***
Жизнь продолжалась, но сейчас Нил чувствовал себя хуже, явно ощущая собственную ненужность. Беспокойное чувство бессмысленности, с которым он боролся весь предыдущий год, только усилилось. Красть было легко. Нил запросто мог получить достаточно, чтобы жить, и жить отлично, за счет нескольких хороших подделок в год. Вот только.. бессмысленно. Моззи, конечно, хотел вернуться к старому. Он фонтанировал планами, словно они копились в нем весь прошедший год и теперь случился взрыв. - Ты собираешься ограбить Лувр, верно? Вот почему ты оставил всё это в транспортном контейнере для Костюма, не так ли? - Кто не хочет ограбить Лувр? - уклонялся от прямого ответа Нил, не желая признаться, что всё это было лишь приманкой. Если бы Питер думал, что Нил собирается украсть Мону Лизу, он первым же рейсом прилетел бы в Париж. Нил буквально не мог помочь самому себе. Играй по-крупному или возвращайся домой - таково было кредо Кэффри, так он всегда жил. И раз уж он не мог сказать, что встал на правильный путь, возможно стоило провернуть ограбление и ждать появления Питера на пороге. И посмотреть, что за этим последует. Это было лучше, чем признать, что он совершил несколько мелких преступлений, которые мог сосчитать на пальцах одной руки, и всё ради хлеба насущного. По той же причине в юности он подделывал векселя. Сейчас это было несколько подделок и одна или две карманные кражи в самом начале... но он чувствовал себя виноватым и в конечном итоге попытался перейти к преступлениям без жертв: например, всучить подделку неизвестного импрессиониста людям с достаточным количеством денег, для которых не потеря потратить несколько сотен тысяч здесь или там. Нил не делал ничего сенсационного (не Рембрандт и не Ренуар, не один из давно потерянных оригиналов да Винчи). И теперь у него было достаточно денег, чтобы спокойно жить в течение двух или трех лет без необходимости нарушать законы, а потом ... ... и что потом? Это был вопрос. Это была проблема. Он и Моззи строили сложные планы ограбления Лувра, чтобы уйти с бесценными египетскими артефактами или украсть сокровища давно исчезнувших персидских императоров. Но у Нила было ощущение, что их планам не суждено сбыться. Всё это были просто разговоры. Способ проводить дни, которые тянулись так долго и странно скучно. Человек может прожить до восьмидесяти или девяноста лет. Так что впереди у него было лет пятьдесят или шестьдесят.. и что делают люди, чтобы заполнить всё это время? - Может тебе повидать Сару? - предложил Моззи. - Ты поощряешь меня в моих романтических начинаниях и не навязываешься со мной на свидание, и не проверяешь нет ли тут жучков или устройств контроля над разумом? Моз. Я разочарован. - Ну значит нет. - Я не знаю, чего ты так волнуешься, - ответил Нил более раздраженно, чем хотел, а затем умолк, будто ступил на зыбкую почву. Это словно загасило искру в Моззи, он сник. - Может быть потому, что я хотел бы, что бы ты вышел куда-нибудь, вместо того чтобы сидеть дома и ... - Он взмахнул руками, словно не мог подобрать слова, - .. и пить всё время! Нил поднял брови. - И кто бы говорил?! Во всяком случае, я не пью всё время, - он демонстративно поднял свой бокал вина. - И я выхожу. - Назови хоть одно в прошлом месяце, что ты сделал за пределами этой квартиры, кроме поиска новых ресторанов, чтобы выпить?! - Моззи, большинство людей действительно считают "выходом " посещение хорошего ресторана. - Да ты слышишь себя?! Кто украл моего лучшего друга и заменил его престарелым провинциалом? Нил фыркнул: - Хорошо. Мы пойдем куда-нибудь. Назови место. На другой конец мира, почему бы и нет? Давай сядем в самолет сегодня вечером и уже завтра мы будем есть настоящие суши в Токио или валяться на пляже на Багамах. Скажи и мы это сделаем. - Не в этом дело, - сказал Моззи, немного опешив. - Разве нет? - спросил Нил. - Разве не в этом? Мы живем мечтами. Мы можем делать буквально всё, что угодно, и никто не может остановить нас. Моззи покосился на него: - Ты пьян. В три часа дня. - Я не пьян, - отрезал Нил и обидевшись, ушел на балкон, прихватив бутылку вина. Хорошо, возможно он не имел полной свободы, как ожидал.***
- А ты не думал просто позвонить Костюму? - спросил Моззи, спустя день или два. - Ну знаешь, вместо того чтобы оставлять эти загадочные следы из хлебных крошек, в качестве части ваших своеобразно закрученных отношений агент ФБР - мошенник, о которых я стараюсь не думать. - С чего это вдруг такая одержимость? Я думал, что большую часть времени пока мы были в Нью-Йорке, ты мечтал чтобы всё вернулось и мы с тобой работали вдвоем. - Нет, я не мечтал, - быстро сказал Моззи. - Мечтал. - Ну ладно.. возможно я и мечтал, - сдался Моззи, - но в первую очередь, я хотел, чтобы вернулся назад мой лучший друг, а не его клонированная версия с подрезанными крыльями. Не ... - Он махнул рукой в направлении Нила. - .. это. Я был бы рад тому ФБРовскому Нилу, в любой день. - Я не понимаю о чём ты говоришь! - раздраженно возмутился Нил. Перепалка переросла в ссору и в результате закончилась тем, что Моззи подписался на тур в Грецию для изучения летучих мышей, находящихся под угрозой вымирания. Он ехал туда с исследовательницей, с которой познакомился здесь в Париже, где она проводила отпуск. Они встречались два месяца и Нил только сейчас понял, что ничего об этом не знал. - У тебя был парижский роман и ты мне ничего не сказал? - Не хочу огорчать тебя, mon frère, но довольно трудно говорить с тобой, когда ты ничего не слышишь, упиваясь жалостью к самому себе. - Желаю приятно провести время с твоими проклятыми летучими мышами, Моз, - процедил Нил. - Уж лучше, чем здесь, - пробормотал Моззи и вышел за дверь с большим рюкзаком и сетью на шесте.***
Итак, он остался один... снова. Один в Париже. Да ещё зимой. Нил не мог не вспомнить какой унылой была прошлая зима, совершенно не похожая на волшебную страну чудесных цветных огней и рождественских рынков в пределах его радиуса на которые он иногда заходил. Вместо этого было холодно, сыро и тоскливо, и он провел всю зиму мучаясь бронхитами, которые никак полностью не проходили. Не выдержав, он сбежал на тунисский пляж, где ничто даже отдаленно не напоминало Рождество. В этом году... в этом году он думал, что мог бы пойти и посмотреть на огни и на рынки с Моззи. Может быть, они могли бы проехать по известным рождественским рынкам и хорам, направляясь через границу в Германию, к Вене... Но нет, он снова был один и по собственной вине. И в довершение всего он снова заболел - холод, из-за которого он в прошлом году мучился от бронхита, снова принёс постоянный кашель и общее чувство нездоровья. Рождество пришло и ушло без особых торжеств и без звонков от Моззи, который, вероятно, до сих пор сердился. Нил осознавал, что и в своей болезни он виноват сам. Он не заботился о себе. Моззи был прав: он пил слишком много, питался кое-как и мало спал. Только кажется, что всё неважно. И хуже всего было то, что он отлично знал из-за чего это всё. Я был в тюрьме так долго, что не знаю, как быть на свободе. Не удивительно, что Моззи не понимал, как справиться с ним. Нил фактически стал одним из тех трагических бывших зэков, которые способны только жалеть себя и потеряли способность представить себе будущее на свободе. Конечно же в его случае это была не тюрьма, это был радиус в две мили и отслеживающий браслет. И он вовсе не хотел быть там. Нил вспомнил как ненавидел эту слежку за каждым его шагом, как перед ним маячил страшный призрак - провести всю жизнь с браслетом, когда он понял, что ФБР не собирается его отпускать и Питер ничего не мог сделать, чтобы защитить его. Питер верил этим бумажкам с подписями, потому что мог позволить себе эту роскошь. Пантеры дали отличный повод разрезать поводок. И теперь Нил был один в городе огней в середине зимы. Он сбежал, потому что всегда это делал. Он не доверил Питеру попробовать исправить всё, потому что привык доверять лишь себе. За три года, что он носил браслет, Нил порой тешил себя иллюзиями, но потом был вынужден признать, что он был тем, кем был, и он никогда не сможет измениться. Он покинул Нью-Йорк в надежде, что сможет вернуться к своей прежней жизни - роскошные номера отелей, сверкающие казино и высокие ставки - только чтобы удостовериться, что он свободен и сжег все мосты. Теперь Нил понятия не имел кто он. Он не был тем, кем считал его Питер, но он уже и не был тем, кем привык быть. Он был зажат между двумя мирами, несчастный в обоих, не принятый ни в одном. А сейчас Нил был уверен, что у него снова температура и было больно дышать, так что он решил просто лежать здесь в своей квартире, пока не почувствует себя лучше. Моззи не вернется ещё несколько недель. И некому проверить Нила, и никаких данных браслета. Он мог лежать здесь столько, сколько хочет и никто даже не заметит. Полная свобода. Именно то, что он всегда хотел. Полный отстой.