Служение

Жар, пронизывающий все тело, иссушающий его, расплавленным металлом наполняющий жилы и раскаляющий сами кости. Пустынная лихорадка, чтоб ее. Я знаю, что спасения от этой болезни не будет. Солар или его верный спутник-Возвышенный смогли бы исцелить болезнь, но не я. Я простой смертный охотник, и могу лишь молить небеса, чтобы послали чудесное спасение мне и моей дочери. Солар… Дитя Солнца, посланное Им в грешный мир Творения… Я всегда был верен тому, что преподнесли мне отец и мать. Всю жизнь следовал вере в Непокоренное Солнце и Его Избранных. Я молился величайшему из богов трижды в день и тому же учил своих отпрысков и жену. Увы, их души так никогда и не открылись до конца Его свету. Даже Джанар, моя милая девочка, моя плоть и кровь, не впитала всей моей веры, хоть и старалась. Возможно, в будущем она смогла бы поверить так, как верю я, но будущего у нее уже нет. Вот она, моя доченька, лежит, выгнувшись дугой от боли, терзающей ее тело, в паре метров от меня. За что нам это, о Непокоренное Солнце? Пустой вопрос. Я знаю. Знаю ответ на него: мы недостаточно верили, не соблюдали всех ритуалов, я так и не смог вдолбить семье, КАК надо веровать и Служить. Да и вдолбишь ли, если одна Джанар открывает Свету сердце? Перед глазами встают картины из прошлого. Вот моя жена… глупая курица, вечно суетливая, вжимающая голову в плечи, стоит на нее прикрикнуть, и бессовестная, когда не смотришь за ней, до нельзя тупая и нерасторопная. Никогда не могла поклониться перед алтарем нормально, так чтоб коснуться лбом пола. Что только я ни делал с ней, и ставил ей на плечи полный воды котел в момент поклона, и сгибал ее шею силой, нет, паршивка просто не хотела выказывать Непокоренному Солнцу и Избранным Его должного почтения. То, видите ли, спина у нее не гнется, то пузо мешает, ребенка она носит, скажите на милость! А в огороде кверху задом торчала, и ничего, только жопой своей бесстыжей крутила перед проезжающими мимо купцами. Сколько раз я всыпал ей, распутнице, чтоб была поскромнее? Нет, не помогало. Утрет морду и опять в огород или к колодцу за водой. А платок-то развяжет посвободнее, да юбку подберет. Видите ли, жарко ей. До того наглела, бесстыжая тварь, что и обмороки изображать пыталась. Ничего, я эту породу знаю. Пяток палок дурь повыбьет, жаль, ненадолго. Да, жена мне досталась бестолковая, распутная и в вере нестойкая. И щенка этого, младшего, нагуляла, поди, от заезжего купца. Не мог бы мой сын так опозорить семью, съяшкаться с проклятым предателем, губителем Избранных Его. Не моя кровь. Оно сразу было видно. Моя кровь не стала бы орать во время молитвы, мешая святым словам. Бред все это насчет мокрых пеленок и того, что младенцу жрать пора. С Джанар такого не случалось. Стукнешь, бывало, малясь, и замолкает сразу, потому, что дух не порченый, истинная вера в крови. А этому, сколь ни бей, все едино: орет и орет. Мамаша его покойная, женушка моя бесстыжая, вот такая же была. Рожать ей его, видишь ли, приспичило прямо во время вечернего молитвенного стояния. Пару часов не могла погодить, пока святые молитвы вознесены будут. И уж когда самой захотелось, ни пузо сгибаться не помешало, ни что еще. Так вертелась, как рыбешка мелкая на сковородке не вертится. И тоже орать было вздумала, нам с Джанар мешать. Я тогда отлупил ее порядком, едва удержался, чтоб по морде бесстыжей засветить, но пожалел дуру, чтоб позор свой синяками у колодца не светила, хотел. А надо было по морде. Зато щенку этому перепало еще до рождения пару раз. Жаль, не помогло. За что мне все это? За что неверная жена и выродок чужой крови, льнущий к дракорожденным, о Непокоренное Солнце? Я ведь всегда был верен Твоему Свету и Избранным Твоим. Я на все был готов ради Служения Свету. Так почему из всей моей семьи лишь дочь оказалась достойной? Может мало я их учил? Глядишь, построже был бы, и спасла бы их истинная вера. И нас с Джанар обошла бы за Служение Свету наше лихорадка… В голове все путается. Боль не дает вздохнуть. Я пытаюсь подползти к алтарю, установленному в комнате, в последний раз прочитать молитву, чтобы спасти свою душу, но силы оставляют меня на полпути. Глаза застилает тьма. И в этой Тьме неожиданной ледяной прохладой приходит Ощущение. Ощущение Служения. Столь великого и всепоглощающего, что все во мне замирает в трепете перед ним. Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, а Служение формируется в Образ. Столь же величественный, чарующий и наполненный нечеловеческим могуществом, как предшествовавшее ему чувство. Я погружаюсь в тайны мира глубже, чем когда-либо при жизни, я окунаюсь в вечный холод Небытия и на самой его границе слышу Голос, шепчущий в сознании: – Прими дарованную мной силу. Прими и Служи мне. И я принимаю в трепете перед величием предложенной мне судьбы. Судьбы Избранного. Боль, минуту назад терзавшая тело, уходит, жар отступает перед накатившей волной вечного холода Тьмы, и я поднимаюсь с пола обновленный. Смех рвется с пересохших потрескавшихся губ. Я выжил! Благодарю тебя, мой новый Господин, я буду верно Служить тебе! И он отвечает, величественно и чуть насмешливо: – Да, мой Рыцарь Полуночи, мой верный Исповедник Кровавой Ночи. Я склоняюсь в поклоне, как привык, касаясь лбом пола, а затем, когда мой Господин оставляет мое сознание, отпечатав в нем лишь необходимость прийти к Нему, поднимаюсь и оглядываю комнату ставшего чужим дома. Дома, который уже ничего для меня не значит. Взгляд мой падает на враз ставший отвратительным и чуждым алтарь, у которого я прежде молился так и оставшемуся глухим богу, на тусклое зеркало, перед которым паршивая бесстыдница-женушка любила убирать волосы... С той стороны стекла на меня смотрит мое отражение. Мертвенно-бледное лицо, покрытое струпьями и язвами, с вылезающими клочьями волос. Я с криком отшатываюсь от проклятого стекла. Нет! Но зеркало неумолимо. В ярости я разбиваю стекло, и раны, которые осколки оставляют на пальцах, быстро затягиваются, но язвы на лице остаются. Я понимаю, это метка. Метка Силы, дарованной мне. Но разве смогу я Служить с таким лицом?! Мой взгляд падает на Джанар. Какая гладкая кожа… Какие густые, шелковые черные пряди волос… Когда-то такие же были у меня. Я думаю всего пару секунд, затем склоняюсь над девочкой и тычком заставляю ее поднять голову. – Вставай, Джанар. Вставай и иди к алтарю. Молись. Молитва спасла меня, я исцелен, спасена будешь и ты. Она дергается, то ли в ужасе от моей новой внешности, то ли от боли, хрипит. – Не бойся, – смеюсь я. – То, что с моим лицом, – временно. Главное, я жив и могу Служить. К алтарю, неверующая, молись! Молись, я сказал! Она пытается ползти, как пытался и я. Падает на пол, корчась и выгибаясь в муках. Я пинком заставляю ее подняться вновь. Потом еще одним. Джанар хрипит, изо рта ее капает кровь, но она упорно пытается ползти вперед. Умница, детка. Еще немного и ты очень порадуешь папу. Ты ведь хочешь порадовать папу, моя прекрасная девочка? Хочет. И еще как. Только сил у нее совсем не осталось. Что же, еще пара тумаков и рывок за волосы заставляют ее наконец оторвать зад от пола. Лишь затем, чтобы, выгнувшись дугой, упасть назад с остекленевающим взором, подергиваясь в агонии. Кровь изо рта хлещет уже рекой. На секунду мне кажется, что ее тоже Изберут. Но нет. К счастью, нет. Я стою над ней, улыбаюсь и смотрю, как жизнь по капле покидает это тельце, а когда все уже закончено, когда смерть берет свое, достаю нож. Несколько профессиональных надрезов… О, я очень хорошо умею свежевать туши и снимать шкуру, я же охотник. И пусть человеческая кожа тоньше звериной, что с того? Просто надо чуть осторожнее и медленнее. А времени у меня достаточно: поселение спит и никто не помешает нам, мне и моей славной красивой крошке. Спустя всего полчаса я завершаю начатое и в руках у меня оказывается прекрасная маска и не менее прекрасный скальп с густыми черными волосами. Прополоскав их от крови, я беру самый крупный осколок зеркала и примеряю перед ним обновку. Ложится не идеально, конечно, но ничего, на первое время сойдет, а там найдем что получше. Главное, с новым искусственным лицом я смогу преодолеть путь до владений Господина. И, вот забавно, эта же маска станет моим амулетом. Я чуть улыбаюсь, не сильно, чтобы не порвать натянутую на лицо кожу Джанар, гладкую и ровную. Поправляю доставшиеся мне от нее волосы, а затем беру свой охотничий нож, лук, стрелы и немного еды в дорогу. Больше ничего мне здесь не нужно. Разве что… Масло, заготовленное для лампад, и то, на котором мы готовили, щедро льется на пол, на стены, на вещи и на то, что осталось от Джанар. Затем я опрокидываю свечу, дожидаюсь, пока пламя разгорится и займутся доски пола и разбросанная вдоль стены солома из тюфяка, и выхожу через задний ход, запираю его столь же крепко, как запер изнутри ту дверь, что ведет на улицу. Некоторое время смотрю, как наполняется огнем дом, где жил я-прежний, которого уже нет. Да, того, кто был охотником Анджаром не существует в природе. Он умер сегодня ночью, чтобы дать жизнь мне. Прочь от горящего дома в черноту южной ночи уходит уже Исповедник Кровавой Ночи. Избранный Бездны. Абиссал касты Полуночи.