Кто привык за победу бороться С нами вместе пускай запоет Кто весел — тот смеется, Кто хочет — тот добьется, Кто ищет — тот всегда найдет!
Гулкие шаги доносились снизу c лестницы. Отец либо брат, думал Сандор, лежа на кровати. Звезды — яркие, почти летние — светили в окно. Он лежал так давно, вглядываясь во мрак, а на губах его блуждала дурацкая улыбка. Чувствовал он себя по-идиотски. Словно в детстве? взлетев на качелях так, что цепи должны были вот-вот перехлестнуться через перекладину, Сандор несся то вперед, то назад, а в паузах между в животе что-то замирало. Потом же был полет, и снова движение, и снова полет. Он был то зол, то грустен. Странное с ним творилось, вот что. И он погружался в это нечто так глубоко, что скоро должен был утонуть. Наверное, именно так сбиваются с пути корабли в море, когда гаснет маяк. Или тонут в болоте, ступив мимо кочки, заметив напоследок манящее мерцание гнилушки, которая казалась блуждающим огоньком. Раздался громкий стук. Отец, понял Сандор. Григор бы снес к едрене фене дверь. — Сын! — произнес отец за дверью. — Ты там? — Угу, — ответил Сандор, с сожалением меняя позу. Он поплелся к двери, дернул задвижкой и распахнул створку, впуская отца. Тот, сгорбившись, прошел мимо него и опустился на стул рядом с видавшим виды столом. Мебель в комнате была старше Сандора. — Ты не ел ничего, — угрюмо произнес отец. — А мать волнуется. — Пап, я … — Сандор не хотел ему врать. — Не голоден я, вот. — Есть полезно, — внушительно произнес отец. — Не для себя, раз не хочешь, для других. Мать, твоя команда… Понимаешь? — Мама готовит так, что ум отъешь, — ответил Сандор. — Я все знаю, пап, знаю, просто… — Голодом себя морить незачем, — лукаво прищурившись, произнес старший Клиган. — Что бы там у тебя ни стряслось. А если расскажешь, может и аппетит появится, а? — Пап, я… — Сандор взъерошил отрастающие волосы. Он не особо заботился о прическе, разве что содержал шевелюру в чистоте. И старался зачесать длинные пряди на сторону, его портившую, где, словно огромный красный ожог, гнездилось родимое пятно. Да и ухо с той стороны… С ним не все было хорошо. — Я не знаю. — Чего ж тут не знать? Сын, ты знаешь же, что станет легче, — отец встал, подойдя к окну. — Слушай, я не буду из тебя ничего тянуть клещами. Ты почти взрослый человек, паспорт, права, год-другой — и у тебя будет своя отдельная жизнь. Там я тебе уж ничем не помогу. А пока, ты знаешь, вы слишком быстро выросли. Все трое… и мы с матерью часто думаем, что надо было еще детей заводить, пока от вас внуков дождешься… Ну да ладно, не о том речь. Ты справный парень, Сандор. И я верю, уж ты не вляпаешься в незаконное или неправедное дело. Или быстро сообразишь, что не туда влез. Как с этим твоим другом было, Джоффри. Ну, ты понимаешь, что вспоминать засранца лишний раз. — Да, — утвердительно кивнул Сандор. — Ну его. — Я к чему? Ты простой у нас больно вышел, бесхитростный. Это и хорошо, и плохо. — Скажешь, врать нужно? Притворяться кем-то другим? — парень нахмурился. — Не нужно. Ни первого, ни второго, — отец смотрел на него в упор, глаза под кустистыми бровями, казалось, заглядывали в самую глубину, где гнездится в человеке душа. — Честный человек может и без этого прожить. Вот только ему будет трудно. Но я ж не про вранье, сын. Я про хитрость. Смекалку. Как говорят про людей, знаешь, в пословицах. — Да, я понял. Но уж чего нет… — Сандор развел руками, садясь на кровать. — Что выросло… — То выросло, да. Вот только, Саня, есть ведь и плохая сторона у этого дела. Тебя ж каждый человек, кто получше узнает, читает как книжку, пойми! — Клиган-старший сокрушенно опустил голову. — Вот скажи, я не прав? Ты не ешь, когда переживаешь. Или когда что-то внутрь попало, а ты никак с этим смириться не можешь. Только пустое это, в одиночку-то горевать. — Да я это, не горюю вроде, — Сандор не знал, как назвать то, что с ним происходит. — Ну, и рад да, а то и горюешь. Это все про ту девушку, так ведь? — Пап, ты ну… — Что ну? Думаешь, ты скажешь, а я растреплю всем, да? А смотреть, как ты мечешься, думаешь, приятно? Ведь сердце кровью обливается. Лучше чтоб мать пришла, да слезами тут все залила, как считаешь? — Да что мать! Что вы все, вот правда, а? Ведь не вы ж тут… думаете. — Сандор, нешто не понятно, что ты мучаешь не только себя? — отец смотрел на него с укором. — Я ж себя мучаю, вам не обязательно, — угрюмо пробормотал тот, падая на кровать спиной. — Я ж к вам не лезу. — А мы вот лезем. И будем лезть. Потому что ты наш сын, и мы за тебя в ответе. И если ты сдуру решишь с моста сигануть, именно мы будем слезы лить над твоим гробом. Думай, что говоришь. — Пап, ну ты загнул. Каким гробом? — Да вот лежат тут всякие. Молчат, есть перестают, а потом… — отец скривил губы, словно хотел сплюнуть, да передумал в последний момент. — Мучься, пожалуйста. Каждый человек сам волен выбирать, от чего с ума сходить. Только вот не смей заигрываться в это. Всегда есть выход, всегда можно что-то сделать. — Да что ты понимаешь! — в сердцах выкрикнул Сандор. Он едва вытерпел всю эту отцовскую речь, но что-то она в нем расшатала, словно горный ручей, разлившись по весне, подмыл запруду, и камни вот-вот должно было расшвырять под его напором. — Она же… Да до нее, как до луны, вон, в небе. Разве к такой подойдешь вот так запросто. Ее даже домой машина возит… — Ты не про то думаешь, сын, — нахмурился отец. — Ты себе настроил преград, чтоб не делать ничего. А ты про возможности думай. Даже тут ты прямой как палка. Схитри, подгадай так, чтоб она сама тебя нашла, в конце концов. Где-то же ты ее, такую, углядел. Значит видишь, да часто, раз тут лежишь и звезды сверлишь взглядами. — А толку-то! Да, вижу. Хотя, вот, все реже. Я тоже не железный, — пробормотал Сандор, вдруг обхватив голову руками, — ходить рядом, видеть. — Ну, я сказал! — бросил отец в запале. — Не хочешь — дело твое. Только вот от этой твоей астрономии — только недосып один и нервы по утрам. Когда надо что-то делать, тут без выбора. Встал да сделал. — Эк у тебя легко все, — присвистнул Сандор. — Советовать-то все вы горазды… — У меня-то легко, — отец встал со стула. — И тебе рекомендую бросать это дело, глухое оно. А придумать, как ее увидеть, поговорить. Не можешь без нее, будь рядом. Позови… куда там у вас ходят сейчас?..в кино, вот. В наше-то время на танцы звали. А там уж как пойдет. Гуляли, значит, и никто это зазорным не считал. А у вас все с ног на голову и непонятно. Тьфу. Сказал я. А ты, орясина такая, спустись и поешь. Негоже мать мучить. Отец встал, и, хлопнув дверью, вышел.***
Отец был прав, конечно, думал Сандор. Парень провалялся на кровати до глубокой ночи, пытаясь найти ответ в темноте неба и свете звезд. Да толку? Уже начинало светать, когда он медленно и тихо спустился со своего чердака. От голода наконец-то начала кружиться голова, и он решил уважить мать. Вот только, ступив на последние ступеньки, он услышал голоса и замер. Говорили о нем. Хитрость, говоришь, зло подумал Сандор. Ну что ж, послушаю, раз ты говоришь, пап, что я слишком прямой. Авось и узнаю что важное. — Пугаешь ты меня, отец, — говорила мама дрожащим голосом. — Не мог он такого сказать… Чай, ты ошибся. — Нет, нисколько. Он так и сказал сам «ее возит машина». А ведь я знаю всех, кто в школу на машине попадает. И девушек среди них — раз, два и обчелся. Вот я и подумал, а что, если тот случай… все оттуда, а? — Ох, да не мог он полюбить эту… эту… Наш Саня слишком уж честный для эдакой-то распутницы. — Да ну, какая она распутница, мать, просто глупенькая девчонка. Замуж выскочит рано, конечно, кто ж из Ланнов долго в девках-то сидел, а? Мать ее в шестнадцать уже была замужем, а в ее возрасте — родила близнецов. Кровь горячая, так тебе скажу… — Мало ли, горячая она или еще какая. Не надо нам такой крови! Не хочу такой невесты сыну, и даже не говори мне про нее. Как вспомню тот случай, аж руки трясутся. Дрянь такая… — Мать, ну что ты сразу обвиняешь? Думаешь, наш-то парень просто так там оказался, а? Сандор прикрыл глаза, мотнув головой. Он понял, о чем они говорят. Этим летом вся семья получила приглашение пожить несколько недель за городом. Отец работал на своего шефа, как всегда, а они с сестрой и братом часто и много общались с Ланнистерами. Чаще тренировались, а иногда купались или загорали на ближнем пляже. Именно там он попал в тот переплет… Ох, что стоило чуть разминуться с Серсеей. Она, видно, разругалась с Джейме, а Сандор попал под ее горячую руку. Прежде, чем до Клигана дошло, что барышня настроена решительно, они уже успели упасть в высокую прибрежную траву и обменяться парой десятков яростных поцелуев. Он и тогда понимал, что это неправильно, но остановить ни ее, ни себя не мог. Так они и выкатились — полураздетые, бешеные — под ноги его сестре. Кто кого из них спугнул вернее — они танцующую девчонку, или она их — он потом не мог вспомнить. Вот только именно внезапно встреченная сестра вдруг вернула его в рамки приличия одним своим присутствием. Серсея надавала ему таких оплеух, что потом звенела голова, но поступил он правильно. Впрочем, от родительского нагоняя его это не спасло. Отец прочитал ему целую лекцию. Грозную и в чем-то пламенную, которую парень выслушал с абсолютно красным лицом. Вопросы отца приперли его к стенке, хотя он был рад все-таки на них ответить честно, облегчая свою совесть. Нет, у них ничего нет. Нет, это случайно. Да, он дурак. Да, больше не повторится. И вот теперь они хотят ему это припомнить? Они что, и вправду сомневаются? Думают, он соврал? Сандор задыхался, его распирало от недовольства. Три стука сердца он ждал следующей фразы, а потом не выдержал, выйдя к родителям. Отец смотрел на него укоризненно: — Штирлиц, конечно, из тебя никакой, сынок. — Я вас слышал! — гневно выпалил Сандор, не остановленный никем. — Я вам тогда не врал, и сейчас не вру. — Сынок, ты б поел, — всплеснув руками, захлопотала мать. Она вскочила, подошла к плите. — Ты ж есть шел, ну скажи? Ну сколько можно голодом-то себя морить? — Грей, я заодно позавтракаю, — бросил через плечо отец. Потом снова перевел взгляд на сына: — Ну, ты все сказал? Долго мы будем тут телепередачу «Угадай мелодию» устраивать, а? — Все сказал, — ответил Сандор зло, садясь за стол. Мама облегченно выдохнула, отвернувшись к плите.