Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой.
Иоганн Вольфганг Гёте
Тепло ее тела, такое насыщенное и тонкое, было крайне приятно. Оно просачивалось сквозь белоснежный китель, достигая кожи и согревая, казалось, само сердце. Кожные рецепторы впитывали его, разливая восхитительные волны нежности по всему организму. Мэрис была рядом, доверчиво прильнув к нему спиной и наслаждаясь надежными чисскими объятьями. Как всегда, полумрак командной каюты дополнялся лишь томным светом мониторов у адмиральского кресла, да отливающей лазурной рябью голограммой с необычным предметом мандалорского искусства войны. Реликвия, созданная двадцать пять тысяч лет назад первым мандалорцем-джедаем, символ власти Мандалора, — темный меч. Мэрис с упоением рассказывала Трауну его историю: мандалорские войны, переход из поколения в поколение, Война Клонов и государственный переворот на родной планете этого гордого народа; темный лорд ситхов, забрак, канувший в небытие, но его имя до сих пор боялись произносить вслух… Ее голос то был звонок, словно трель самой красивой певчей птицы, обитающей на Набу, то тих, подобно журчащему горному ручейку, то переходил на сдержанный шепот, напоминавший легкое потрескивание озерного льда в морозную ночь. Он слушал внимательно, вникая в каждое слово, наслаждаясь ходом ее мыслей и глубокими знаниями, ощущая единство с ней. Постичь психологию расы с помощью изучения искусства — излюбленная тактика еще со времен службы в Доминации. Умозаключения давались нелегко. Пожалуй, постигать загадочные души народов Галактики помогала логика вкупе с многомерным мышлением, а опыт приобретался путем проб и ошибок. Теперь же рядом находился истинный специалист, способный показать и рассказать много больше, дать новый материал для размышлений, направить логику в нужное русло. Ведь Мэрис посвятила искусству всю свою жизнь, плотно занявшись его изучением после давней встречи со времен «Сверхдальнего перелета». — …символ свободы всего мандалорского народа, — тихо закончила она. Повисла вдумчивая тишина. Траун аккуратно осмыслял только что услышанное, расставляя мысли в голове по полочкам и строя предположения: каким образом возможно применить полученные знания с точки зрения военной тактики и стратегии. Изящная кисть протянулась к голограмме и легко прошла сквозь проецируемое изображение необычного по меркам джедайского меча рикассо. — А что для вас свобода, Траун? — неожиданно спросила она, слегка запрокинув голову вверх. Вопрос понятен и более чем обоснован. Мэрис, всю жизнь прожившая в криминальной среде, оказалась врагом сначала Республики, а теперь и Империи; за ее голову была назначена награда, и любой контрабандист из «своих» мог с легкостью выдать ее официальным властям. Быть чужой среди своих и никогда не стать своей среди чужих; постоянно прятаться и убегать, не имея надежды на спокойное существование и хоть каких-то планов будущее… Столько лет прожить в страхе! Однако сберечь то, что так и не удалось в полной мере сохранить ему самому, — искренность и идеализм, чистоту души и веру в прекрасное, доброту и отзывчивость. Мэрис, все такая же наивная, похожа на повзрослевшего ребенка, с детской любознательностью задававшего сложные философские вопросы. Что он мог сказать ей? Высокопоставленный имперский офицер, с легкостью подавляющий мятежи и по приказу жестокого руководства способный уничтожить целые народы, выжечь целые планеты; нелюдь, за спиной которого до сих пор яростно шептались влиятельные имперцы-люди, ожидавшие любого удобного случая, чтобы «съесть его живьем». Он чувствовал неприязнь к себе и страх еще со времен обучения в Имперской Академии; а после повышения и уничтожения ячейки повстанцев на Батонне — еще и суеверный ужас, исходивший от обычного гражданского населения. Его боялись пираты, контрабандисты и прочие нелояльные Империи элементы. Но Мэрис… — Прошу прощения, мой вопрос неуместен, — после небольшой и томительной для нее паузы заключила девушка. Гранд-адмирал мягко улыбнулся ее деликатности, немного сожалея, что человек не может видеть его лицо. Ее тело расслаблено, дыхание ровное, пульс слегка учащен — всегда учащается, когда он прикасается к ней или обнимает. Поразительная особенность человеческих женщин! Широкая ладонь аккуратно коснулась щеки, и Мэрис сразу же наклонила голову, откликаясь на его ласку. Он не видел ее лицо, но прекрасно знал — девушка закрыла в блаженстве глаза и улыбнулась светлой улыбкой. За столько лет тяжелого существования и превратностей судьбы оба они изголодались по нежности. В криминальной среде для Мэрис подобное считалось первым шагом на пути к женскому рабству, в имперской для Трауна — непростительной слабостью. Лишь теперь они смогли отбросить все предрассудки обоих очень жестоких обществ, аккуратно связав друг друга жесткой веревкой образно и по-настоящему. — О, нет. Вы вольны спрашивать, и всегда получите ответ, — философски отозвался Траун, нехотя отстраняясь от нее и бесшумно направившись к широкому иллюминатору. Звезды сияли далеким огнем, разбросанные в черноте космоса, словно рой маленьких светлячков. Без ее тепла было одиноко. Хотелось вновь заключить маленького человека в обьятья и не отпускать никогда. Алые глаза были полны тоски. Такой взгляд он позволял себе нечасто, каждый момент времени контролируя собственные эмоции, мысли и даже язык тела, превосходно владея мимикой и движениями. Ведь по невербальным жестам так легко прочитать собеседника. Кому как не Трауну знать это?! Спиной он чувствовал ее недоуменный взгляд. Казалось, он знал ее всю жизнь, и в то же время она другая; существо иной расы, столь непохожей на его собственную. Снять маску и обнажить душу перед человеком, инородцем, нечиссом оказалось сложнее, чем он предполагал. В отличие от общества чиссов в Доминации, где прямое проявление эмоций считалось позором, люди часто искренне выражали их, порой даже сами того не осознавая. Насколько легко их можно было читать! Мэрис была для него раскрытым многостраничным фолиантом, трактовать который доставляло неистовое удовольствие. Она не закрывалась, а позволяла изучать себя, в то же время делая попытки понять его. Девушка робко прикоснулась тонкими горячими пальцами к его холодной чисской душе еще тогда, вися вниз головой в лучах гиперпространства на передней площадке визуального наблюдения «Реющего ястреба», а он закрылся; продолжал закрываться, оставаясь для нее неразрешимой загадкой и боясь показать ранимость и тоску, съедавшие разум все эти годы. — Там в Доминации у вас были связаны руки, Траун. Вы были заперты в рамках ее законов, словно птица в клетке, — прошептала девушка; взгляд Трауна вновь стал уверенным, в нем сиял удовлетворенный блеск. Мэрис учится читать его. Неплохо для начала. — Только один раз вы были свободны… — она осеклась, судя по переходящему на шепот голосу, испугавшись хода собственных мыслей. И все же, в отличие от чиссов, маленький человечек способен понять его. Пусть и неосознанно. Доверившись интуиции и переливающимся, словно рябь полярного сияния, эмоциям. — С вами, — дипломатично закончил он, медленно повернувшись и увидев сочувствующий небесно-голубой взгляд. — Это правда. Теплая и светлая улыбка озарила ее лицо, однако робкую нерешительность он ощущал кожей. Мэрис не могла определить для себя, с кем она разговаривает: с Трауном, чиссом, которого любит, или с имперцем-нелюдем, гранд-адмиралом, коротким движением руки способным отправить ее обратно в карцер. — В Империи лучше? — в ее голосе проскользнули нотки сомнения, которые девушка тщательно, но безрезультатно попыталась скрыть. — Империя дала мне второй шанс, — мягко ответил Траун, понимая теперь насколько сильным является ее недоверие к этому государству. — Да, она неидеальна. Да, в тоталитарном режиме часто страдают невинные. Да, это государство нацелено на наращивание военной мощи и укрепление власти Императора. И, тем не менее, находясь под юрисдикцией Империи, я способен хоть как-то защищать Доминацию. Защищать свой народ, свою расу. — Вы защищаете их после того, как они столь несправедливо поступили с вами? — в ее глазах читалось недоумение, а голос слегка дрожал. — Закон есть закон, — задумчиво произнес чисс, чувствуя, как болезненно сжимается сердце, а разум затмевают неприятные воспоминания военного суда и унизительного приговора. Изгнанник — вот его клеймо! — И теперь вы используете варварское государство для достижения собственных целей? Обретя свободу здесь? — она спрашивала беззлобно, скорее желая объяснить самой себе, что возлюбленный чисс никогда не причинит ей боль. — Благодаря Империи я тот, кем я стал, — Траун придал голосу легкое снисхождение. Мэрис не понимает; скорее всего, никогда не сможет понять. — Для Империи я — ресурс, которым она также успешно пользуется и потребляет, получая равноценную выгоду. Я служу моему Императору. При упоминании Его Высочества Мэрис содрогнулась и испуганно вздохнула. Неудивительно. В Императоре жила некая Сила, способная проникать во все концы безграничной Империи. Траун ощутил ее на себе еще в момент первой встречи, а во время прогулки в саду Имперского Дворца прекрасно чувствовал, как эта Сила яростно пыталась подчинить его разум. — Вы ненавидите Империю, Мэрис, ведь она причинила вам столько зла, — Траун добавил в звук голоса несколько бархатных успокаивающих ноток. Девушка опустила голову, усилием воли стараясь скрыть внутреннюю боль, страх и тяжелые мысли. В полумраке ее силуэт казался одиноким, потерянным. Чисс медленно приблизился к ней, положил одну руку на плечо, вновь с готовностью ощутив человеческое тепло, а указательным пальцем второй коснулся острого подбородка, приподнимая ее голову вверх. Душа Мэрис была открыта для него. Слова звучали мягко и уверенно: — Империя никогда не станет вам другом, Мэрис, но она больше не враг вам. По крайней мере, на моем корабле. В больших голубых глазах засияла глубокая нежность. Мэрис верила ему. Легкая улыбка, немного грустная, но такая доверчивая, озарила ее лицо. — Я снова ваша пленница, Траун, — медленно произнесла она, кладя хрупкие ладони на широкие плечи. — Совсем как в тот раз. Приятное человеческое тепло просочилось сквозь ткань кителя, изгоняя одиночество и подавляя внутреннюю боль. Ясные голубые глаза бесстрашно взирали в бездонный алый свет его очей. Только Мэрис спокойно, сама того не осознавая, выдерживала колючий чисский взгляд. Он даст ей выбор: быть с ним или уйти. Благородно, как поступил бы истинный чисс. — Вы не пленница, Мэрис, — бархатный голос звучал крайне тактично и понимающе. — Вы вольны уйти в любой момент. Или… остаться ровно настолько, насколько пожелаете. В ее глазах застыла мольба. Тонкие горячие пальцы прикоснулись к острым скулам, аккуратно разглаживая их. Водоворот эмоций, таких сильных, таких человеческих, окутал его, подобно снежной буре. Мэрис поднялась было на цыпочки, чтобы уравнять значительную разницу в росте, но Траун тут же мягко обхватил бедра одной рукой, а второй придержал спину. Легкое тело было плавно поднято вверх. Не теряя чувственного зрительного контакта, девушка обняла его за шею. — Позвольте мне быть вашей пленницей… Позвольте остаться рядом… — Пленницей — ни в коем случае! — тактично парировал он, заботливо прижимая Мэрис к себе. — Я готов молить вас быть рядом. Прикасаясь к вам, я чувствую свободу. И величайшую благодарность за то, что Вселенная позволила нашим путям пересечься. А что чувствуете вы? Произнесенные слова заставили взгляд девушки измениться; в нем появилась глубокая мудрость. Тонкие губы дрогнули в удовлетворенной улыбке. Траун вопросительно поднял бровь, ощущая себя учеником, постигшим, но до конца не осознавшим какую-то фундаментальную человеческую истину. Девушка сильнее прижалась к нему, кладя подбородок на плечо и радостно шепча на ухо: — Вы научились, Траун! Вы научились! — Боюсь, я не вполне понимаю… — растеряно произнес чисс. — Вам нужно время, чтобы осознать. Так же, как и мне. Она говорила загадками. Траун любил разгадывать загадки, не только военные и политические. Возможно, разгадка этой станет самой важной в его жизни. Разум подсказывал, что феноменальная чисская логика здесь бесполезна. Необходим другой подход — более эмоциональный. Самое важное то, что Мэрис останется с ним. Она всегда будет рядом, а он, как истинный мужчина-чисс, должен оберегать ее и заботиться. Ведь Мэрис по сравнению с чисскими женщинами не просто другая, а принципиально иная: намного слабее физически, менее вынослива, хрупка, но так сильна, проявляя незнакомые пока человеческие чувства. — Я ощущаю то же, что и вы: свободу и благодарность, — понизив голос до шепота, ответила на повисший в воздухе вопрос девушка. Траун плавно опустил Мэрис, которая, коснувшись ступнями пола, тут же запрокинула голову, утопая в алом взгляде. — Тогда почему вы желаете быть пленницей? — Потому что я чувствую свободу, танцуя в волшебном веревочном танце, который вы открыли мне. Очередь Трауна удовлетворенно улыбаться. Мэрис постигла искусство взаимодействия чисских пар, но еще не вполне осознала. Рисуя веревочный каркас на теле такой великолепной партнёрши, он испытывал невероятную эйфорию. Ее чистые эмоции, красота их выражения, беспрекословное подчинение давали истинное наслаждение. Он много читал о человеческой близости. Возможно, таковая приносит похожее удовольствие. Ведь Мэрис так ее хочет, желает каждой клеточкой своего тела, мечтает о ней. Он прекрасно видел это, еще сильнее — чувствовал. Для чиссов подобное — адская пытка, представляющая собой лишь необходимость произвести потомство. Однако ради Мэрис он будет стараться, изучит подобное человеческое взаимодействие досконально. Быть может в будущем они попробуют. А пока он учится любить. Ощущая свободу рядом с ней, он осознавал, что все ближе и ближе подходит к разгадке чувства под названием человеческая любовь. А Мэрис крепко его обняла, сжав пальцами плотную ткань кителя. Ее счастье передалось ему. На задний план отступила Империя, отступили контрабандисты, насущные проблемы, войны и политические интриги. Они были вместе, они ощущали себя единым целым.