Габриэль

Он собирался, как в тумане. Джинсы, футболка, ватным диском снял макияж, волосы распустил, расчесал и завязал в низкий хвост. «Может, пронесет, может, обманул, свалил, передумал»? И, вроде, как бы надеется на это и в то же время нет - не хочет облома, хочет быть нужным, важным, хочет нравиться Ему. Куртка, бейсболка. Вышел: сорок процентов в кассу, остальное себе. Хороший приработок для одного выхода, сможет купить Тео все необходимое за раз. А «господина» Марата у бара нет. И в периметре тоже не видно. «Что ж, пусть так, особо ни на что и не надеялся, но все равно — как-то обидно». И ехидно в подсознании: «… досадно, ну ладно». Опрокинутым быть неприятно, особенно, когда сам надеялся на продолжение, и даже мысли о «бабках» не греют. К выходу, не озираясь, молнию под горло, бейсболку ниже и под снег с дождем. «Такси вызвать бы надо было заранее», — снова мысли о сорванных планах. Ладно, уже поймать хоть бомбилу и скорее домой — усталость валит с ног. «Сколько сейчас, кстати?», — за телефоном в карман, но не успел. Чья-то рука на плече. — Едва тебя в бейсболке узнал, только по хвосту, — провел по волосам, рукой меж лопаток, подталкивает вперед. — Пошли, я на машине, — и жестко за предплечье за собой к тачке: черный, большой внедорожник, Тойота. — Почему не у бара? — Марат! — послышалось сзади. — Бля… Сколько можно? — черные глаза злобно вспыхнули. И вскользь, раздраженно: — Поэтому. Габриэль обернулся вслед за ним на оклик. Недалеко от входа стоял парень — черные курчавые волосы, лица особо не разглядеть, строгое до колен пальто, в общем, из мира Марата чувак, только, несмотря на внешний лоск, выглядел он жалко, как-то просяще, что ли. — Феликс, я все сказал. Иди домой, — Марат подходить не хотел, но парень откровенно упрашивал. — Я ради тебя только и приехал. Неужели вот так уйдешь? С этим? — Извини, я на минуту, — обдал жарким дыханием и стремительно направился к несчастному. Агрессивные жесты со стороны Марата, неуверенность в движениях Феликса, уговоры, отрицание, руки на плечах, потом обессиленно вдоль тела. Феликс выдохся, поник, Марат сбавил обороты, даже по плечу потрепал, сказал что-то, близко склонившись, провел по волосам. У Габи от этого жеста ревниво сдохла пара бабочек в животе. «А он нарасхват, этот Марат». И вот уже возвращается, но все же бросил напоследок страдальцу: «Я позвоню». Секунды не прошло, как на лице уже игривая улыбка. Глаза в глаза, хищник снова на охоте. — Все в порядке? — спросил Габи, замечая через его плечо, как не спешивший уходить Феликс все еще за ними наблюдает. — Ты почему еще не в машине? Я же открыл! — Я не понял, если честно. Марат нажал на ручку дверцы. — Запрыгивай, холодно, — и тут же добавил, чтобы сразу расставить все точки: — Не обращай внимания. Просто старый знакомый, у него проблемы сейчас и он пытается мне тоже их устроить, ну, знаешь, людям свойственно искать виноватых вместо того, чтобы в себе разобраться, — он усмехнулся. — Тебя не должно это волновать и минуты. Ок? — Рука на колено жестом, так и кричащим: «Верь мне». — Хорошо, как скажешь, — но от его контакта дрожь по телу только сильнее. Убрал руку, пальцы сильные, уверенные на руле. «Ты трахнешь меня сегодня», — горячей волной в мыслях. Вот он сдал назад немного, всё… поехали. Минут через пятнадцать уже за городом. Сердце колотится — то ли страх, то ли ужас. «Попал или все же выберусь целым?» Сузив глаза, Марат смотрел оценивающе. — Даже не спросишь, куда едем? — Собирался, но что-то… Так куда? Усмехнулся снисходительно-оскорбительно. — В хорошее место. — Ты мне только одно скажи, мы там вдвоем будем? — Боишься? Нет, он не боялся, мозги выключило еще, когда сел в машину. — Есть немного, — соврал из вежливости. — Вдвоем. Не нервничай. Все ведь обоюдно, я надеюсь? — посмотрел вопросительно, будто изнутри просканировал. И откуда только у него такой взгляд? Что вообще за человек этот Марат? Совратил одним только взглядом. — Да, обоюдно. Подъехали к гостинице. Все понятно стало. Только от понимания не легче, дрожь усилилась. Мотор заглох. — Ну все, выходим, — так легко, даже весело. Улыбается. Ноги не слушаются. К дверце тянутся пальцы, но он перехватывает руку на полпути. — Стой. Глаза больше не веселые, снова черные, дикие, трудно выдержать такой взгляд. — Ты ведь мне не поверил? — В смысле? — В безопасность свою не веришь. Думаешь, подстава? — С чего ты взял? — Вижу, как пальцы дрожат. — Ну, волнительно, знаешь. — И все равно идешь? — Иду. — Ну, а на вопрос ответишь? — Я верю тебе. Не знаю, почему, не спрашивай. Сам виноват буду, если что… Снова тепло во взгляде, ответ его устраивает, даже более чем. Тянется к подбородку, берет за лицо и, прикрыв глаза, целует первый раз. Деликатно, будто знакомится, а когда нежные губы начинают отвечать, заводится, грубовато вторгается языком, претендуя на обладание. И нечем дышать, вкус у Марата чистый, терпкий, абсолютно мужской, но губы мягкие, щетина только колет гладко выбритую для сцены кожу. — Хочу тебя, — оторвался неохотно. — Пошли, — торопливо. Снова все, как в бреду: качающийся пол, свет по глазам бьет вспышками. В машине, казалось, было легче, потому что тесно и темно. Сейчас, на свободе, можно сбежать, но Габриэль послушно ждет, пока Он решает вопросы на ресепшене. Уже ведут — перед глазами плывут ступеньки, лифт, коридоры, двери номера, щелчок замка за спиной. Все стремительно быстро — вселенная поглощает в свою материю. Настоящее случается прямо здесь и сейчас. Поцелуй, объятья, тянет вниз замок на куртке. Сердце, как ненормальное, в груди уже воет. Трясучка. Марат принялся за джинсы, расстегивает молнию. Без слов, сосредоточенный, знает, чего хочет. — Мне в душ надо, — сбивчиво. — Недолго. А то приду и сам достану, — темные глаза улыбаются. Пальцами по щеке на прощание. — Хорошо, я быстро, — на губах ответная улыбка. Марат теплеет, теперь солнце в его глазах разливается янтарем. — Тео, ты как? Только честно? Нормально? Хорошо. Не жди, ложись спать. Я приеду поздно. Не волнуйся. Ну, что ты? Такая работа. Раньше не мог, выступление. Все хорошо у меня. Да точно. Ага, и я, целую, пока. Вода снимает напряжение, уводит дрожь за собой в сток. И так чистый: принял душ еще в клубе, но сейчас все равно нужно, это как ритуал, чтобы настроиться. «Только бы не садист, только бы без побоев, нужно было как-то спросить, только как о таком спросишь? Уж согласился, и в машине поздно было метаться». Пена по телу, запах у геля стандартный, гостиничный — лаванда, но не плохо, совсем неплохо. Шум воды, запах цветов. Из концентрации выбрасывает неожиданное прикосновение, новая волна дрожи прошивает от макушки до пяток. — Да что же ты такой нервный? — поцелуем в шею. Крепкие объятия сковывают. — Не слышал из-за воды, как ты вошел. Просто… Руки растирают напрягшиеся в мгновение мышцы, гладят, пытаясь расслабить. — Я отпущу, как только попросишь. Если попросишь. Я даю слово. Хватит, не бойся. Ничего плохого не будет, я не маньяк, не садист, просто привык брать то, что нравится. — Я тебе нравлюсь? — Да. Очень. Я тебе тоже. Ты не сказал, но я видел. Сколько лет тебе, солнце? — Двадцать один… ээ скоро. — Зеленый совсем. Люблю таких, но опыт есть? — Да. Было дело, кажется… — Хорошо, ты уже улыбаешься. Мне нравится, когда ты улыбаешься. И Габриэль сам не замечает, как расслабляется, как начинает постанывать под его вездесущими руками. Поцелуи всё откровеннее, его уже трахают в рот, только пока языком. И уже хочется продолжения, он обнимает и отвечает на все действия, раскрывается, предлагает себя. Шум воды стих. — Пошли, уже чистый, аж скрипишь, — щелчок красивых пальцев. С ним хорошо, Марат спокойный, уверенный и, кажется, вполне адекватный. А еще от его улыбки у Габриэля все внутри переворачивается, и это уже не бабочки, это оползни и лавины — от сердца куда-то вниз, да так, что немеют ноги. Он и не думал, что так бывает, но уже сейчас понимает, что сделает всё, даже вопреки своим интересам, лишь бы Он продолжал так на него смотреть. *** Приглушенный свет, Марат на кровати. Сидит в одном лишь полотенце и смотрит, как Габи подходит. — Не спеши, стой, — вытягивает руку, не давая подойти ближе. — Хочу посмотреть. Сними полотенце. Габи делает — тяжелая ткань падает на пол у его ног. — Хорошо. Теперь волосы распусти, — севшим голосом. Габи снимает резинку, расправляя по плечам немного влажные, светлые пряди, они чуть ниже лопаток, длинные и ухоженные, красивые. — Цвет натуральный? — Осветлял на два тона. Марат протягивает руку, подзывая, по его лицу видно, что демонстрация удалась. — Иди сюда. Два шага по мягкому ворсу, и Габриэль замирает. — На колени, — голос совсем низкий. Он все понимает, сглатывает и опускается. Пробует осторожно, он уже забыл, как это делается. Потом обхватывает губами и, привыкнув к немаленькому объему, мягко берет за щеку. Срывающиеся с губ Марата тяжелые стоны заставляют стараться сильнее; нравится, а главное, хочется делать ему приятно. Пальцы удовлетворенно поглаживают макушку, и чем активнее он отсасывает, тем крепче они вплетаются в густые, длинные волосы. Прохладные простыни, тяжелое тело сверху. Марат целует влажные после минета губы нового, до нервозности волнующего мальчика. Поцелуями спускается ниже, исследуя языком незнакомые изгибы. В самом низу сжимает каменный член парня в ладони, и, чувствуя его дыхание на своих бедрах, Габриэль начинает нервно ёрзать по простыне. Он слышит плевок, кожа становится влажной, а потом смелые пальцы начинают его растягивать. Чувствует, как твердый член упирается ему в бедро, но Марат не торопится, здесь нужно приложить немного больше усилий: для хастлера парень плохо разработан, и закрадывается мысль, что он, возможно, совсем не такая уж опытная блядь, как показалось в начале их знакомства. Второй палец заставляет шипеть от боли, и Марату нравится, как меняются правильные черты на совсем юном, обманчиво чистом лице. Уже через минуту мальчик начал скулить и постанывать, цепляясь Марату в бедра. В какой-то момент синие глазища распахнулись, и он выдохнул протяжно: — Пожалуйста, я не могу больше… — Пожалуйста, хватит или пожалуйста, трахни? — в черных глазах полыхало темное пламя, взгляд стал серьезно опасным. А в голове у Габи мелькнуло малодушно: «Хоть разорви потом, только сейчас не остановись». — Трахни меня… пожалуйста… За четкими движениями пытался скрыть нетерпение, но все же слишком быстро раскатал резинку по члену и, приставив головку к горячей, разработанной дырке, толкнулся. Парень выгнулся, вцепился в подушку, а Марат, подхватив под узкие бедра, немного приподнимая над постелью, в два толчка вбился в упругое тело. Он почувствовал каждый сантиметр, входящий в него, прежде чем поплыл — боль была приличной, не сказать, что нестерпимой, она тянула на шесть из десяти. Держаться помогали потерявшие фокус черные глаза и выражение сакрального удовольствия на его лице. Чтобы не вырубиться окончательно, Габриэль концентрировался на бисеринках пота, проступающих на висках, которые Марат периодически на автомате стирал о его коленку на своем плече. А потом, очевидно, поняв, что что-то не так, он поменял положение, опустив его ноги на постель, и приподнял за бедра. Стремительно все изменилось: боль перестала быть разрывающей, будто переродилась, стала приятной, ее хотелось все больше, по телу изнутри она распространялась согревающим теплом, и Габриэль теперь сам подмахивал, насаживался и стонал уже в голос. Долго держаться он не смог, когда руки Марата коснулись члена, спустил практически сразу и еще какое-то время кайфовал, пока разгоряченный мужик сверху пытался достичь своей вершины, используя его тело теперь уже по полной. Он упал рядом — мокрый и терпко пахнущий. Дышал рвано, а Габриэль все смотрел, наслаждаясь его дикой красотой, гордясь собой, очумело пытаясь осознать произошедшее. Пальцы перебирали темные волоски на широкой груди, когда он почувствовал его ладонь на своей щеке. — Ты красивый. — Спасибо. — Это не комплимент, скорее, констатация факта. — Все равно спасибо, — тихо шепнул в ответ. Марат отвернулся на секунду и, повернувшись обратно, отдал ему свой айфон. — Вбей свой номер. Габриэль молча сделал и, окрыленный, отдал телефон обратно. Глаза слипались, эйфория уводила куда-то в светлое зазеркалье. Он не понял, как заснул, лишь шепнув напоследок: — Ты позвонишь? — Определенно. Нужно будет определенно повторить. И больше уже ничего не слышал, провалившись в сон, такой же вязкий и сладкий, как сахарная вата. *** Разбудил стук в дверь. Он метнулся на пустой кровати. Марата не было, пропали и его вещи с пола. Накинув простыню, пошел открывать. Это принесли завтрак, а еще сообщили, что он входит в стоимость номера. Габриэль поблагодарил и, озадаченный, снова сел на разобранную постель. Телефон Марата он не попросил и теперь жалел, что не стал наглеть вчера. Захотелось ему позвонить и послать за то, что свалил вот так, по-английски, испортив все, что было ночью. «Хотя на что я вообще рассчитывал?» — подумал про себя. «Должен быть благодарен, что вообще это случилось с таким, как он». Но почувствовал себя он окончательно использованным, когда увидел деньги на тумбочке у кровати. Там было много, даже страшно подумать, что его так дорого оценили — на первый взгляд, половина, а то и больше его месячного заработка. Вот теперь все встало на свои места, и иллюзия магии ночи окончательно рассеялась. Остался лишь горький осадок унижения и вины. Все акценты расставлены, боевое крещение пройдено, теперь он на все сто «Габриэль», и уже не отмоешься. А Тео предупреждал: «Не соглашайся на эту работу». Но он не послушал, все сделал на свой страх и риск, впрочем, как и всегда.