Поставщик

Флаттершай снилась боль. Флаттершай сама вся была концентрацией боли. К ранам прилипало постельное бельё и одежда — девушка так и не вспомнила, кто и когда мыл и переодевал её в чистое, а также укладывал в кровать. Если она пробовала пошевелиться, то просыпалась от собственного крика, вызванного тем, что всё это отдиралось от тела, а между ног словно начинали возиться змеи из витой колючей проволоки. Если она лежала неподвижно, то ей ничего не оставалось, кроме как сосредотачиваться на своих страданиях, импульсами впивавшихся под кожу. Редкие пробуждения были подобны бреду. Обрывками пленница помнила сумрачное лицо Скрюбол, которая, понимая абсолютно всё, не пыталась её разговорить и только молча, не глядя Флаттершай в глаза, облегчала её мучения. Несколько раз девушка пробовала попросить и вовсе прекратить их насовсем, но выходил только слабый плачущий шёпот, а затем её вспотевший от температуры лоб и взмокшие волосы гладила чуть подрагивающая большая ладонь — и она плавно погружалась в очередную порцию рваного, издевательского сна. В голове в такие моменты воцарялась пустота, которая время от времени взрывалась скомканными мыслями, то тут, то там появляющимися где-то на периферии обессиленного сознания Флаттершай. Иногда она чётко слышала голоса. — Ещё не очнулась? — Нет, мистер. Я дам знать, как только она придёт в себя. Между двумя диалогами, голоса участников которых двоились и множились эхом из-за причуд сведённого с ума болью мозга Флаттершай, могли пройти как секунды, так и столетия. — Как ты мог сделать это с ней?! — Не она первая — не она последняя! — Ты обещал, что эта не будет страдать! — А разве похоже, что она страдает? Она просто спит. — Я просиживаю ночи рядом с её постелью, — голос плачущий, но срывается на шипящее рычание, — она стонет, мечется, пытается позвать кого-то! — Прекрати. Ты каждый раз закатываешь такое. — Конечно, потому что ты каждый раз… — Не забывайся! Вспомни, кому ты обязана всем, и делай своё дело. Всхлип. Флаттершай могла лишь нетвёрдо предположить, кому принадлежат эти голоса, но она каждый раз испытывала щемящую жалость к так сочувствующей ей девушке, кем бы она ни была. Желание открыть глаза, утешить её и поблагодарить было едва ли слабее той бесконечной агонии, в которой пребывало тело пленницы. И в какой-то момент ощущение времени внезапно вернулось, а резь во внутренностях утихла, почти улеглась, давая Флаттершай проанализировать своё состояние и понять, что она очень давно ничего не пила. В глотке словно раскинулась сухая пустыня. — Кто-нибудь? — хрипло позвала девушка. Слева раздалось шевеление, а затем её ладонь с чувствующейся кожей надеждой обхватили проворные пальцы. — Пожалуйста… воды… если не трудно… Руку Флаттершай практически бросили, спешно поднимаясь и вылетая из комнаты. Злая тьма, владевшая девушкой, не желала отпускать её, продолжая пытаться снова приковать к постели и стянуть муками каждый из внутренних органов, но теперь у пленницы были силы хоть немного ей противостоять. Длинные ресницы медленно расклеились, и Флаттершай приоткрыла глаза, насколько хватило сил. Жизнерадостный оранжевый свет подсказал ей, что она находится в выделенных ей апартаментах. Под затылок девушки осторожно проползла рука, касаясь засалившихся от пота и спутавшихся от метаний волос, и бережно приподняла голову. Пересохших губ коснулся прохладный край стакана, чуть качнулся — и Флаттершай почувствовала исцеляющее прикосновение холодной воды, которую немедленно начала втягивать и глотать. Чистая и вкусная жидкость омыла пересушенное горло, даруя невероятное облегчение. Даже взгляд прояснился, и Флаттершай смогла скосить глаза на помогшую ей девушку. Та имела длинные тёмно-розовые волосы, кое-как стянутые в узел на затылке, и нездорово-белесые голубые глаза, которые на фоне посеревших белков и сузившихся крохотных зрачков казались льдисто-светящимися. Губы были сосредоточенно поджаты, а взгляд старательно избегал лица Флаттершай. — Спа… сибо… — выдохнула она, оторвавшись от стакана, прикрыла глаза и вымотанно откинулась обратно на подушки. — Как тебя зовут? — Флаттершай… Названная в неверии распахнула глаза и через силу повернула голову к своей сиделке. Облик непостижимым образом изменился, из голоса утекла жизнь и задор, но он, даже севший, всё ещё был узнаваемым. — Пинки… Пай? Почему ты так выглядишь… — девушка резко вскочила на постели, расплатившись за это резкой болью в животе, но всё равно выдавила: — Что… ты здесь делаешь… Пинки сокрушённо всхлипнула и непреклонно уложила Флаттершай обратно. Больная, тем не менее, не переставала тревожно скользить по ней взглядом, через силу говоря с большими паузами между словами: — Как ты меня нашла? Дискорд похитил и тебя тоже? Губы её подруги вдруг задрожали, а глаза в считанные мгновения переполнили слёзы. — Флаттершай! — внезапно взвыла девушка, бросаясь той на грудь и истошно впиваясь пальцами в её худые плечи. — Это я во всём виновата! Это из-за меня ты здесь! Флаттершай растерянно смотрела в мечущийся перед собой неопрятный затылок. Она невпопад погладила некогда кудрявые волосы дрожащей ладонью. «Бедняжка так испугалась, увидев меня в этом состоянии, — мысленно пожалела Пинки девушка. — Испереживалась вся, теперь берёт на себя ответственность за то, чему не могла помешать». Доброе сердце сжалось от жалости к подруге. — Всё будет хорошо, теперь мы вместе, — нежно успокаивала Пинки Пай старшая девушка. — Мы найдём способ выбраться отсюда, и… — Не найдём, — неожиданно жёстко и глухо. Слишком твёрдо и категорично для привычной беззаботности и куража. — Нет, Пинки, послушай… — мягко увещевала Флаттершай, в данный момент видя в подруге только маленькую напуганную девочку и желая успокоить её, уберечь от любого зла. Однако «маленькая напуганная девочка» отшвырнула её руку от себя и рывком поднялась; крылья её короткого курносого носа раздувались от ярости. Спустя секунду лежащая в постели девушка поняла, что это негодование направлено вовсе не на попытки успокоения. Пинки Пай со всем остервенением ненавидела саму себя. — Я заодно с Дискордом! — срывающимся голосом почти прокричала она. — Я помогаю ему заманивать студенток в ловушки и проверять, подходят они или нет! Ты здесь только по моей вине! — Пинки… я не пони… маю… — Моя семья отказалась от меня, — тусклые глаза ослепительно сверкали от злобы и обиды. — Они принадлежали к крайне закрытой религиозной секте, которая поклонялась камням и слышала их голоса. И когда мне было пять лет, «верховный камень» заявил им, что я стану предательницей рода! Меня просто выкинули на дорогу и уехали! И камень был прав! Дискорд нашёл и забрал меня, и с тех пор я предавала так много своих подруг раз за разом, участвовала во всех этапах подведения их к уничтожению, что… что… — Пинки с хлопком заслонила лицо ладонями и рухнула на колени перед кроватью, сбивчиво продолжая: — Он пытается… снова и снова… раз за разом… ищет и ищет, никак не может найти… Не говорит всего, чтобы я слушалась… чтобы всякий раз отводила от него подозрение… — Но как же, — запротестовала Флаттершай, ощущая снова подкатывающую к горлу тошноту, — как же тот тайный клуб, который хотел во всём разобраться? С пронзительным всхлипом Пинки открыла лицо, смотря на свою наивную подругу с душераздирающим самоуничижением: — Ты думаешь, Дискорд бы позволил чему-то в его же университете твориться без его ведома? Он сам подтолкнул несколько человек организовать этот клуб! Чтобы студенты думали, что имеют отдушину, что способны что-то изменить, и не шли на более заметные меры! И… и я… я помогала ему и в этом тоже! — Но… но… Флаттершай смолкла, глядя в обезумевшие глаза подруги. Пинки Пай сжимала челюсти в такт пальцам, почти рвущим одеяло в нервных судорогах, и сверлила старшую девушку страшным взглядом, ожидая окончания фразы. — …Причём здесь я? — кое-как сумела просипеть пленница. — Дискорд уже рассказал тебе об Эквестрии? — прохрипела в ответ Пинки и, получив от Флаттершай кивок, начала свой рассказ.

***

После катастрофы в Эквестрии всё её население было выброшено на Землю. Пони не могли занять тела людей, вытеснив их души, поэтому каждому из них пришлось ждать своей очереди на реинкарнацию — всем, кроме семи. Ими были Селестия, Луна, Дискорд, Тирек, Скорпан, Кризалис и Сомбра, бессмертные существа различных видов, достаточно могущественные для того, чтобы с нуля создать себе тело по душе сразу по прибытии. В мире Эквестрии они занимали правящие роли, поэтому стремились сделать это же и на Земле, тем более, они сохранили часть своей магии. Селестия была верховной правительницей Эквестрии, повелевающей солнцем; здесь она способна управлять солнечными лучами, в том числе — преломлять их так, чтобы становиться невидимой или делать невидимым что-нибудь ещё. Луна — её сестра, младшая Принцесса, которая владела луной; в мире Земли ей тоже досталась власть над лучами своего светила, но для совершенно иной цели — создание иллюзий и миражей. Дискорду досталась способность искажать пространство вокруг себя, что напоминает о той силе, которой он обладал на родине. Тирек при переходе между мирами получил дар энергетического вампиризма, а его брат, Скорпан, и в мире Эквестрии не обладал ничем, кроме бессмертия. Кризалис и Сомбра, как известно, сгинули в борьбе друг с другом за источники пищи, без которых не могли обходиться: первая поглощала любовь, а второй — страх. Казалось бы, Земля большая, и пищи могло хватить им обоим, но это только на первый взгляд. Развив свои способности, сёстры и братья путём шантажа и плетения интриг установили контроль каждые над своим полушарием планеты. Соответственно, они сделали это не из честолюбия, а из желания найти способ вернуться обратно в Эквестрию, но для этого необходимо было найти и сохранить душу каждого жившего там пони. Любое проявление магии или сверхъестественных способностей стало тщательно отслеживаться, а ни Сомбра, ни Кризалис не собирались сообщать ни сёстрам, ни братьям о найденных источниках. Также они не собирались сотрудничать ни с кем из них, поэтому братья и сёстры заключили между собой короткое перемирие, во время которого столкнули Кризалис и Сомбру в междоусобице и уничтожили их руками друг друга. Дискорд по обыкновению оказался хитрее всех. Он понимал, что установка контроля над географическими территориями — крайне долгий, окольный путь домой. Вместо этого он притворился человеком и долгое время достаточно тихо жил среди них, наблюдая и изучая. Несколько веков пожив среди людей, он нашёл способ и находить переродившихся пони, и делать так, чтобы они шли к нему сами. Создание университета. Это был трудный и кропотливый, но эффективный путь. Созданный Дискордом университет снискал славу самого лучшего в мире, а бесплатное обучение лишь ещё больше привлекало студентов. Немногим позже Дискорд добился того, чтобы каждый выпускающийся ученик проходил тест на поступление в это заведение в законодательном порядке, и это была самая важная часть его плана. Нестандартные вступительные тесты, которые доступны абсолютно любому человеку, но которые даже не все золотые медалисты смогут пройти, нацелены на поиск в абитуриенте чего-либо магического или особенного. Вопросы содержат подтекст, который может понять только человек, чья логика изменена из-за содержания в теле магии — это незаметно в обычной жизни или в привычных экзаменах, но конкретно в этом, бредовом на вид, проявляется. Таким образом, в университет могут поступить только реинкарнации эквестрийских пони и никто более: каждый студент теряется перед отсутствием какой-либо закономерности в вопросах и ответах и вынужден действовать интуитивно. Дискорд честно выполняет своё обещание, давая студентам знания и так подковывая их в этой жизни, что просто не остаётся ситуаций, к которым они не были бы готовы и в которых бы растерялись. Слава университета оправдывается и разносится, а Дискорд… получает, скажем так, реквизиты эквестрийских душ. Их он делит между Селестией и Тиреком в обмен на различные блага. Зачем? Это — залог его выживания и того, что сёстры или братья не объединятся против него в один прекрасный момент. Сами они находить эквестрийцев практически не умеют, а ведь вопросы нужно менять каждый год, с чем только Дискорд может справиться — он делает это таким образом, что осечки не случалось ещё ни разу.

***

Пинки, поглощённая рассказом и сосредоточенная на том, чтобы не упустить ни единой подробности, отвлеклась от самобичевания и забыла укорять себя. Она сидела на полу с неестественно серьёзным и хмурым видом, но это хотя бы были не слёзы. — Если честно, в этой истории много тёмных пятен, — неловко заметила девушка. — Но за что купила, за то и продаю: Дискорд вряд ли будет рассказывать мне всё и честно. Да и приврать он всегда был мастером… — Если бы я не видела кое-что собственными глазами, — промямлила Флаттершай, — я бы тебе не поверила. Но ты так и не ответила… причём тут я? И все остальные девушки, если на то пошло? — А что тебе сказал на это сам Дискорд? Зачем он тебя похитил? — Что ему нужен наследник. — Ха! — Пинки немного развеселилась, хотя это было жутковато в такой ситуации. — И ты поверила? — Эм… — Смотри, — важно разложила на пальцах девушка. — Наследник нужен, когда собираешься что-то оставлять. Оставлять Дискорду есть чего, но он не собирается этого делать. Зачем, если он бессмертный! Флаттершай поражённо выдохнула, и её рот округлился. Она совсем не думала об этом, просто так приняв слова драконикуса за чистую монету и безоговорочно ему поверив. В её глазах цель обзавестись потомством была одной из самых благороднейших, что автоматически обеляло мужчину в её глазах. Признаться, она и после всей обрушившейся на неё жестокости так думала. Или, по крайней мере, надеялась на логическое и справедливое объяснение. «А теперь, получается, — кровь заледенела в её жилах, — я попала к челов… существу, преследующему одному ему ведомые цели, ради каковых он пойдёт на всё, что угодно, и которому никак нельзя доверять?». — Тогда зачем это всё? — почти прошептала девушка. Слишком много шокирующих откровений за раз, её клонило в сон от мягко накатившейся усталости. — Я не знаю, — прямо ответила Пинки и придвинулась к кровати Флаттершай. — Но у меня есть теория. Помимо Селестии и Луны была ещё одна Принцесса, её звали Ми Аморе Каденза. Но она не переродилась вместе с остальными Богами и не дала о себе знать — получается, она родилась позже, среди обычных людей. У неё может быть другое имя, даже другая внешность. Имеет смысл думать, что вся эта заварушка с университетом на самом деле устроена исключительно ради её поисков, потому что Селестия и Луна захотят восстановить семью и обрести союзницу, а… — Я вам не мешаю? Пинки взвизгнула и обернулась. В дверях, прислонившись плечом к косяку, стоял Дискорд. Одна его нога была закинута за другую, руки вольно скрещены на груди, вся поза выражала расслабленность и безмятежность, но взгляд оставался холодным и настолько угрожающим, что Флаттершай была уверена: посмотри она на лицо Пинки — увидела бы там прицел от глаз драконикуса. Девушка же, героически выдерживающая этот испепеляющий визуальный натиск, сидела неподвижно вплоть до короткого тяжеловесного приказа: — Вон отсюда. Не оборачиваясь на умоляюще распахнувшую рот Флаттершай, Пинки вскочила и выбежала из комнаты. Дискорд щёлкнул пальцами, заходя вместо неё, и дверь покорно захлопнулась за ним. И ровно до того момента, как прикованная к кровати девушка увидела обречённую грусть и раскаяние в глазах направившегося к ней драконикуса, она была уверена, что теперь-то имеет достаточно сведений, чтобы выудить из него все ответы.