Жертвоприношение

– Хан-Тха! Хан-Тха! – голоса полуобнаженных дикарей, потрясающих копьями, разносились гулким эхом над развалинами древнего города, поглощенного джунглями. Смуглый черноволосый человек обвел беснующуюся толпу взглядом, чуть сдвинул брови и повернулся к еще одной группе людей, готовивших подношение. На секунду свет заходящего солнца четко очертил резкий профиль с орлиным носом, сверкнул золотыми искрами орихалковый нагрудник, затем лидер дикарей шагнул вперед, в сгущающиеся тени перед алтарем. Одновременно толпа расступилась, пропуская носильщиков. На алтарь, более всего напоминавший сплетение полуразложившихся трупов в пасти какого-то чудовища, высеченных из камня, легло первое тело. Распухший на жаре труп обнаженной женщины чуть хлюпнул, когда предводитель поправил его, чтобы лег красивее, так, чтобы сразу были заметны пятна разложения на груди и животе, надутое лицо, потерявшее все человеческие черты, тонкая струйка слизи, стекавшая из носа. – О, Хан-Тха, Царь Упырей, яви свое величие народу своему и прими нашу скромную жертву! – зычный голос мужчины перекрыл вопли собравшихся. Секунду призыв его оставался безответным, затем воздух за алтарем задрожал, сгустился и из марева сформировалась фигура. Огромная туша с грубой как у доменного носорога кожей, обвисавшей на животе складками и украшенной короткой щетиной цвета трупных пятен, мощные трехпалые лапы с желтыми когтями, крохотные белесые глазки и пасть, способная вместить не менее чем пятерых в восхищении притихших варваров. Хан-Тха принюхался, темно-алый язык скользнул меж четырех рядов острых клыков размером в локоть. Неспешно сделав шаг вперед, чудовище склонилось над поднесенным ему телом, вновь принюхалось и сомкнуло челюсти, откусывая руку трупа. Черноволосый улыбнулся. О вкусах своего покровителя он знал и был уверен: жертва придется ему по душе, как по душе было и самому Королю Гоблинов готовить ее. В голове невольно всплыли строки все еще не завершенной поэмы, прославляющей домен Хан-Тха, пожирание мертвых: «Ласкает ноздри сладкий запах разложенья, И нежный мертвой плоти вкус наполнил рот, Великое грядет преображенье Когда Владыка этот мир пожрет…» Варвары затаив дыхание наблюдали, как тело исчезает в пасти их покровителя. Вслед за первым телом на алтарь было брошено второе – разрубленного почти напополам ребенка, затем третье – мужчина со вспоротым животом. Каждая новая жертва была основательно подпорчена временем и солнцем, некоторые – еще и водой. Пожиратель Мертвых довольно щурился, наслаждаясь изысканной трапезой. Когда последний труп скрылся в его пасти, а язык собрал последние крошки плоти и слизи с алтаря, дикари вновь разразились торжествующими воплями. – Хорошая жертва, дитя мое, – прокомментировал Царь Упырей, одобрительно глянув на Короля Гоблинов. – Остальное можете поделить между собой. Варвары вновь разразились радостными криками и ринулись разрывать на части оставшиеся трупы, стараясь урвать себе кусок понежнее. Их вожак не спешил присоединиться к пиршеству. Зачем? В его собственном доме его уже ждет отдельное блюдо: задушенный младенец, нежный и сочный после пары дней замачивания в соке лиан. Подобные яства доставались здесь лишь ему и самому повелителю руин древнего Ратесса. Король Гоблинов проводил взглядом последний луч солнца, так и не ответившего когда-то на его молитвы, отвернувшегося даже от своего избранника, и вновь перевел взор на Хан-Тха, единственного, кто одарил его заботой и вниманием. – Скоро, о мой духовный отец, уже совсем скоро я преподнесу тебе намного более богатую жертву, брошу на твой алтарь тела Возвышенных, богов и даже самих Инкарн. Хан-Тха тихо рассмеялся. – Знаешь, мой мальчик, порой мне кажется, что из нас двоих я и то более мягкосердечен.