Вы поедете на бал?

— Мари, ты уже придумала, в чём пойдёшь? — Моя матушка говорила, что можно подыскать симпатичный наряд à la мадам Рекамье, но я… — Я нашла чудесный отрез муслина! — А я сегодня вечером встречаюсь со своей модисткой! — Что же выбрать? Голова пухнет… — Нет, только не розовое, тебе больше пойдёт палевое… С самого утра костюмерные Оперы кипели жизнью. Директор, мсье Лефевр, объявил о рождественском бале-маскараде. Кристина, как потерянная, бродила по коридорам театрального закулисья. Всего несколько часов назад она спокойно говорила со своими подругами из балетной труппы, смеялась с ними и делилась планами на Рождество. Теперь же ей хотелось лишь сбежать от их шумного щебетания, хлопнуть дверью и привалиться к стене, чтобы вдоволь наплакаться. Все девочки, которые танцевали в Опере, не отличались состоятельностью. Многие, как и Кристина, были сиротами, оставшимися на попечении дальних родственников. Однако у каждой так или иначе находилась возможность сшить себе что-нибудь необычное к балу — даже самые небогатые уже планировали, какими кружевами будет обшит вырез и у какой модистки можно будет заказать самый дешёвый и одновременно роскошный туалет. Одна она, как проклятая, не могла пойти — попросту не в чем. Тех денег, что ей выплачивают в Опере, едва хватает на еду и лекарства для мадам Валериус, часть уходит как оплата дортуара для танцовщиц. Много приходится тратить на новые пуанты — премьеры идут одна за другой, и гора сломанных и рваных балеток всегда неоднозначно намекала ей: пора бы заказывать у мадам Жири новые. Та по доброте душевной иногда скидывала часть стоимости, но это спасало лишь отчасти. И вот теперь, за два месяца до Рождества, она узнаёт о том, что будет бал! Костюмированный бал времён императора Наполеона! Гранд-Опера никогда прежде не проводила таких торжеств! Кристина поднялась в маленькую комнатку, за стеной которой находилась часовня. Здесь она часто сидела одна, позволяя себе такую редкую роскошь, как покой и одиночество. Сюда она приходила на уроки с Ангелом Музыки. Здесь она была в полной безопасности. Шагнув за порог и плотно прикрыв дверь, Кристина громко и отчаянно расплакалась. Девушка стирала слёзы руками, но они продолжали течь — она захлёбывалась обиженными рыданиями. Пройдя несколько шагов до старенького табурета, девушка упала на пол, роняя голову на руки и опуская их на деревянное сиденье. Почему даже Мари, которая не может ни шагу сделать, чтобы не запнуться о собственные ноги, идёт на бал? Почему её мама швея и шьёт ей платье по модным журналам? Почему маленькая Изабель уже нашла платье, которое она перешьёт и непременно наденет, чтобы танцевать на балу с каким-нибудь симпатичным офицером и хвастаться этим в костюмерных следующие полгода? Почему Хлоя уже купила себе этот отрез белоснежного муслина, на котором будут дивно смотреться серебристые кружева? Почему у неё нет денег, чтобы хотя бы взять один из старых, потрёпанных и забытых костюмов Оперы? Никто бы не узнал… Нет. Кристина расплакалась пуще прежнего. Нет ничего хуже, чем прийти на бал и выглядеть там побирушкой среди разодетых красавиц. Лучше не идти вовсе… Она не пойдёт на бал, не пойдёт, не пойдёт… Комнату оглашали девичьи всхлипы. Почему всё так несправедливо? Разве она не трудится? Ведь это вредно, не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь, а она верит, что заслужила. Один раз… Всего один раз перестать быть чужой тенью, безликой танцовщицей, немой дурочкой… Неужели ей не дождаться этого момента, когда и для неё блеснёт яркий и ослепительно-манящий луч? Кристина позволила себе фыркнуть, когда вспомнила бесконечную похвальбу Карлотты о том, какого размаха гений дерзнул шить для неё платье на маскарад. Кажется, весь театр в курсе того, что «Только лучший мастер будет шить для менья, да!» Это на мгновение развеселило хористку, но уже совсем скоро она снова тихо всхлипывала. Первый шквал слёз утих, и теперь она просто плакала, позволяя себе раствориться в своей обиде и чувстве несправедливости происходящего. Внезапно она расслышала тихий голос, будто бы шепнувший её имя. Сердце тут же тревожно стукнуло; Кристина оправила платье и поднялась на ноги, пытаясь привести в порядок растрёпанные волосы и красное лицо. — Дитя моё, что заставило Вас так горько плакать? — Учитель, я так рада слышать Вас… — Для меня радость видеть Вас, Кристина, но что стало причиной Ваших слёз? Вы не больны? Мягкий и ласковый голос её Учителя вызвал у девушки новый приступ всхлипываний. Кристина протёрла глаза, пытаясь отдышаться. Нельзя было говорить Ангелу про бал, платья, деньги… Нельзя, ведь это Ангел. — Нет, Учитель, я вовсе не больна. Я просто немного устала на репетиции, но всё хорошо, я уже готова к занятию. Тишина. Густая и обманчиво-мягкая. — Учитель…? Молчание было ей ответом. Испуганная Кристина огляделась вокруг, будто пытаясь отыскать Голос где-то под потолком, но, естественно, ничего не увидела. Она почувствовала влажный комок в горле и испуганно всхлипнула, выдавливая из себя ответ: — Учитель, вернитесь, прошу Вас! Просто в Опере дают бал, а у меня нет подходящего платья, и денег, чтобы его сшить, тоже нет, а мне так хотелось пойти, ведь все идут… Спустя мгновение усталый Голос недовольно зазвучал прямо у неё над ухом. — Кристина так хорошо поёт, что может позволить себе бал? Ах да, она ведь уже стала звездой и уже исполнила обещание, данное ей отцу. Теперь можно думать и о платьях, не так ли, милая Кристина? Девушка только хватала губами воздух. От этой гневной отповеди у неё что-то оборвалось в груди, и она молчала, пристыженно опустив голову и сжавшись. Запоздалые слёзы высыхали на щеках неприятной коркой. В комнате было холодно. — Простите, Учитель… Я не должна была даже думать об этом. Мне действительно нельзя идти туда… Простите — этого больше не повторится. Кристина безоговорочно доверяла памяти отца. Он не мог быть неправ. Конечно же, ей не следовало тратить своё время на развлечения, когда впереди столько работы. — Вы заслужили отдых, моя маленькая ученица. Но если Вы хотите достичь совершенства, Вам нужно отдавать всю душу нашим занятиям. Я не смогу обучить Вас, если Ваши мысли будут заняты чем-то другим. Мягкий и понимающий голос её Ангела заставил Кристину выдохнуть. Он не сердится на неё! Девушка слабо улыбнулась и закивала. — Музыка не так добра, как Вам могло бы показаться, Кристина, — прошелестел под потолком мягкий шёпот, — Она требует жертв… Она всегда забирает то, что ей причитается. Кристина вздохнула. Ангел был прав. «Ничего… У меня есть музыка и мой добрый Голос — разве можно желать большего?» *** Время летело как на крыльях. Хористки и танцовщицы обрели неиссякаемую тему для разговоров — все готовились к балу. Каждая была убеждена, что выбранный ею фасон, ткань и отделка уникальные, неповторимые, способные совершить чудо. Эти наивные мечты были бы смешны, если бы девушки задумались о своём достатке. Вся смекалка и ловкость женской фантазии не способна создать волшебную грёзу из нескольких су. Однако кто думает об этом, если всю Оперу охватила бальная лихорадка? Кристина на всю эту суету смотрела сквозь пальцы, пытаясь думать об этом как об испытании. Если ценой совершенству станет рождественская ночь, проведённая в тихом одиночестве, она готова платить. К тому же, Кристина не сомневалась, что её Учитель нашёл бы для неё занятие. Она не смирилась, а скорее притерпелась с мыслью о бале. Ей, как и прежде, хотелось надеть сверкающее выделкой платье, попросить мадам Жири помочь ей с причёской, войти в ярко освещённую залу, пройти в полонезе по начищенному паркету… Одной мысли о рождественских сладостях, которые, как рассказывала восхищённая Мэг, будут раздавать на балу, хватало, чтобы Кристина расстроенно вжимала голову в плечи. Но какой смысл мечтать, ведь от этого жизнь не меняется… Её судьба — быть отданной музыке. На этот алтарь люди возлагали и большие жертвы. *** Накануне Рождества Кристина сидела в маленькой комнатке, отдыхая после занятия. Сегодня они поразительно много успели — Кристина даже сумела повторить арию, которую Карлотта так блистательно исполнила за несколько дней до этого. Она была безмерно горда своим успехом. В свои четырнадцать лет мисс Даэ делала поразительные успехи. — Учитель, в какое время мне можно будет прийти сюда завтра? Тишину прервал удивлённый голос её наставника: — Неужели у Вас нет других занятий в Рождественскую ночь, Кристина? — Я свободна, Учитель. Даже чересчур свободна, — невесело улыбнулась девушка. — Я хотела просить Вас о задании, чтобы отвлечься. Здесь вечером не будет ни души… Пауза затянулась. — Разве все девицы в Опере не идут на бал? Об этом действе в последнее время так много говорят. Кристина удивлённо подняла глаза, забыв, что её Учитель невидим. — Но… Учитель… — замялась она, — Разве Вы не говорили мне, что нужно отдавать музыке всю душу, время и силы? Казалось, по комнате разлилось золотистое и тёплое зарево. Кристина замерла, чувствуя счастливую и робкую улыбку на губах- её Ангел смеялся. — Несомненно, наши занятия должны быть для Вас главным, тем единственным, чего жаждет Ваша душа, но Вы делаете успехи, моя дорогая. Вы прилежно трудились и заслужили награду. Если кто-то и достоин блистать на завтрашнем маскараде, то только Вы. Кристина вспыхнула и зарделась от смущения. Похвала её Учителя была для неё высшей наградой. Вдруг, в тот же миг, она почувствовала, как краска схлынула с её кожи, уступая место бледности. У неё не было платья… И накануне бала найти его было так же невозможно, как коснуться Луны. Её нужно было видеть: весь облик девушки показывал скрытую борьбу эйфории и отчаяния. — Ступайте, дитя. Надеюсь, Вам понравится завтрашнее торжество. Только не ешьте много сладкого — через день я буду ждать Вас. Голос эхом пролетел по каменным сводам, отзвучав в ушах изумлённой девушки. Та, раскрыв глаза, слушала Голос, отказываясь верить в то, что она услышала. Напоследок, когда она уже переступала порог, кто-то тихо шепнул ей на ухо: «Верьте в чудо, Кристина…» Она мигом обернулась, но никого не увидела. Только свеча, прикреплённая к противоположной стене каплей воска, догорала влажным жёлтым пламенем. *** Вечером Кристина долго молилась в часовне, думая об отце и уже полузабытой матери. Она верила в чудо и сейчас горячо просила родителей помочь ей в день святого Рождества, не покидать её в полном одиночестве. Знала бы она, какое одиночество её ждёт… Той ночью Кристина вернулась в дортуар, ощупью в кромешной темноте пробралась к своей постели, разделась и юркнула в постель. Мёрзлые простыни обожгли её, и девушка сжалась под тонким одеялом, пытаясь сохранить толику тепла. Она прикрыла глаза. Сейчас можно было ждать чуда, повседневного, но не утратившего своей волшебной красоты. Тихий и прекрасный Голос вдруг зазвучал в её голове. Нежные звуки касались её, ласкали, баюкали; мягкая нега этой колыбельной успокоила её тревогу, заставив улыбнуться и прижаться щекой к подушке. Сейчас её отец снова пел ей… Или же это был Ангел, посланный им… Неважно. Она снова была маленькой Лоттой, беззаботной и любимой. С этой мыслью Кристина заснула, лишь краем разума помня об обещанном чуде. *** Утром её разбудила мадам Жири. Строгая преподавательница осторожно потрепала её по плечу, и девушка приоткрыла глаза, улыбаясь ей. — С Днём святого Рождества, мадам Жири! — С праздником, Кристина! Мне показалось, ты захочешь развернуть это без посторонних глаз, так что вставай скорее. Кристина непонимающе проследила за рукой балетмейстера, указавшего на её прикроватный столик. От увиденного девушка подскочила на месте, прикрывая рот ладонью. Рядом со потрёпанным молитвословом и фотографией старого Даэ лежал бумажный свёрток. — Что это, мадам? Кого мне благодарить за это? — Мне это неизвестно, мадемуазель Даэ, поскольку я не слежу за вещами танцовщиц. Если не хотите делиться Вашим подарком с остальными ученицами, советую поторопиться. Кристина кивнула и спешно вскочила на ноги, тихо разворачивая хрустящую бумагу. Когда свёрток был полностью развёрнут, она не смогла сдержать восхищённого вздоха. Перед ней, сверкая белизной и золотистым кружевом, лежало платье… Она не могла поверить своим глазам. Через пару минут она уже стояла перед зеркалом в одной из ещё пустующих гримёрок. Белоснежное одеяние едва ли не светилось в лучах солнца. Длинный и изящно изукрашенный подол переливался, и Кристина позволила себе покружиться, с восторгом наблюдая, как он разлетается светлыми волнами. Платье сидело как влитое. Замерев перед зеркалом, она подошла ближе к стеклу, изучая линию декольте. Аккуратный вырез окаймлялся золотистым кружевом, а сборка на груди показалась Кристине смутно знакомой. Вдруг она вспомнила: такой хвасталась Карлотта, рассказывая о своём бальном платье. Прыснув, Кристина громко и весело рассмеялась. Она ещё долго осматривала себя в зеркало, гадая, какой же таинственный портной снял с неё мерки и сшил это воздушное чудо, пока не услышала, как по коридору забегали балерины. Пришлось спешно прятаться и переодеваться в обычную юбку и блузу, аккуратно свернув бальный наряд. Последний раз улыбнувшись и крепко прижав свёрток к груди, Кристина вылетела из гримёрной. Она не знала, что в это время из-за гардины за ней наблюдали: стоило ей выбежать за дверь, как послышался усталый, но довольный шёпот: — Она заслужила этот подарок. Пусть сегодня порадуется чуду…