Твой почерк на стене

На улице стояла замечательная осенняя погода. Всюду лежала опавшая листва, что так приятно шуршала под ногами. Чарльз любил осень. Любил вдыхать свежий запах сухой листвы, любил чувствовать прохладный ветерок на лице и оголенных запястьях. Он специально не прятал их в карманы как это делали остальные прохожие. Холодные руки — это неотъемлемая часть осени для Ксавье. Так же как свитера, горячий шоколад и печеньки. Чтобы наслаждаться всеми прелестями осени, Чарльз каждое утро этой недели вставал чуть раньше чем нужно и медленно шел в институт. С некоторых пор он стал преподавать там в утреннюю смену, чем был сначала немного огорчен (его обычную вечернюю смену ведь никто не отменял, придется работать в два раза больше), но вскоре ему даже понравилось. Он любит преподавать свой предмет — историю. Его лекции нравятся по крайней мере половине аудитории, и студенты сдают зачеты по истории на отлично. Чарльз был как никто другой предан своей профессии. Этим утром Ксавье увидел кое-что новое в своем привычной маршруте от дома до института. Это была надпись на здании, которая сразу же бросалась в глаза. Буквы были красиво выведены черным баллончиком, и курсивный шрифт невольно заставил Чарльза залюбоваться. «Ваши глаза горят, как два сапфира, Мне б видеть их почаще по утрам.» В конце фразы стояла подпись автора. Ее можно было прочитать как сочетание заглавной буквы «Л» и маленькой «е». «Влюбленные подростки» — улыбнувшись подумал Чарльз и, чуть ускорив шаг, продолжил идти в институт. *** Наконец прозвенел звонок, оповещающий о конце пары. Спасительный для учеников. И для Чарльза в том числе. Ксавье тяжело вздохнул и начал диктовать домашнее задание торопящимся покинуть кабинет студентам: — К следующей паре подготовить реферат на тему «правление Наполеона в Европе». Дождавшись пока все ученики выйдут из класса, Чарльз опустился на стул и достал из тумбочки свой термос с кофе. Там, конечно, не всегда был налит кофе, но сегодня Чарльз решил не рисковать. Неожиданные визиты ректора бывали совсем не к месту. Профессор сделал глоток обжигающего напитка и осмотрел свой класс. Здесь как всегда было приятно находиться. На бежевых стенах висели портреты знаменитых людей разных эпох, у доски также был плакат со всеми президентами Америки и временами их правления. В конце класса располагался внушительных размеров стеллаж с книгами. Почти все здесь было подобранной лично Чарльзом, из-за чего создавалось чувство собственности и уюта. Чарльз стал ходить по классу, собирая бумажки, которые ленивые ученики не смогли донести до урны. Вот записка с «а что нам задали по географии? », вот с «-погуляем после уроков;)? -отвали, придурок.» Вдруг Чарльз заметил неаккуратно сложенный листок бумаги на предпоследней парте третьего ряда. Он не был скомкан, как остальные. Как будто кто-то и не думал его выбрасывать. Содержание записки повергло его в шок. Там было несколько зарисовок Чарльза: его профиль, силуэт. Отдельные части его лица: губы, глаза (цвет глаз этот кто-то специально изобразил ярко голубой гелевой ручкой). Аккуратные, гибкие линии заполнили половину листа. Не было ни одной неровности — все выведено старательно и плавно. Но кому придет в голову рисовать учителей во время уроков да еще и не для прикола, а действительно красиво и…профессионально? После того, как Чарльз закончил рассматривать зарисовки себя, взгляд его приковала фраза, расположившаяся на второй половине листа: «Ваши небесные глаза сияют в свете ламп аудиторных. А губы расплываются в улыбке, едва услышав правильный ответ. Но я его не знаю, извините. Не гуманитарий я, — художник безызвестный. Все эти даты для меня — как для тебя названья всех цветов палитры, Не говорят, пока что, ни о чем» Такой же почерк Чарльз видел с утра. Это может быть совпадение — много ли людей с таким почерком живут в Нью-Йорке. Да и людей с голубыми глазами не мало… Но все же это было великолепно. Чарльза давно тянуло к самому искусству и людям, занимающимися им. Встречался он однажды с одним пианистом…что он вытворял своими пальцами… Но сейчас не об этом. Тайного поклонника, если его можно так назвать, или шутника он вычислит позже. А пока, не раздумывая сунув сложенный лист себе в карман, Чарльз пошел, наконец, заниматься проверкой рефератов. *** Последняя вечерняя пара на сегодня закончилась еле как. Ксавье устал до такой степени, что единственное о чем он мог сейчас думать — это как бы поскорее добраться до кровати. Даже кофе не помогал оставаться бодрым до окончания всех пар. Чарльз серьезно начал задумываться о добавлении в термос чего-то покрепче… На улице еще не было темно, но Чарльз все равно шел быстрым шагом. Темнота могла настигнуть Нью-Йорк быстро, а идти по ночным улицам Чарльзу совсем не хотелось. Проходя тот самый дом, он остановился посмотреть не закрасили ли надпись, но обнаружил кое-что совсем другое. На стене не только все еще была та надпись, но так же появилась большая нарисованная пара голубых глаз. Чарльз достал из кармана лист с такими же, только в уменьшенном виде, глазами. Они были определенно его — сомнений не оставалось. Каждая морщинка в уголке нарисованных глаз напоминала в точности глаза Чарльза. Это пугало и восхищало Ксавье одновременно. Казалось, что на самом деле такого не может быть, и Чарльз сейчас проснется в своей постели от резкого сигнала будильника, как обычно пойдет на работу и не заметит никаких изменений. Но вот он стоит, и со стены на него глядят его же нарисованные глаза и фраза над ними заставляет Ксавье почувствовать теплоту, и уголки его губ невольно тянутся вверх. Встряхнув головой, Чарльз спешит прогнать мысли о тайном поклоннике. Он просто придумал это. Выдумал, будто это предназначалось ему. На самом деле это не так, и в душе Чарльз понимал это. В жизни не может быть все так идеально и просто. Он ускорил шаг, надеясь быстрее добраться до дома, где его уже заждалась сестра. *** Рейвен, как обычно, стояла у плиты, когда Чарльз вошел в их квартиру. В доме витал шикарный запах любимой выпечки Чарльза — шарлотки. — Решила меня сегодня побаловать? Отвлекаясь от готовки, девушка весело ему улыбнулась: — Ты всю неделю много работал, вот я и решила хоть чем-то тебя порадовать. Мой руки и садись за стол, шарлотка почти готова. Переодевшись в домашнее и выполнив приказы своей сестры, Чарльз незамедлительно занял свое место за столом. — Как на работе? — поднося тарелки с едой к столу, спросила Рейвен. — Чертовски устал. Кажется, кофе перестал действовать на меня как энергетик. — Я говорила, что не следует пить его так часто. Это вредно, Чарльз, когда ты уже перестанешь им злоупотреблять? — Когда ты перестанешь портить свои волосы краской, — Чарльз ухмыльнулся, на что Рейвен только показала ему язык. — Кстати, это случайно не твои глаза нарисованы на сорок седьмом доме? Похожи, как две капли воды. Чарльз чуть не подавился чаем от такого заявления. — Тоже думаешь, что они мои? — Чарльз неуверенно посмотрел на сестру, как бы ожидая опровержения сказанному, но Рейвен только кивнула, полностью уверенная в себе. — Даже голубой оттенок подобран подходяще. Есть предположения о тайном воздыхателе? — многозначительно улыбнулась Рейвен, от чего Чарльз мгновенно смутился. — Почему ты думаешь что это «он»? Может, это какая-нибудь шестнадцатилетняя девчонка с ее переходным возрастном и детской влюбленностью? Рейвен заливисто рассмеялась, из-за чего Чарльз сам не смог сдержать улыбки. — За несколько лет преподавания в средней школе я отлично научилась распознавать почерки, и это — определенно мужской. И уж тем более не детский. Ксавье даже не собирался спорить — его сестра, скорее всего, была права. Плавно перейдя на другую тему разговора, Чарльз сумел заставить свою сестру хоть на время забыть о неловкой ситуации с поклонником. Оставалось только ждать следующего дня и тогда уже выяснять, кто же это на самом деле.