Поставщик

— Можешь снимать прицелы, — лениво разрешил в телефон Дискорд, глядя на экран, отображающий беседу его бывшей игрушки и будущей. — Жертв сегодня не будет. Он положил трубку, не дожидаясь ответа — этого он никогда не делал, поскольку его киллер был молчалив, — и проследил, чтобы Эпплджек довела Флаттершай до комнаты, ничего не говоря об отношениях, которые связывали её в прошлом. Что же, её порядочность снова спасла жизнь её семье. Управлять людьми было так же легко, как марионетками. Немного внимательности, чтобы найти нити, немного ловкости, чтобы их ухватить, и сбалансированное между скоростью и нежностью движение, чтобы поднять их, не порвав — и кукла готова, послушная в своей обречённости, выполняющая всё, что ей скажут. Использованные игрушки уже не могли принести ректору пользу, они становились скорее угрозой, но некоторых… просто нельзя было убивать. Дискорд тихо усмехнулся. Нельзя убивать… можно убивать… люди в его глазах делились только на эти две категории. Он был подобен смерти в своих непредсказуемых желаниях, нелогичных действиях. Положение жертвы или её душа не имели никакого значения для ректора. Даже результаты игры никогда не устраивали его, он с упорством отличника продолжал поиски уже бесконечное количество лет. Шли столетия, и вот уже человечество само водило вокруг него хороводы, само просилось на жертвенный алтарь, а Дискорд смотрел на каждого из них, на этих прекрасных людей, от вида которых его тошнило, и понимал, что никто среди них ему не подходит. Власть, деньги, статус — всё это было нужно постольку, поскольку давало ему свободу. Чувства? Век хрупкой человеческой оболочки печально недолог, и ректор охранял себя от травм, понимая, что его одиночеству нужно быть Богом, чтобы не сойти с ума окончательно. Иногда он почти уставал. Почти сдавался и спрашивал себя: «Почему я не могу сдаться? Почему я не могу проиграть хотя бы один раз? Что толку, если по мановению моей руки и желания загораются и потухают глаза тех, кто, как думал, был близок ко мне, если я никогда не получаю того, чего хочу?». Однако наступал новый год. Новый год и новая череда планов в его чудаковатой голове, и снова живые человеческие судьбы вламывались в уродливую геометричность судеб, деформируемые безразличным божеством для достижения никому не понятной цели. Размышления Дискорда прервал писк селектора. Мужчина поднял подбородок с длинных переплетённых пальцев и смотрел на устройство достаточно долго, пока кнопка не нажалась сама. — Сэр, к Вам… Лорд Тирек, — в голосе его секретаря слышалось столь далеко заходящее по инерции заискивание, что ректор невольно ухмыльнулся без единого звука, ограничившись лишь сдержанным: — Пусть войдёт. Ему всё же пришлось расплести пальцы — с суставным хрустом, и когда успело пройти так много времени? — чтобы закрыть крышку ноутбука и сделать вид, что он всё это время с интересом изучал именно его матовую поверхность. Кто поверит? Но кто придерётся? Вошедший Лорд был несколько ниже Дискорда, но всё равно смотрел на подавляющее большинство людей сверху вниз. Ректор поднялся, взирая на посетителя с равнодушием на лице и протягивая руку для приветствия; Тирек ответил на него, сильно сжав ладонь мужчины. Он не считал нужным или не умел контролировать свою силу, не раз срывая двери с петель в простой попытке их открыть. Его высокая фигура была вздута перекаченными мышцами, одежда поскрипывала и трещала при каждом движении: казалось, мускулы растут ежесекундно, но Дискорд прекрасно, лучше остальных знал, что это не так. Смокинг и брюки смотрелись на мощном теле Тирека так нелепо, как это было возможно, особенно в сочетании со специальными ботинками — он был вынужден носить их из-за существенных проблем со стопами, и эта обувь придавала низу его ног весьма реалистичный вид раздвоенных копытищ. Практически гребнем стоящая густая серо-седая шевелюра, по бокам которой ещё сохранились чёрные пряди, и такая же доходящая до середины груди борода умудрялась смотреться с отдающей краснотой кожей и комично, и органично. Дискорд, чей высокий и гибкий змеиный стан виделся антиподом медвежьей фигуре Тирека, более чем хорошо осознавал, насколько трудно его «коллеге» приноровиться к нынешнему веку. Времена, когда он был похож по стилю одежды на кочевника-некроманта, особенно с тем безрукавным плащом с капюшоном и меховой оторочкой, были Лорду намного ближе. Посетитель разжал пальцы, отдав должное тому, что лицо хозяина не дрогнуло ни единым мускулом, даже когда кости его кисти опасным образом захрустели под натиском богатырского рукопожатия, и одарил Дискорда неприятной острозубой улыбкой. — Наблюдал за своими куклами? — кивнул Тирек на ноутбук. По его голосу, из которого ещё не ушла старческая мудрая вкрадчивость, но в котором уже громыхала грубая властная уверенность, Дискорд понял, что Лорд находится на полпути к зениту своей силы. — Может — наблюдал, может — нет, какая разница? — прищурился ректор и развернулся на каблуках, колыхнув этим движением смольно-чёрные волосы до плеч. — И впрямь, — сразу перешёл к делу Тирек, разворачивая стул и садясь на него так резко, что ножки рискованно поехали в стороны — правда, тут же спружинили обратно. — Я к тебе по делу. — Ах, — наигранно взялся за сердце Дискорд, опускаясь в своё кресло гораздо плавнее. — Когда же я доживу до момента, когда кто-то придёт ко мне не по делу, а по моей бессовестной, уродливой душе? — он изгнал гримаску притворной жалости к самому себе и посмотрел на Тирека так, словно он собирался рассказать какую-то историю уже в тысячный раз. — Итак, чего на этот раз? — Всё то же, — грубовато ответил гость, прищурившись на скучающее лицо Дискорда. — Ты знаешь, к какой цели я иду вот уже долгие годы. Ты знаешь, что в одиночку я мало что смогу для этого сделать. И ты знаешь, что твои полномочия — и не только они — сейчас нужны мне! Ректор, картинно возведя глаза к потолку, передразнил лорда рукой, изображая пальцами хлопанье ртом. — Бла-бла-бла, дружище. По правде сказать, я до последнего верил в лучшее в тебе и надеялся, что ты пришёл, чтобы, например, пожаловаться на здоровье захворавшего домашнего любимца и попросить телефончик толкового ветеринара — кстати, вот, возьми. Хозяин щелчком пальцев послал к ближнему к Тиреку краю стола визитку ветеринарной клиники с изображением злобного питбуля. — Но нет! Ты пришёл, чтобы в юбилейный десятый раз завести шарманку о том, как тебе плохо, как тебе хочется к верхам власти, и как мы с тобой могли бы помочь друг другу к обоюдной выгоде, если бы я… — …если бы ты перестал заниматься ерундой, совершенно верно, — с кривой улыбкой закончил Лорд. Он оперся о края стола и наклонился вперёд, демонстрируя постепенно утрачиваемое умение притворяться и играть дружелюбие даже для собственной выгоды. — И мы оба знаем, что именно я зову ерундой. — У тебя же есть братец, — сухо напомнил Дискорд и сделал порхающий жест к двери. — Почему бы тебе просто не тискаться с ним и не оставить меня в покое? — Вот об этом я и говорю, — выпрямился на стуле Тирек. — У меня есть Скорпан. У Селестии есть Луна. Мы все знаем, что это значит. А вот ты волею судьбы держишься одиночкой, и мы все знаем, кто в этом виноват, — от того отеческого взгляда, который вышел у попытавшегося изобразить союзничество и понимание Лорда, Дискорд непреднамеренно поморщился, как в начале тика. — И очевидно, что ты разделишь скорее наши со Скорпаном взгляды, чем взгляды Селестии и её сестрички. Ректор вскинул брови и решительно хлопнул ладонями по столу: — Тирек, ты не будешь получать три четверти душ и точка. — Подумай сам! — широкие пальцы Тирека клятвенно скорчились и прижались к груди. — Какой мир ждёт тебя, если Сёстры одержат верх, и какой властью награжу тебя я, если победа достанется мне! — Вы получаете ровно по половине, — сквозь зубы процедил Дискорд. — Это всё, на что я влияю, и это справедливо. Все остальные усилия по достижению ваших целей — лишь на ваших совестях. — Да, такое положение дел меня устраивает. Не хотелось бы закончить как Кризалис или Сомбра, — на этом месте хозяин почему-то громко, искренне рассмеялся. — Но сам ты забираешь всего нескольких человек! — недоумённо развёл руки в стороны Лорд. Ректор перебил его одним вздохом. — Вы бы с Селестией хоть созванивались, — заботливо пожурил он, очень напомнив в этот момент детского врача-психиатра. — Она буквально несколько недель назад интересовалась, что я с ними делаю. Хотя… мне начинает казаться, что вы всё-таки созваниваетесь, потому что интересуетесь этим в один и тот же год, пусть и с интервалом в восемь-пятнадцать лет. Зато вместе! — И что же ты ей ответил? — А вот что, — глаза Дискорда разражено блеснули. — Это — моё дело, а то, что вы делаете со своими долями душ — ваше. Конечно, я бы мог сплавлять тебе абсолютно всех студентов, потому что твои намерения мне ближе. Но от методов, которыми ты пользуешься, у меня мороз по коже. Я жил среди людей много веков, я успел узнать их со всех сторон и понимаю, что для них важнее всего. Я сделал всё, чтобы им здесь было комфортно, чтобы они тянулись сюда, потому что в их жизни и так мало счастья и чуда. А что в моих силах сделать, чтобы они были хоть сколько-нибудь счастливы за пределами университета? Ответ: хотя бы одну часть, одну половину, справедливости ради, отдать тем, кто не будет их мучить. Ректор отвернулся от Тирека, добавляя своей речи драматизма, но на деле лишь пряча лицо. Уголки губ подрагивали в безумной улыбке, наружу рвался издевательский смех. Никто и никогда не узнает, какой из двух Дискордов настоящий: тот, что доказывал Селестии, как легко ему будет убить каждого человека или тот, который печётся, чтобы никто из его подопечных не нервничал. Лорд скоро понял, что ему больше ничего не удастся добиться. — Ты жил среди людей, — огрызнулся он перед уходом, — и стал подобен им! — Но именно это помогло мне додуматься до того, что заставляет вас от меня зависеть, — самым кротким образом ответил ректор. Дверь оглушительно грохнула.