. Представляешь, как хреново будет в полете, и даже с обезболивающим? Мне бы там в обморок не упасть. Люди еще подумают, будто я под кайфом — что может быть хуже? Облажаться в день исполнения своей мечты. — Анту, если бы я мог с тобой поехать, бросил бы все, — поклялся Коке, виновато поджимая губы. — Но ты же знаешь, меня там не должно быть, и у нас видео-обзор игры Реала вечером. Так хотелось бы глянуть вручение по телевизору, надеюсь, у нас к тому времени все дела окончатся. Я сегодня совсем уж не о Реале думать буду, да простит меня Симеоне. Знаешь что? Я не особо религиозен, но помолюсь, чтобы все прошло хорошо. Просто постарайся не думать о плохом. — Это нелегко. — Я знаю. Поэтому этим могу заняться и я, Анту. Внушить тебе, что все пройдет без проблем. Да, я когда-то изучал психологию, она дала свои плоды, — испанец неожиданно наклонился к его уху и стал шептать. — Ты сильный, Гризи. На церемонии никто не заметит, что ты болен. Ты будешь улыбаться и ярко сиять в прелестном смокинге, ты по праву получишь свою награду участника сборной года. Ты безумно талантлив. Симеоне тобой восхищается, даже представители Роналду признают, что ты достойный конкурент. Ты занимаешь свое место, и больше ничье, оно принадлежит тебе. И последнее… просто знай. Когда я с тобой, я чувствую, будто вся моя жизнь меняется навсегда, окрашивается в несравненные маконские цвета, да простят меня ценители метафор. Просто потому что это ты, а ты особенный и заслуживаешь самых лучших слов в свой адрес. И я не о рецензиях экспертов на твою блестящую игру. Мое сердце, как и твое место в тройке, тоже принадлежит тебе. Я люблю тебя, ты так нужен мне, — выдохнул Коке, все еще чувствуя, как трясутся его пальцы и потеют ладони. *** — Следующий футболист, по праву вошедший в символическую сборную года. Нападающий «Атлетико» и сборной Франции — Антуан Гризманн! — вещала ведущая. Футболисты, уже стоявшие сбоку, сдержанно зааплодировали, улыбаясь. Роналду с Месси переглянулись и словно по инерции издали несколько хлопков в ладони в поддержку их ближайшего конкурента в этом году — а им уже доложили, насколько безрадостно физическое состояние француза и сколько усилий ему стоило прибыть сюда. Ведущих же настоятельно попросили об этом помалкивать, инициатором просьбы была делегация Гризманна во главе с его агентом. Антуан поднимался на сцену и с удивлением для самого себя заметил, что ему стало совсем чуточку лучше — и он винил совсем не действие обезболивающего. Бурные аплодисменты из зала были для него стимулом держаться, но еще более мощная поддержка шла из далекого Мадрида. И между разными городами, странами, континентами в такие моменты рушился барьер, замечал про себя Антуан, забирая награду под овации. — Спасибо всем, кто проголосовал за меня, — Гризманн все еще сдерживал порывы кашля, надеясь, что не начнет сейчас задыхаться. В груди чувствовалась тяжесть, подавляющая легкость речи. Поэтому он решил сделать ее максимально краткой. — Благодарю моего тренера, мою команду, болельщиков, вы не представляете, насколько это ваша заслуга… и твоя. Ты знаешь, что я обращаюсь к тебе. Смотришь ты церемонию или нет… но я должен сказать, что нуждаюсь в тебе не менее сильно. Благодаря тебе я здесь, и сейчас понимаю, насколько сильны мои чувства к тебе. Спасибо. В зале раздался гул, но Антуан уже его не слышал. Синий свет больно резал его взгляд. Он чувствовал, как в глазах у него темнеет, но держался, хоть агент под сценой и настойчиво просил его получить немедленную медицинскую помощь, потянув к выходу. Ему резко до боли захотелось увидеться с Коке, просто зарыться лицом в его футболку и знать, что он не отпустит, пока сам Антуан этого не захочет. Нет, сейчас нельзя было думать о Коке. Вокруг столько известных личностей, нужно сконцентрироваться и хотя бы не упасть. — Антуан! Антуан, кто эта девушка? Кто та счастливица? Она, скорее всего, на седьмом небе от счастья! — будто во сне слышал он эхо репортерских голосов. — Наверное, это модель? Вы же, футболисты, моделей любите. Колись, Гризманн! — из ниоткуда нарисовалась журналистка, чуть не выбив Антуану зубы микрофоном. — Да, именно, — кивнул он, чтобы отвязались, и последовал далее за агентом. Конечно, пусть лучше думают о молодой девушке с большой грудью, задницей и смазливым личиком. Он и сам не знал, нужна ли была эта сентиментальная речь, ведь она привлекла столько навязчивого внимания, но внутри он знал, что поступил правильно, как никогда в жизни. Коке должен был знать. Но больше не узнает никто, лишь они двое во всем мире будут в курсе. Недолгий полет в самолете из Цюриха в Мадрид выветрился из памяти Антуана, потому что он, видимо, уснул, и учитывая, что он катастрофически плохо спал прошлой ночью, ему удалось хоть немного компенсировать это. Огни Мадрида сияли под покровом ночи. Помощники подбросили его до дома, взяв обещание, что он постарается вылечиться за пару дней, иначе Атлетико без него будет худо в ближайших матчах. Входя в дом, Гризманн не увидел в холле вещей Изабель — обычно в такое время она уже собиралась и шла домой. Зато возле дверей аккуратно стояла пара кроссовок, которые Антуану не принадлежали. Француз поспешил в кухню и, хоть все понял при виде обуви, все равно был удивлен, когда его взору предстал Коке в тапочках, увлеченный завариванием ароматного чая с бергамотом и готовкой простенькой яичницы с беконом. Антуан завороженно наблюдал за этим действием, пока не закашлялся, и Коке аж подскочил на месте. — Анту! Надеюсь, ты не против, — произнес испанец несколько оправдывающимся тоном. — Тренировки и теоретические занятия уже закончились, в конце мы все вместе смотрели награждение, переживали за тебя. Изабель впустила меня, взяв слово, что я позабочусь о тебе после церемонии. Хорошо, что я ее застал, а то она уже домой собиралась. Все хорошо? Как ты, как здоровье? И да, твоя речь… твоя речь, Анту!.. Скажи, что я правильно понял? Даже Габи пялился на меня после того, как ты высказал эти слова. Анту, только не говори… — Коке, — наконец вышел из транса француз, и впервые за день расплылся в улыбке, которая как по магии передалась испанцу — хотя его улыбка была другой, более сдержанной и взрослой. Чувствуя, как его дыхание сбивается, но уже по иным причинам, Антуан бросился в объятья Коке, который в ответ лишь сильно прижал его к себе, очень четко слыша его сердцебиение, не прерывающееся ни на секунду. Анту, закрыв глаза, мог поклясться, что способен вечно находиться в теплых, даже жарких, полных заботы и волнения объятьях испанца, обвивая его руками, проводя ими по спине и молясь, чтобы этот момент длился так долго, как только возможно, дольше положенного. Ему показалось, что чуть ли не впервые в жизни он никуда не спешит, ни о чем не переживает, а просто наслаждается желанными секундами. Время близилось к полночи, а Гризманн, завернутый в шерстяное одеяло и напичканный всевозможными прописанными лекарствами по настоянию Коке, в полулежачей позе находился у себя в постели. Испанец молча поднес ему подогретую яичницу и бульон с курицей и лапшой, и в мыслях француза пробежал вариант мягко отказаться, аргументировав, что в такое позднее время не едят, но он не смог — он благодарно улыбнулся и взял пиалу, начиная медленно похлебывать бульон. Коке, усмехаясь, сел рядом, помогая ему упорядочить салфетки и остальные столовые приборы, и любовно наблюдая за ним. Он и забыл о том, что сегодня, а впрочем, уже вчера, проходила церемония вручения Золотого мяча, и о том, что его вручили не Антуану. Ведь для него Гризманн был лучше всех, и, глядя на хрупкого француза в попытках ухватить ртом всю лапшу из бульона, он точно знал, что его убеждение никогда не изменится. А Антуан знал, что ему скоро станет лучше — сегодняшний день стал довольно насыщенным, зато он понял, что по-настоящему счастлив.