Почему же так сложно просто жить?

Первые дни Сэл пытался держаться стойко. Он делал вид, что не чувствует, как неприятный коже комбинезон, еще и, натирает. Он делал вид, что не слышит перешептываний и хихиканий в свою сторону от эдаких "ветеранов" этого сборища малолетних преступников. Он делал вид, что просто ничто для него не значит чего-то больше, чем другое. Но все было совершенно не так и сердце будто выстукивало азбукой Морзе, что нужно что-то с этим делать. А голубоволосый просто не слушал и не понимал. Он действовал разумно. Ходят слухи, что за хорошее поведение вполне могут перевести в специальный корпус "для послушных". Хотя какое тут послушание, когда все эти дети далеко не конфетку с прилавка откуда-то из-под мамкиной юбки украли. Каждый из них был здесь по своей веской причине. Даже местный, так сказать, авторитет, главный задира, сидел за то, что умудрился вырезать всю свою семью, а после еще и к соседям заскочить "на чаек". Для Сэла все это казалось омерзительным. Он не должен быть тут. Он должен сидеть в своей комнате, гладить своего кота, даже и не сбежавшего по его невнимательности и слышать, такой популярный во всяких ванильных, семейных фильмах, храп отца с соседней комнаты. И не храп, появившийся от того, что тот уснул от снотворного, забиваемого алкоголем, а появившийся от спокойного сна, которого, кажется, даже в последние свои дни, тот и не познал. В своей грязноватой, даже с усилиями уборщиц, видимо, нанявшихся сюда ради легкой работы, камере Сэл не мог чувствовать себя хоть как-то уютно. Даже выстиранный до режущего нос запаха химических средств, матрас был для него как что-то отпугивающее от себя. Он совсем не хотел спать на таком, а потому устраивался у стены камеры, поджимая колени к груди и подкладывая руки под голову. Хотя всем было плевать на то, как он спит. Главное - не пытается сбежать. После несколько недель он, понимая всю никчемность положения, начал заводить некоторые знакомства. С теми, кто был более-менее приятен взгляду, коих было очень мало. Но через эти меньшинства он вполне нашел и среди неприятных глазу пару-тройку интересных личностей. Дружбу он и не собирался водить. Как говорится, "социальный интерес". Мысли о Ларри, чертовом предателе, который сначала подпустил его ближе, а после выстрелил в упор, проползали в голову все реже. Желание мести, будто крохотный уголек в потухшем костре, таилось где-то глубоко, не переставая гореть, от все еще дующего ветра. Но когда-то и он погаснет. Хотя ветер может дуть так же годами, а может и веками, пока уголек не дотлеет до конца или не получит нового топлива. Но этому угольку было суждено получить второй вариант.

***

В один из серых дней, с начала утра смешавшимся с комом остальных таких же дней, счет которых Сэл давно забросил, ему объявили, что кто-то пришел его навестить. На вопрос "Кто это?" охранник лишь фыркнул и, пробурчав что-то вроде "Я тут не для того, чтобы всех и каждого запоминать", подтолкнул голубоволосого от основной массы людей к темной двери. В голове голубоглазого вертелось куча ответов разного рода, но ни один из них не прозвучал и он молча направился по указанному направлению. За дверью было, в основном, темно. Лишь над столиками, разделенными на две части бронированным стеклом, разливался тусклый белый свет. Два "сектора" уже были заняты двумя ребятами. Издалека Сэл не мог разобрать точно, но, кажется, общались они со своими родителями. Ему бы так. В самом конце ряда свет горел ярче, имея голубоватый оттенок. За столиком никого не было, стул был отодвинут. Очевидно, это сигнал, что кто-то есть лишь с одной стороны. С положения носителя протеза не было видно даже и части толстого стекла, чего уж там говорить о том, кто сидит по другую сторону. Пока паренек шел, в его голове прокрутилось пара-тройка вариантов. Лиза? Возможно. Как-никак приемная мать, возможно, взявшая только сегодня что-то вроде отпуска или выходного. Кто же это еще мог быть? Какой-нибудь курьер, которого отправили доставить письмо от все той же Лизы, не сумевшей взять выходной? Еще пару вариантов начинали формироваться, но Сэл заметил, что уже дошел до стола. Он лишь слегка придвинул стул, а после сел, устремляя взгляд вперед и просто не веря тому, кто оказался перед ним. Сердце болезненно сжалось, а руки сжались лишь в кулаки. Немного отросшие ногти ощутимо впивались в кожу, но это было, скорее, даже хорошо. Помогало отвлечься от щемящего чувства в груди. Ларри. Собственной персоной. Как он вообще мог додуматься явиться после такого? Думал, что прошло достаточно времени и голубоглазый, как тряпка, уже все простил и будет умолять помочь сбежать? Очень неосмотрительный шаг. - Сэл.. - Какого хрена ты тут делаешь? - Твой словарный запас пополнился.. - Я спросил, какого хера ты тут забыл? - Я хочу извиниться. - По виду темноволосого можно было заметить то, как он нервничал. Похоже, ему это давалось достаточно сложно. Сэл мотнул головой. Он слегка засмеялся, постепенно переходя на громкий хохот. Из глаз от смеха проступили слезы, но он не мог их вытереть просто потому, что лицо закрывал протез. Лишь когда паренек успокоился, он ответил: - Извиниться? Да? За что же? За то, что обманул? За то, что погубил мою жизнь? За что хочешь извиниться сначала? М? Ларри? Давай, я жду. - Я хотел извиниться лишь за то, что не был рядом. - Чего? - Прости, что я не был с тобой рядом все те дни до этого. - Рокер чуть откинулся на спинку стула, будто это могло придать ему чуть больше уверенности. - Идиот. - Знаю. Сэл сразу заметил то, как изменился патлатый. Волосы, кажется, стали еще длиннее, в носу и в правом ухе появились проколы. На ухе, почти впритык к коже, было маленькое кольцо. На носу же было почти такое же, но будто согнутое под форму крыла носа. Глаза будто блестели чуть меньше, чем раньше, тогда, когда носитель протеза впервые увидел его. Нос, который, иногда, в отместку за шутки становился объектом подколов, оставался все таким же длинным. Иногда паренек сравнивал его с носом Пиноккио. Будто Ларри так много врал, что он больше не уменьшается. Больше ему увидеть не удалось. Хотя, наверное, даже и не хотелось. Голубоволосый, пару минут потратив на то, чтобы рассмотреть все изменения в бывшем друге, поднялся с места и направился обратно, к двери, сокрытой в тьме, не слушая, как Ларри позвал его.