Я был единственным, кто в эту ночь вернулся в старинный рыбацкий поселок, ибо только бедные да одинокие умеют помнить. Г.Ф. Лавкрафт "Праздник"
Туда, где жил Северус Снейп, солнце не заглядывало. Во всех смыслах. Чтобы добраться домой, он свернул с широкой чистой улицы в узкий переулок, потом в кривой проулок и, наконец, в грязный тупик из пяти домов. Удача здесь показывалась редко, чему местные совсем не удивлялись. Для них Фортуна была леди себе на уме, которую так просто не заманишь в грязные трущобы. Северус чертыхнулся - почти у самого дома нога провалилась в холодную лужу. Теперь вода хлюпала в ботинке. Дверь он открыл своим ключом, в холле было тихо. Как ни хотелось ему незаметно проскользнуть наверх, он заставил себя зайти на кухню и поздороваться с матерью. Пахло вареным мясом с овощами, из-за духоты и жара плиты воздух был тяжелым и липким. Пальто Северус снял в прихожей, но теперь оно будто снова оказалось на нем. По спине пробежала струйка пота. Мать крутилась между столом, плитой и холодильником и, заметив его, растерянно улыбнулась. Пару секунд она стояла и смотрела на сына взглядом человека, который сто лет не пользовался мудреным измерителем чар, а теперь старается вспомнить как же черт подери включается эта штука. Потом нужная информация отыскалась на задворках памяти, и миссис Снейп сухо поцеловала Северуса в щеку. - Ты голоден? Он покачал головой, но мать уже отвернулась к плите, и пришлось сказать вслух: «Нет, я перекусил по дороге». Ложь. Последний раз он ел утром, и хотя запахи мясной подливки настойчиво лезли в нос, как глупые искатели приключений в драконью нору, аппетита не было. Он слишком устал, чтобы есть, тем более в присутствии Эйлин Снейп. Мать хотела сказать что-то еще, скорее всего, спросить как дела в школе, но повернувшись, задела разделочную доску - ручка той чуть выступала за край стола. Тонко нарезанная морковка разлетелась по полу. С тонких губ миссис Снейп сорвалось бесполезное заклинание - она ведь давно отказалась от магии. Латинские слова заменяли ей чертыхания и проклятия. Должна же приличная леди иметь в запасе пару смачных выражений. На тот случай, если нужно отблагодарить судьбу, которая вместо нормальной семьи подсунула ей наказание для отпетой грешницы. Снейп поспешно выскользнул из кухни, пока его не выгнали. Больше всего на свете Эйлин не любила, когда сын путался у нее под ногами. Отец куда-то смылся, может к очередной бабенке искать истину на дне стакана. Давно не секрет, что Снейп-старший не пропускал ни одной смазливой шлюхи. Мать, конечно, знала, но закрывала глаза. Еще недавно Северус восхищался ей, а теперь не понимал, как он мог так долго принимать тупое упрямство за стойкость и благородство. Ступеньки лестницы надсадно скрипели, будто под весом человека раза в три толще Снейпа. Иногда колдуну казалось, что дом знает его, как облупленного, и эту груду камня и старого дерева обвести вокруг пальца сложнее, чем родную мать. Скрип ступенек был одним из множества способов сказать: "Я знаю, что у тебя на плечах невидимая тяжесть." И это не уменьшенный чарами школьный сундук, спрятанный в сумке. Глупость, конечно. Только в магическом мире дома имеют свой характер и возможность его проявить, а в магловском... В магловском нет места для чудес. Медленно переставляя ноги, Северус наконец добрался до конца лестницы. Перед тем, как он убрал ладонь с перил, пальцы наткнулись на выступающую шляпку гвоздя. Еще одна маленькая деталь, которая оставалась на своем месте, несмотря на многочисленные обещания отца навести в доме порядок. Комната Снейпа была в самом конце коридора, там он не мешал родителям, а родители не мешали ему. Заклинание, произнесенное шепотом, вернуло сундуку нормальные размеры. Деревянный ящик почти полностью скрыл под собой вытертый коврик непонятного цвета. Северус понятия не имел, где мать его откопала, скорее всего на благотворительной распродаже, и зачем принесла домой - неужели хотела сделать его комнату еще унылее? Колдун замер у двери, тело напряглось, ожидая беды. Разуму потребовалось время на то, чтобы убедить мышцы: ничего не случится и можно расслабиться. Чары были слишком слабыми, следящие заклинания министерства не могли их засечь. Он не в первый раз проделывал фокус с уменьшением вещей, так сколько можно бояться? Но какая-то его часть постоянно готовилась к худшему и ощущала разочарование, когда все заканчивалось хорошо. Как старая карга, лишенная возможности вставить свое "я же говорила" и начать бурную деятельность, которая в обычное время никому не нужна. Снейп сел на сундук и ласково погладил его, будто огромную кошку, из тех, что может царапнуть, если не будешь относиться к ней с уважением. Внешне сундук совсем не походил на кошку, нет - он выглядел как громадный мастодонт, чудом уцелевший в бешеном круговороте жизни. Бока украшали глубокие борозды и мелкие царапины, а краска облезла. На крышке красовалось грязное пятно – напоминание об оскорбительной надписи, которую Северус вывел при помощи волшебного растворителя. Внутри пахло травами. Перед началом учебного года он всегда покупал по дешевке ингредиенты, чтобы не ходить к декану за мелочью, вроде вербены. Слагхорн не то чтобы не одобрял его опыты, но был слишком любопытен, а это раздражало. Сундук же впитывал в себя запахи и долго не отпускал, будто собирал коллекцию. Северус упер локти в колени и уткнулся лбом в сцепленные пальцы. В поезде он не смог отдохнуть: стоило задремать, и тут же какой-нибудь резкий звук выдергивал его обратно в реальность. Дома усталость навалилась с новой силой. Он с трудом выпрямился и отбросил с лица грязные темные волосы. Попробовал расчесать их пятерней, пальцы наткнулись на колтун. Снейп с трудом, но продрал свои патлы; к усталости добавилось раздражение. Он решительно встряхнулся и заставил себя встать. Нужно было разобрать вещи. Скоро мать сделает перерыв в готовке и придет за грязной одеждой - так зачем давать ей повод рыться в его сундуке? Первым делом, Северус достал перетянутый бечевкой деревянный футляр темно-красного цвета, размером с обувную коробку. Его следовало убрать подальше. Но куда? В его клетушке было сложно спрятать что-либо, крупнее леденцов или монет. Снейп медленно обвел комнату взглядом. Под железную койку футляр не засунешь - аккуратно расстеленный плед не доставал до пола. Этажерка с потрепанными магловскими книжками тоже не годилась, как и стол у окна - у него не было ящиков. Над убогой меблишкой возвышался массивный трехстворчатый шкаф выгоревшего рыжего цвета - настоящий верзила, подпирающий потолок. Его нутро с легкостью вместило бы и коробку и Снейпа вместе с ней, не будь оно забито одеждой и разной магической мелочью. Решив не мудрить, Северус поставил свое сокровище на подоконник и закрыл книгами. Он где-то читал, а может слышал, что самое ценное следует прятать на виду. Из щелей в раме тянуло холодом, одно время мать пыталась утеплить окна, но от ее усилий было мало толка. «И почему она не бросит этот гребаный дом?» - в очередной раз спросил себя Снейп. Дура она, вот и все. Эта мысль заставила его вздрогнуть. Именно так ответил бы его отец. Он с силой потер лоб, будто хотел избавиться от воспоминания о поцелуе слюнявой бабки. Не хватало, чтобы Тобиас поселился у него в голове. Притиснувшись к кровати, сундук почти не оставил в комнате свободного места; Снейп закутался в плед и растянулся поверх одеяла. Раздеваться он не стал, убеждая себя, что отдохнет всего пару минут, ведь никто не разберет за него вещи и не оттащит сундук в кладовку. Чем сильнее он заворачивался в плед, тем холоднее становилось. Кажется, его знобило. «Перечная мята, без нее не обойтись, если нужно приготовить зелье от простуды» - мысли путались, впрочем, он помнил, что засыпать сейчас нельзя. Скоро придет мать и наорет, если увидит, что он валяется на кровати в одежде. Может, все-таки стоило остаться в школе? Снейп-старший чтил традиции. В сочельник у него все должно быть как у людей - жена-хозяйка, сын-наследник, индейка. Раньше Северус приезжал ради матери, наивно веря, что нужен ей, что они на одной стороне, вдвоем, против отца, пока до него наконец не дошло - в их семье каждый сам по себе. В этот год он не собирался ехать домой и пусть бы отец изошел на дерьмо, до Хогвартса ему было не добраться. Это здесь он хозяин, а в большом мире – просто еще один жалкий магл. Но в школе Снейпу могли помешать - у Дамблдора был нюх на пакости- в решающий момент он мог выпрыгнуть, как боггарт из старого шкафа, и предложить разговор по душам под чаёк с лимонными дольками. Северус не хотел рисковать, ведь второго шанса провернуть задуманное у него не будет. Поэтому он решил поехать домой, дождаться когда отец налакается до отключки, а мать запрется в своей комнате и сделать то, что должен. Его родители были не из тех, кто чувствует, когда их сыну грозит опасность. Единственное, из-за чего они могли всполошиться, это из-за шума, но он не собирался шуметь. "Нет, все пройдет тихо, как по маслу", – повторил себе Снейп и притянул колени к груди. Он плотнее запахнул плед, который походил на кокон. Без толку. Холод раз за разом отыскивал новые лазейки. «Для усиления эффекта в горячее антипростудное зелье нужно добавить три ложки липового меда» - пронеслось у него в голове. Меда у него не было, зато пузырек с антипростудным зельем стоял в шкафу еще с прошлого года. Он не будет его разогревать, чтобы лишний раз не пересекаться с матерью, выпьет холодным. А если не поможет, добавит пару таблеток аспирина. Кажется, увидев аспирин, один французский алхимик сказал, что маглы давно бы передохли, если не были так изобретательны. "Лучше бы передохли", - Северус перевернулся на другой бок. Он так и не смог заставить себя встать и дойти до шкафа, хотя не в его привычках было давать себе поблажки. Мысли в голове звучали как ласковый, успокаивающий шепот: у него полно времени, к полуночи он соберется с силами, у него все получится, не может не получится, иначе всему конец. А если он забудется и заснет, ничего страшного - скоро придет мать и вытряхнет его из кровати. Снейп подумал об этом и усмехнулся. Дома ему не дадут болеть или поддаваться слабости, хоть в этом на родителей можно положиться.***
«Мне восемнадцать, а отец все равно обращается со мной как с мальчишкой, у которого нет собственной палочки», – Люциус раздраженно нахмурился и едва не вцепился в подлокотники кожаного кресла. Но усилием воли заставил себя сидеть спокойно. Пронзительный взгляд блеклых серых глаз Абраксаса всегда становился чуть холоднее, когда он замечал, что собеседник вот вот потеряет над собой контроль. Любые проявления чувств были для лорда Малфоя, все равно что кровь для акулы. В этом случае пощады от него ждать не стоило. Обстановка кабинета отражала характер хозяина – человека властного, рано постаревшего, умеющего сочетать наследие предков со своими личными вкусами. Мебель в комнате со временем потемнела и приобрела оттенок темного дорогого вина. Стол, кресло, в котором сидел Люциус, держа спину прямо, будто на экзамене, и пушистый ковер остались от прежних времен. Но свое кресло Абраксас выбирал сам и, как только стал полноправным хозяином, то снял картины и развесил на стенах холодное оружие – одержимость, которую Малфой-младший не понимал и не разделял. И лорд не сомневался, что когда сын займет его место, то быстро уберет сабли и кинжалы с глаз долой. В поместье полно пустующих комнат, куда годами не заглядывает никто, кроме прислуги, и где вещи могут лежать годами, пока наконец не утратят силу оживлять неприятные воспоминания. Все шпаги оставались в ножнах, тем не менее разговор больше напоминал поединок, чем беседу отца и сына. Люциус яростно нападал, Абраксас лениво парировал. В чем-то они были похожи: один цвет волос и глаз, аристократическая бледность и одинаковый рисунок тонких губ, но материнская кровь смягчила острые черты Малфоев, добавила им немного холодной красоты. В то время как Абраксас даже в молодости не отличался привлекательностью. В те годы он походил на мелкого злобного зверька, а с возрастом расплылся, погрузнел, платиновые волосы стали тусклыми и даже не седыми, а попросту бесцветными, глаза потерялись в складках заплывшего жиром лица. Люциус ростом и телосложением пошел в материнскую родню – стройный и худой. На пятом курсе он отрастил волосы до лопаток, так что между отцом и сыном стало еще одним отличием больше. - Отец, у нас просто нет выбора. Мы или поддержим Лорда, или наш мир просто исчезнет. - И почему мир должен исчезнуть? – спросил лорд Малфой с небольшой долей любопытства. В этот раз он не парировал, а уклонился от удара, продолжая испытывать терпение противника, который жаждал ввязаться в настоящий спор. - А разве нет? - спросил Люциус, стараясь подражать спокойному тону отца. - С каждым годом маглорожденных и полукровок становится все больше. Вместо того чтобы принять наши традиции, они пытаюсь навязать нам свой уклад - магловский уклад, – чем больше он говорил, тем сильнее распалялся. Все-таки мальчишка унаследовал от матери и чрезмерную романтичность, и склонность к драматизму. – В конце концов, мы, чистокровные колдуны, просто окажемся лишними в своем собственном мире. - Неужели наше будущее настолько трагично? – поинтересовался мужчина и принялся набивать трубку. - Если бы вы только послушали Лорда… - И что же предлагает твой лорд? Люциус замешкался с ответом, наблюдая за отточенными, доведенными до автоматизма движениями. - Он предлагает нам целый мир. Мир, от которого мы отказались и отдали маглам. Мир, который по праву принадлежит нам, – в его словах Абраксас услышал отголоски чужих речей и недовольно нахмурился. Малфои всегда думали своей головой, а не повторяли, как попугаи, слова безродных проходимцев. Он вдохнул дым. Курение было его маленькой слабостью - приятной и успокаивающей. И жизненно необходимой в те моменты, когда сын своими глупостями почти выводил его из себя. - Наши предки не зря приняли решение разделить два мира. Они руководствовались доводами разума и время лишь подтвердило их правоту. - Ваше благоразумие - это обыкновенная трусость. - Когда станешь старше, то поймешь, что лорды приходят и уходят, а Малфои остаются. Ты - Малфой, и должен служить своей семье, – слово "семья" Абраксас произнес особым тоном, будто говорил о чем-то священном, - а не расчищать путь к власти для очередного самозванца. Люциус растерялся. Все, что говорил отец, звучало разумно и логично. Как и всегда. Ребенком он бы принял слова Абраксаса на веру, а теперь мальчик вырос и хотел найти собственные идеалы. Идеи Лорда стоили того, чтобы за них сражаться, но Малфой-старший закончил словесный поединок одним решительным ударом. - Тебе не кажется, что для колдуна, озабоченного чистотой нашего мира, ты слишком много времени проводишь с полукровкой? - сказал Абраксас, будто выстрелил в упор, причем в безоружного противника. Люциусу ничего не оставалось, как замолчать и настороженно посмотреть на отца. Тонкие пальцы с силой вцепились в подлокотники кресла и, если бы оно вдруг решило взбрыкнуть и попыталось скинуть его на пол, то ничего бы не вышло. Бледное лицо казалось непроницаемым, но Абраксас легко читал мысли сына и неодобрительно хмурился. Слишком многое в мальчишке было от матери, хотя, видит Мерлин, он очень старался вытравить из наследника те черты характера, которые напоминали ему о покойной жене. - Что ж… - после небольшой паузы продолжил Малфой-старший. - Если ты достаточно взрослый, чтобы рассуждать о политике, значит пришло время официально назвать дату вашей свадьбы с Цисси Блэк. Я поговорю с ее матерью. А потом с Энди Бриксбейном, ему как раз нужен новый помощник. Служба в Визенгамоте станет неплохим началом твоей карьеры. Конечно, твой свободный год еще не закончился, но я считаю, что тебе пора заняться серьезным делом. Это научит тебя лучше разбираться в людях и в идеях, которые они отстаивают. Его слова совсем не обрадовали Люциуса. Должно быть, мальчишка думал, что ему и дальше будет позволено водиться со всякой швалью, полукровками и самозваными лордами. Нет, ему придется поумнеть и поумнеть быстро. Время было против Абраксаса, но тот не собирался уходить, не убедившись, что сын достоин занять его место. Мужчина выпустил дым в потолок, а потом посмотрел на своего наследника, спрашивая взглядом, почему тот еще здесь. Люциус медленно встал и вышел из кабинета, держа спину неестественно прямо. Абраксас довольно улыбнулся. У старика Кегеля, учителя, которого он переманил из Дурмстранга, была тяжелая рука - стоило воспитаннику ссутулится или чуть опустить плечи -сразу же следовал шлепок между лопаток. Результат не мог не радовать. Дым от трубки щекотал ноздри, недолго висел перед глазами, а потом исчезал впитываясь в мебель и в сами стены. От этого запаха избавиться будет сложнее, чем от шпаг и кинжалов. Но мальчишка будет очень стараться. Лорд Малфой не понимал, почему сын растет неблагодарным и строптивым, почему не ценит его усилий. Для Люциуса приготовлена и выбрана прямая ровная дорога, ему не придется падать и вязнуть в грязи, как другим менее удачливым людям. Все, что от него требовалось - ступить на эту дорогу и шагать по ней до самого горизонта. *** Когда Люциус вышел в коридор, лицо его походило на восковую маску. Он давно научился ставить стену между эмоциями и внешним миром, но сейчас злость на отца, на себя, на все на свете, напирала тяжелой волной и его спокойствие могло в любой момент разлететься вдребезги. Поэтому он ускорил шаг, его план был прост -зайти в свою комнату, переодеться, спуститься вниз по лестнице для слуг и исчезнуть из особняка до самого вечера. В детстве ему нравилась подготовка к шабашу - дом наполнялся голосами, спешка, хлопоты, снующие туда-сюда эльфы, будто делали прохладные коридоры с высокими потолками меньше и уютнее. Вместе с праздником приходило то, чего Люциусу отчаянно не хватало - ощущение тепла и ожидание чуда. Повзрослев, он избавился от надежды, что какой-то там праздник сможет изменить жизнь в Малфой-мэноре. Пока маман была жива, суета перед Йолем напоминала тиканье часов - привычное, успокаивающее, домашнее. Когда она умерла, часы остановились, их сменила раздражающая какофония обезумевшего оркестра. Все эти дни в доме постоянно что-то билось, падало, а потом со звоном катилось по лестничным ступеням, дребезжало, стучало и хлопало. Звук разбившейся посуды застал Люциуса врасплох. Он как раз выходил из своей комнаты, когда в дальнем конце коридора эльфы опять что-то уронили. И тут же по коридору прокатился разъяренный вопль. Нет, это был не взбешенный бабуин, а новая леди Малфой. Отец называл ее экономкой с безупречной родословной. Обычно она молчала и держалась в тени. Роль жены солидного и уже немолодого господина была незначительна и не предполагала частого появления на сцене с долгими монологами. Тем не менее, Люциуса ее присутствие раздражало. Как и то, что ему, будущему хозяину поместья, пришлось нырнуть в боковой коридор, чтобы избежать разговора с чужачкой.