Поиграем в гляделки?

- Эй, Лиз, поиграем в гляделки? Вопрос разорвал тишину, в которую незатейливо вписывалось тиканье старых настенных часов. В доме был приглушен свет, и только на кухне неярко горела под потолком желтая лампочка в цветастом плафоне. Девушка окинула удивленным взглядом своего гостя и вопросительно приподняла бровь: - Детство взыграло? Он не отвечал, а только смотрел на нее каким-то слегка помутневшим взглядом алых глаз, расслабленный и спокойный, словно его предложение не было таким нелепым, как показалось Хедервари. Элизабет вздохнула и, качнув головой, поставила на стол чашку: - Ладно, хорошо, давай сыграем. Пелена тут же сошла с алых глаз, будто Гилберт вовсе и не ожидал того, что она согласиться. Пробежав колючим взглядом по девичьему лицу, мужчина сломал губы в привычной едкой усмешке: - Только смотри, Лиз, проиграешь, а ты точно проиграешь – до конца дней твоих припоминать буду, как ты в такую простую игру мне, Великому, продуть умудрилась. Девушка только фыркнула и, положив на стол локти, в упор посмотрела в глаза оппонента: - Не дождешься, Байльшмидт. Они замолчали. Тиканье часов отдавалось в головах, словно кто-то невидимый засекал время их игры, отсчитывал минуты, отведенные им на то, чтобы просто молча, без ссор и криков посмотреть друг другу в глаза, пусть и под предлогом глупой детской игры. Гилберт тонул в зеленом омуте, словно мифические существа тащили его на дно своими холодными руками, не давая дышать, не давая шанса вынырнуть на поверхность, и, чем дольше он вглядывался в глаза Хедервари, тем ничтожнее становились его шансы на спасение. Спустя какое-то время, глаза Байльшмидта снова подернула пелена, словно в алую кровь плеснули несколько капель молока. В чашках остывал чай, за окном стучали по тротуару каблуки поздних прохожих, в небольшом доме замерли тени двух человек, которые, словно одержимые, смотрели друг на друга уже больше двадцати минут в полной тишине, которую по-прежнему нарушали только чертовы часы. «На войне все средства хороши, говорите?» , - ни с того, ни с сего мелькнуло в голове у мужчины. Он тихо выдохнул и вновь ухмыльнулся: - А ты неплохо держишься, Лиз. Я ожидал, что ты сдашься намного раньше. В болотных глазах мелькнула тень раздражения и азарта: - Да никогда в жизни я тебе не проиграю, Гил. Хоть ты что делай – я выйду победителем из этого плевого спора. Пф. - Хоть что делай, говоришь… Задумчиво проговорил Байльшмидт, склоняя голову вбок и не отводя взгляда: - Заметь, Лиз, ты сама это сказала. Ответа не последовало. Тогда мужчина медленно приподнялся со стула и, не прерывая зрительного контакта с девушкой, сидящей напротив, перегнулся через стол и замер на небольшом расстоянии от бледного лица Хедервари, в глазах которой сейчас танцевало удивление. Он провел языком по своим пересохшим губам и вновь чуть подвинулся к девушке, которой было не по себе от такой непростительной близости и цепкого, колючего взгляда из-под белесых ресниц Байльшмидта. Он выдохнул, коснувшись ее губ горячим дыханием и тут же сократил расстояние между ними еще на пару сантиметров. Напряжение росло с каждой секундой и, не выдержав напора, Хедервари все-таки моргнула, на мгновение сомкнув пушистые черные ресницы. - Ты проиграла, Ли-из. Шепнул Гилберт и в следующую секунду накрыл ее губы в мягком поцелуе. Сердце барабанило в висках, смешиваясь с доставшим уже тиканьем деревянных часов, воздуха резко стало как-то мало, а кухня сжалась до размеров ничтожно маленького бетонного кубика. Немец оперся одной рукой о стол, а подушечками пальцев второй руки мягко провел по теплой щеке девушки. Он отстранился, бросил мимолетный взгляд на безмерно красивое лицо Хедервари и тихо, хрипло проговорил: - Ты проиграла. Часы больше не раздражали, а вид смущенной Элизабет грел душу. Великий был доволен.