***
Тирион плохо спал в эту ночь. Он скрыл это от Джейме, но визит в комнату брата состоялся не в последнюю очередь потому, что он твердо знал время его возвращения. Тирион всю ночь отсматривал видео нападения и анализировал информацию. Следы вели из города и даже из страны, всплывали интересные фамилии, иногда слышанные от отца. В какой же момент он облажался? Где его поиск перестал быть тайным?***
— Ты играешь в опасную игру. Отец сидит за столом как сфинкс. Лицо неподвижно, в позе — вечность. Буду ли я так однажды выглядеть? Он знает ответ. Никогда. Он может думать так же логично, даже еще быстрее или круче, но… Ему никогда не стать таким, как отец. Да, по меркам этого мира он мальчишка, можно успокаивать себя тем, что рост костей завершится еще не скоро. Можно сделать операцию на ногах, даже сменить цвет радужки. Сейчас возможно все. Даже ломающийся в сторону баса голос, и тот можно изменить хоть на фальцет. Были бы деньги. Ему не хватало другого. Уверенности в своей правоте. Вот этого холодного безличного расчета. Сверхразума. Сложно было обозначить обволакивающее ощущение, накатывающее на сына, когда он входил в кабинет отца. С одной стороны, это было царство чистого разума. С другой — ад для воли. Словно чистилище, детектор лжи и еще парочка известных человечеству пыточных механизмов включались разом. И Тирион не мог не приходить. Он раз за разом испытывал себя, не ломаясь. Находил, что он сильнее, но однажды непременно сдастся. Тирион жил в страхе перед этим днем. Сегодня же он устоял, но чего ему это стоило? — Да, отец, — ответил он спокойно, словно понимал о чем именно идет речь. — Неплохо, — подбодрил отец таким голосом, словно параллельно гнул обеими руками рельсу. — Итак, ты продолжаешь аналитику по происшествиям с твоими сестрой и братом. — Продолжаю, — ответил Тирион. Отрицать бессмысленно, а раскрывать больше необходимого глупо. — Больше не продолжаешь, — веско грохнул отец. — Игра перестает быть занимательной. Это опасно. Я принял определенные меры и прошу тебя, пока просто прошу, перестать в это влезать. — Почему именно сейчас? — уточнил Тирион, проклиная себя за несдержанность. Он жалел, что вообще открыл рот вместо необходимого кивка. — Любопытно, — протянул Тайвин, вставая с кресла. Он смотрел в огонь, и Тириону в этот момент страстно хотелось узнать, чьи призраки делают лицо отца таким живым. Наконец он отвернулся и начал объяснять: — Есть вещи, вроде ящика Пандоры, в которые не следует влезать независимо от результата. Я знаю, что говорю. Тебе придется мне поверить. Покушения на Джейме и Серсею были звеньями одной цепи, мы оба это знаем. Я не хочу, чтобы у этой цепи выковалось третье звено. Ты понимаешь? — Да, отец, — на этот раз Тирион смог не развивать тему. В носу защипало. Отец никогда не выражал к нему нежности. Эта забота для него была всем. — Я знаю, ты слишком мой сын, чтобы отказаться просто так. Ты не переносишь незаконченных дел и нерешенных задач. Поэтому я прошу тебя лишь не копать глубже. Имеющиеся факты можешь анализировать сколько душе угодно. Теперь оставь меня, я бы хотел выспаться. Тирион плотно притворил дверь, борясь с приступом. Первая слеза пролилась, когда он уже вбежал в собственную спальню. Он далеко не сразу пришел в себя. Отец сегодня был не в себе — только этим можно объяснить столько эмоций в его голосе. Заботу, понимание. Словно вдруг увидел в нем если не равного, то подобного. Тириону очень хотелось поведать об этом хоть одной живой душе. Как назло Джейме не было рядом. Он рыдал, обнимая подушку, как маленький ребенок. Тирион знал только отца, а от матери осталась лишь фотография. По-настоящему же отцом ему стал Джейме. Единственный человек, которого он действительно любил всей душой. Поборов свое состояние уже за полночь, Тирион уселся за стол. Отец, ты будешь мной гордится, думал он. Ты не зря мне это сказал, ты ничего не делаешь просто так. Ты, вероятно, просишь меня продолжать то, что не можешь сделать сам. Я перерою все, я пробьюсь к самым охраняемым секретам, но я тебя не подведу. У меня нет никого, кроме тебя, как бы ты ко мне ни относился.***
Его поиски перемежались школьными занятиями. Он отсиживал уроки, грустно глядя сквозь доску. Мысли его были заняты совсем другим. От нечего делать он поглядывал за отношениями Серсеи и Ланселя. Кузен постоянно словно ждал чего-то от его сестры, а сестра стремилась вызывать ревность Джейме. Это было очевидный уровень, но он видел и другое. Джейме отдалялся от Серсеи, продолжая рваться к ней, словно их разделяла волна. Приносила близко-близко, а потом откатывала все дальше. И так раз за разом. Что-то более сильное, чем тяга к сестре, разделяло их, и Тирион поставил бы на то, что менялся сам Джейме. Может быть, так происходит со всеми совершеннолетними, думал он иногда. Жаль, эта область человеческого опыта плохо понимается из книг. Он читал много и быстро, но постичь нюансы отношений было очень непросто. Слишком многие слова оставались теоретическими, слишком многое приходилось принимать с допущениями… Многие теоремы требовали доказательств, а аксиом в этой области, кажется, и вовсе не было. Что же касается Серсеи, все было и проще, и сложнее. Пару раз он видел случайно, какими они становились с Ланселем без масок. Когда она не хотела никому и ничего доказать. Когда он не подыгрывал. В его глазах была нежность, забота, прорва человечности, какой-то безбрежный океан принятия. Одной каплей для себя Тирион мог бы захлебнуться. Видела ли это Серсея? По-видимому, нет. Она была рабой своих иллюзий, каких-то внутренних сложных построений, которые не позволяли ей замечать истинные мотивы окружающих людей. Порой Тириону казалось, что она банальная дура, а порой, что она больна чем-то неизлечимым из области психиатрии. Однако диагностировать сестрицу ему не хотелось совершенно. В то же время, когда слетала светская шелуха, в руках Ланселя она менялась. Пожалуй, даже становясь красивой. Странно было говорить такое об одной из красивейших девушек школы, по всеобщему мнению. Вот только мнение Тириона было далеко от этого всеобщего мнения. На людях Серсея была куклой с алмазными ногтями и ледяным сердцем. Красивой, дорогой, эксклюзивной и безупречной. И только сейчас с Ланселем, да когда-то давно в совместных играх с Джейме, проглядывал живой человек, улыбающийся, когда смешно, и плачущий, когда грустно. Искренний, дотошный, разный. Небезупречно живой. Пожалуй, он был за них рад. Вот только было совсем непонятно, к чему приведет все это. Чем кончится? Перемены могли как разломать цельную семью Ланнов, так и сплотить? Аналитика Тириона была бессильна…***
Он откинулся на кресло, пытаясь собраться с мыслями. Отец, ну и задача. Как же я хочу, чтобы я ошибся… Тирион пришел к странным выводам. Он менял и менял переменные, раскладывал и так, и сяк, но словно в каком-то идиотском пасьянсе выходило одно и то же. На него не планировалось покушение. В планах были только близнецы. И это вело к выводу, который он боялся озвучить. Даже думать было страшно. Неведомый некто бил по детям Тайвина Ланнистера. Неведомый некто знал того очень хорошо и бил по самому дорогому. Не только по детям, по деньгам, компании, зданиям — все, что любил его отец, пострадало так или иначе. Но не Тирион. Вывод был слишком очевиден, и слишком упрямая штука — факты, чтобы он теперь смог спать покойно. Он не сын Тайвина. Приемный, возможно. Это неудивительно, возможно, он Ланн, но из другой ветки… Чей-то ребенок, оставшийся без родителей. Думать об этом было горько, а спросить напрямую он не мог. Да и нужно ли это было? Неведомый некто знал то, чего не знал Тирион до сего времени. Поэтому по нему и не ударили. Хотя оставался еще один вариант. Кто-то знал о способностях Тириона. Знал, что парень докопается. И подложил ему тактическое оружие. Как проще всего подорвать веру в отца, как не лишив его отцовства? У Тириона и так уже нет матери, а он сильная фигура на этой доске — за ним мозг. Что, если так и запланировано? Что, если его и вправду переманивают на сторону врага таким маневром? Он решительно вскочил, опрокинув стул, и вышел из комнаты. Сердце билось в груди как бешеное, готовясь выскочить. Он плохо помнил, как дошел до комнаты отца. Постучал и услышал разрешение войти. Вошел. Отец сидел у камина, не глядя на него. Пламя плясало на его лице, высвечивая выдающийся лоб мыслителя, мощные надбровные дуги. Да, Тирион не похож на него, однако это еще не повод усомниться. Вера — это ерунда, когда есть доказательства. Кровь. В конце концов, банальный анализ ДНК… Что он несет, зачем? Неужели так вот просто он повернется против отца, будет что-то доказывать? — Отец, я пришел к выводам и должен ими поделиться, — начал Тирион. Тайвин кивнул ему, протянув руку в сторону соседнего кресла, продолжая смотреть в пламя. Сын опустился в кресло и продолжил, не сводя глаз с отца: — Я проверил несколько раз и был обескуражен. По всему выходило, что я не твой сын. Лицо Тайвина Ланнистера дрогнуло, он на мгновение прикрыл глаза, но так и не отвел их от пламени, когда снова открыл. Тирион воспринял это как хороший знак и продолжил: — Я был потрясен. Сначала я решил, что ошибся. Перепроверил, и это оказалось снова так. Количество проб превысило пределы, я начал сомневаться. И, наконец, понял! Отец, это так и было задумано. Это очень сложный ход, чтобы разобщить нас, чтобы я перестал тебе верить. И я на мгновение почти поверил, что страшно. Теперь же я знаю твердо, я убежден — я на самом деле твой сын. Это так банально, и я поддался. Я почти не похож на тебя, только волосы и цвет одного глаза, но ведь есть еще ум. Я отринул самый главный признак, сосредоточившись на неважном. Отец, ты задал мне сложную задачу, но я справился. И я прошу у тебя прощения за то, что усомнился на какое-то время. Тайвин окаменел в своем кресле, пока Тирион говорил. Отец молчал, пока голос сына, временами срываясь, излагал суть дела. Наконец Тайвин разомкнул губы и посмотрел на него: — Хорошо, — сказал он, и в этом слове Тирион прочитал правду. Я действительно его сын, я прошел проверку, я преодолел это. Он хотел обнять отца, но сдержался. Лишь кивнул, соскакивая с кресла, и ушел с гордо поднятой головой. На пороге Тирион оглянулся, видя, как по щеке отца катится слеза. Он тоже не железный, подумал он, закрывая дверь. Даже способность плакать лишний раз доказывала ему, чей он сын.