***
Утро начинается не с кофе, а с операторской и обсуждения материала на будущий выпуск программы. Еще немного, и наша маленькая комнатушка была бы разнесена в пух и прах, но я вовремя остановила начинающийся балаган. — Э, але, мартышки, угомонитесь. — Встряла я между парнями. — Совсем уже головой полетели. — Так, женщина, уйди. — Отодвинул меня Триф. — У нас тут серьезный разговор наклевывается. — Серьезно? — Прыснула я, а потом истерически засмеялась. — Вы хотите подраться из-за интервью с Вирер? Нет, вы точно головой полетели. Две пары глаз злостно уставились на меня. — Дмитрий Викторович! — Завопила я и поспешила сделать ноги из этого местечка. Не хватало еще, чтобы они меня убили. — Вот, чертовка. — Хмыкнул Триф, и коллеги дальше продолжили свое обсуждение. К счастью, без меня.***
Прибираясь в своем логове, в дверь номера громко забарабанили. — Открыто! Это был Занин. — Ну что, не подрались там в мое отсутствие? — Все выяснилось более чем спокойно. — Доложил мне коллега, приложив руку к голове. — К пустой голове руку не прикладывают. — Засмеялась я. Димас скорчил лицо, а затем сказал: — Это тебе. Он протянул мне маленькую корзину с цветами. Потрясенно принимая их, я спросила: — По какому поводу? — За вчерашнюю психотерапию. — Ответил он. — А еще это компенсация за поганое отношение. — Трифу ты тоже цветы подарил в качестве компенсации? Да, сегодня я была явно в ударе! Дима погрозил мне пальцем, и, улыбаясь, сказал: — Триф обойдется словесными извинениями. — Какой ты все-таки злой коллега. — Ну извини, я не рискну ему компенсировать все едой. Он и так жрет за троих, что на него никакой еды не напасешься. — Как бы не за десятерых. — Поддакнула я. — А за цветы — большое спасибо. Я обняла его и чмокнула в щечку в знак благодарности. — С этого момента все наши неурядицы точно остались в прошлом. — Улыбнулся коллега, и я поняла, что он говорил это от чистого сердца.***
Женская спринтерская гонка начиналась сегодня чуть раньше, а потому мы уже в час дня по местному времени мчали на стадион. Мчали на машине, за рулем которой был Денис Левко. Рядом с ним соседствовал Валера Харланов, а наша неугомонная тройка расположилась на задних сидениях. — Бом-бом. — Протянул коллега, наведя на нас камеру телефона. — Занин, ты опять в перископе? — Гаркнул Триф, отчего я подпрыгнула на месте. — Трифанов. — Прошипела я про себя. — Я вас приветствую, дорогие друзья, — сказал Дима, — и мы направляемся на стадион в такой прекрасной машине и с такой прекрасной компанией. В перископе Занина посыпались лайки и комментарии. — Занин, не мешай водиле крутить баранку! — Отозвался Валера. — Да что вы все злые такие? Фу фу фу прям! — Димас, я готова. Наводи камеру на меня. — Махнула рукой я. Машина наполнилась диким гоготом и свистом после моей фразы. — Оооо, щас будет шоу. — Протянул Денис. Через несколько минут мы все были так или иначе причастны к прямому эфиру в перископе Занина. Вот так и живем, что ни говори!***
Подготовка к новому соревновательному дню протекала полным ходом. Спортсменки слушали последние наставления тренеров, сервисмены активно готовили лыжи, а журналисты и операторы сновали из стороны в сторону в поисках лучшего ракурса. Собственно говоря, наша команда была в полной боевой готовности, но… — Наташ! — Заорал Левко, подбегая ко мне. — Господи, Денис… — Испугалась я, но не договорила. — Ты чего? — Триф смылся. — Как смылся? — Возмутилась я. — Куда? — Не знаю, куда, но знаю, зачем. — Ну и? Поджав губы, он ответил: — Курить. — Курить? — Курить. — Кивнул головой оператор. — Задрал, урод. Я долго переваривала эту информацию, после чего выпалила: — Какого хрена? — Эта падла сиги по карманам ныкает, а потом возникает. Вот он и пошел втихомолку. Сердито цыкнув, я сказал: — Ну, щас я этому козлу настучу по шее. Я поражаюсь своей манере общения. Вроде взрослый, образованный человек, работаю на федеральном канале, а разговариваю так, будто у меня две судимости и пять ходок за плечами. Безобразие какое-то! Через пару минут я нашла коллегу в конце микс-зоны за углом какого-то дома. И занимался он тем, о чем доложил мне Левко. — Слышь, — бесцеремонно начала я, — а не охренела ли твоя морда? Дерзости мне не занимать, и однажды, я получу за свой язык по заслугам, но точно не сейчас, покуда Илья со страха выкинул бычок в снег. — Твою мать, Наташа… — Ты мою маму не трогай! — Осекла его я. — И вообще, с каких это пор ты куришь? — Да я не курю, а так… Покуриваю. — Ну, раз покуриваешь, давай вместе покурим. Я смело могу сказать о том, что сегодня — день неожиданных открытий. Вот и сейчас Илья стоял и удивленно пялился на меня во все глаза. — Чего? — Наконец, произнес он. — Темнова, ты что, сбрендила что ли? Вытаскивая сигарету из пачки, я ответила, ехидно улыбаясь: — Ровно также, как и ты. Триф пожал плечами и дал мне прикурить.***
Женский спринт прошел менее удачно для наших биатлонисток, чем для парней, но все было не так уж печально. Три россиянки прочно обосновались в десятке сильнейших, а Ульяна Кайшева показала лучший результат (пока, на данный момент) в карьере — 5 место на этапах Кубка Мира. Отсняв необходимые интервью для программы «Все на Матч», наша доблестная команда отправилась в гостиницу. Только вот кто-то сейчас будет отдыхать, а кто-то — снимать стендап с норвежцами. В назначенное время в назначенном месте (то есть, в номере братьев Бё) я встретилась с Эмилем, Тареем и Йоханессом. Парни настолько были рады меня видеть, что они замучали меня в своих дружеских объятиях. — Ну хватит, хватит уже. — Пропищала я, отпихивая от себя Бё-старшего. — Правда, Тарюх, прекращай. — Похлопал его по плечу Свендсен. — Не хватало еще, чтобы ты ее сломал. — Да она сама кого хочешь сломает. — Гыгыкнул Йоханнес. Я наградила его сердитым взглядом, а после хорошенечко ударила. — Ай! — Взвизгнул рыжий. — Вот об этом я и говорил! — Ладно, пошутили, и будет на этом. — Сказала я и принялась объяснять ребятам суть моей идеи. Они восприняли ее с лихим энтузиазмом, а через несколько минут мы уже вовсю снимали материал. Какое там Чикаго, черт его дери, если меня и здесь неплохо кормят? Вообще, в нашей сборной есть главные юмористы — это Волков и Слепов, но даже от них я не видела того, что сейчас творили эти ребята. Я не помню, когда в последний раз смеялась до слез, но все это было ничто по сравнению с этим моментом. Собственно говоря, за это я их и обожаю. — Господи, парни, — смеясь, вытирала слезы я, — вы просто чокнутые. Вы дали нам материала на 100 лет вперед. — Чего не сделаешь ради любимых телевизионщиков из России. — Покачал головой Тарей, улыбаясь. Мы снова покатились по смеху, и на этот раз — просто так. Веселые. Бесшабашные. Норвежцы.***
Йоханнес вызвался проводить меня до номера, и я сразу поняла, что дело запахло жареным. Рано или поздно все мои опасения все равно бы подтвердились. В моей ситуации определяющим словом стало «сейчас». — Он прошел. — Остановившись возле номера, сказал рыжий. — Кто? — не понимая, о чем речь, переспросила я. — Фингал под глазом. — Кивая головой на него, ответил Йоханнес. — Ааааа, — протянула я, — ну да. Он уже поджил. — Не хочешь рассказать? «Вот дерьмо!» — Эмммм… Нет. Он перестал заламывать пальцы и перешел к наступательным действиям. — Что происходит? Ты в последнее время стала какой-то… Отчужденной, что ли. — Я? — Тыкая себя пальцем в грудь, переспросила у него. — Да нет, тебе показалось. — Думаешь, по тебе незаметно? — Повысил на меня голос норвежец. — Ходишь, как в воду опущенная, меня постоянно избегаешь, со своими коллегами ты чересчур холодно себя ведешь… Облокотившись локтем о стену, я выводящим на чистую воду голосом произнесла: — А я-то думаю, что ты так плохо бегать стал в последнее время. А ты вместо того, чтобы к гонке готовиться, за мной наблюдаешь. — Я серьезно, Наташ! — Закатил Йоханнес глаза. — А я, думаешь, решила шутки с тобой пошутить? — Процедила я сквозь зубы. — Значит, не расскажешь, кто тебя так покалечил? — А у нас тут что, допрос с пристрастием? — Хватит со мной оговариваться! — Рявкнул он. — Я спрашиваю вполне естественные вещи, потому что переживаю за тебя, а ты ведешь себя, как скотина. Ого! Да он не постеснялся в выражениях в мою сторону! Норвежец наступал на меня до тех пор, пока я не оказалась зажатой между ним и стеной. — Мне порой кажется, что ты просто издеваешься надо мной. Прекрасно зная о моих чувствах к тебе, ты берешь и специально стараешься уколоть меня больнее. — То есть ты думаешь, что я сучка конченая? — Я этого не говорил. — Зато твои слова несут именно такой подтекст. Я оттолкнула его, и Йоханнес впечатался в стену напротив. Его глаза налились красным, только вот неизвестно отчего. — Ах так, значит… Вырвав из моих рук ключ, он открыл дверь и втащил меня в номер. — Твою мать, да ты больной! — Воскликнула я, потирая запястье. Громко хлопнула входная дверь, и я не успела оглядеться, как оказалась в его объятиях. Йоханнес жадно впился в мои губы, слегка кусая их, а его пальцы сильно сжимали мою талию, оставляя следы. Наощупь он вел меня в гостиную, и через мгновение мое тело коснулось мягкой постели. Его злость вперемешку со страсть передалась и мне, и меня переклинило от накатывающего спектра эмоций. Вместе со страхом, который бурлил во мне, как вулкан, родилось и предвкушение того, что же будет дальше. Оторвавшись от него, я неожиданно сказала: — Стой! Норвежец вопросительно заглянул мне в глаза. — Ты понимаешь, что сейчас мы совершим непоправимое? Моя фраза стала для него шокирующей. Не выдавая своего разочарования, он отвернулся от меня, а затем поднялся с постели. Удушающая тишина в номере резала уши и давила на мозг. — Непоправимое? — Сказал он. — Наташ, я люблю тебя! Я люблю тебя и хочу… Нет, желаю быть лишь с тобой! Заложив руки за голову, он продолжил: — Когда я сбил тебя там, на лестнице, а потом посмотрел на тебя, то у меня внутри все заликовало, а сердце лихорадочно закричало «Это она, Йоханнес! Это она!». Твои глаза… Они все решили. Я опустила лицо в ладони, борясь с противоречивыми чувствами, собой и своей неопределенностью. — Я понимаю, что теперь у тебя нет оснований мне доверять. — Запнулся Бё-младший. Сглотнув ком в горле, он продолжил: — Я тебе не врал. Никогда не врал. И даже сейчас, я смотрю на тебя и понимаю, насколько я виноват перед тобой… Господи… Он задрал голову к потолку, а мои ладони наполнились слезами. Именно этого я и боялась. И так всегда: все то, чего мы так сильно боимся — непременно воплощается в реальность. — Я не могу не любить тебя, но и не ненавидеть тебя тоже не могу. — Сказал он подавленным голосом. — Хотя, если это своего рода наказание, то я готов его понести. Я не осмелилась посмотреть ему в глаза. Я разбила ему сердце также, как и он мне почти два месяца назад. И в этом случае мы считались квитами. — Я просто хочу, чтобы ты знала: ты всегда будешь у меня здесь. — Приложив руку к сердцу, горько улыбнулся Йоханнес. — Прости. Он ушел, громко хлопнув дверью, а я зарыдала в голос, не щадя себя.