The Grand Finale

— Я ведь оставил тебя на десерт. То, что было когда-то Инком, с трудом возвращается в реальность. Тело не слушается, отказывается подчиняться, тошнота давно кружится вокруг горла и не собирается отступать до самого конца, треск души заглушается треском костей, в руки залили расплавленный металл и всё сильнее нагревают. Отчаянье бьётся о рёбра, пытается раздробить хрупкое тельце. Память, всегда подводившая хозяина, в первый и последний раз решила сохранить всё до последней детали. Обидно и гадко. Антипустота не воспроизводит звуки, если только этого от неё не хотят. Похоже, говорящему важно быть замеченным и услышанным, потому что шелест шагов забирается в трещины в черепе, издеваясь. — Ты был моей наградой за труды! Создатель оставила его. Ушла в другой фэндом, как и многие после случившегося. Глупо было бы надеяться на другой исход. Когда всё то, во что ты веришь, вдруг рушится и переворачивается, ты ищешь другие пути. Большинство Создателей покинули фэндом Андертэйл, бросив свои творения на растерзание оказавшемуся внезапно настоящим Эррору и постаравшись забыть всё это безумие. Кто бы смог их обвинить? — С тобой ведь говорю, коротышка, ответь хотя бы. Ты же не хочешь запомниться мне таким грубияном? Тусклые кружки серо-жёлтого цвета загораются в глазницах бывшего Инка, Эррор останавливается и засовывает руки в карманы, дежурно улыбаясь. Полный сил, в прекрасном расположении духа, он тем не менее смотрит на соперника с явным недовольством. Ещё бы, этот чумазый черлидер авторов даже такую грандиозную победу смог испоганить отвратительной выходкой! — Хватит валяться, — рявкает Эррор, мгновенно перескакивая на агрессивный тон. Умирающий защитник слышит звон натянутых нитей и чувствует, как его тело принимает вертикальное положение. Правая нога остаётся лежать на белой поверхности. — Ты убил всех? — неразличимо хрипит Инк и сотрясается от рвотных спазмов. Эррор легко пожимает плечами и продолжает буравить скелета напротив полным вежливого интереса взглядом. — Настолько ЗАПУТАЛСЯ, что уже не можешь сам почувствовать? Ха-ха, что ж, так и быть, помогу тебе. Разрушитель склоняет голову к плечу и прищуривается, улыбка становится шире и шире. На какое-то время становится совершенно тихо. — Каждого из твоих очаровательных приятелей, каждого ничтожного монстрёнка, каждую мало-мальски прорисованную локацию, всё, что ты так безумно, хм, обожаешь, я разрушил. Ничего не оставил, представляешь? Нашёл подход к каждой АУ. Я молодец, правда? Похвали меня, ну же, я жду. Эй, ты слушаешь? Инк не отвечает, цепляясь за существование. Ему страшно, он не хочет исчезать, не хочет терять самого себя, не хочет осознавать, что уже потерял всё. Разрушенные вселенные перестают казаться катастрофой. — Ладно. Ла-а-адно. Опять молчишь, хах. — Скелет натягивает нити, незатейливо сжимает осколки чужой души, выигрывая ещё немного времени. Мука продолжается. Инк безнадёжно слушает. — Ничего, сам себя похвалю. Я молодец! Молодец, я! Это было тяжело, очень, но справился же! Справился… Эррор перестаёт улыбаться, обижается, будто ребёнок. Молчание вплетается в звон нитей, в еле различимый стук капель утекающей жизни защитника АУ. — Вот всё ведь испортишь. Чудовище, а не скелет. Ай, забудь, просто послушай. Послушай, как звучит. Мы совсем одни! Только вдвоём. Двое в пустоте, хах, — разрушитель наконец прекращает пронизывать Инка взглядом, бегло осматривается, — будто вернулись к началу. Красиво получилось. Хоть сейчас оцени, ну, я что, просто так старался? — Молодец… — шепчет Инк, чувствуя, как отслаиваются позвонки. Эррор перестаёт хмуриться и сияет, словно кристаллы в Ватерфолле. До угасающего слуха Инка доносится звук радостных хлопков. — Видишь? Легко же! Если кто-то хорошо делает свою работу, его надо хвалить! Вот к примеру, ты хорошо работал, Инк. — Эррор делает шаг вперёд, усмиряет восторг, вынимает руки из карманов и демонстрирует два больших пальца. — Держался до последнего, молодца! И вот твоя награда. Типа, последнее желание, если хочешь. Загадывай всё, абсолютно не ограничиваю, я сейчас невероятно добрый! — Как щедро. — Защитник находит силы усмехнуться и снова опускает голову. Связывающие тело нити неожиданно становятся единственной опорой. Мысли расплываются. — Можешь не торопиться, нам, сам знаешь, спешить некуда. — …не убивай меня. Инк всё же собирает всю свою смелость, смотрит прямо в глазницы Эррору и холодеет: в них тлеет разочарование, утомлённое презрение к идеалу, в секунды разбившемуся на куски. Становится больно. — Ну надо же. Боялся, что недооценю тебя, а на деле переоценил. Тишина опять играет вальс на напряжённых нервах. Эррор чешет затылок, долго думает. — Инк. Ты, видимо, ещё не совсем понял. Тебе больше незачем жить, дружище. Тебе нечего защищать. Всё кончено. У тебя нет цели, нет смысла, ничего нет. Все эти тупые недоразумения сгинули, их миры тоже, всё. Я проигрывал в боях, зато выиграл войну! Ты гордишься мной, Инк? Инк? Неконтролируемый ужас застывает на лице художника. Вместо жизнерадостных фигурок разнообразнейших цветов в глазницах зияет чернота, рот раскрывается в немом крике, но получается только слабо охнуть. Он слышит, как внутри него что-то навеки ломается. Он понимает, что проиграл. Когда Инк снова приходит в себя, взгляд сразу же падает на вдребезги разбитую собственную душу, заботливо и аккуратно перевязанную голубой магией. Эррор всё ещё здесь, сидит перед ним в очаровательных круглых очках, безуспешно пытается выиграть в резиночку. Заметив изменение в состоянии художника, он чуть опускает руки, улыбается виновато: — Очухался? Неудобно получилось, извини, не знал, что ты так бурно отреагируешь. Нити-опоры перестают держать Инка, бережно усаживают его на белое пространство. — Да, за это тоже извини, дурная привычка. У кого из нас таких нет, ха-ха? В общем, связывать тебя нет нужды, вряд ли ты будешь сопротивляться. — Ты… — скелет давится кашлем, тяжело дышит, — ты ещё здесь. — Ну, вроде того. Куда я теперь денусь? Да и какой смысл уходить? — Эррор пожимает плечами, возвращаясь к нитям на пальцах. Инк делает над собой чудовищное усилие и мотает головой. — Нет. Ты ещё… существуешь. Поэтому я здесь. Из-за тебя… для тебя. Всё ведь можно изменить, вернуть, ты ведь можешь, только… — Зачем? — Спокойное удовлетворение слышится в искажённом голосе, лишая Инка последней надежды. — Глупости какие-то. Вот я сейчас доиграю и закончу всё, не волнуйся. Художник устало вздыхает и утыкается лбом в колено. Разум трескается засыхающей гуашью. Кто бы мог подумать, что всё закончится так? Это конец? А что дальше? Ничего? Встреча с друзьями? Всё заново? — Разберись с серединой, — бормочет Инк, не поднимая головы. — Когда вон та ниточка… нет, не эта… да, она, когда она уйдёт вверх, станет гораздо проще. Эррор следует указаниям, в два счёта распутывает головоломку и изумлённо смотрит на бывшего соперника. — Это больно? — Детский вопрос с трудом выцарапывает себе путь из горла Инка, тот снова кашляет и вжимает голову в плечи, болезненно морщась. Эррору нужно время, он по инерции перекручивает нити, чувствуя лёгкое волнение и невероятный восторг, однако всё это разбивается, стоит взгляду разрушителя скользнуть по абсолютно уничтоженному по всем фронтам Инку, его сгорбленным плечам, раскрошенному черепу, пустым глазницам, дрожащим рукам, судорожно сжимающимся в кулаки. — Это быстро, — честно отвечает он, снимая нити с пальцев и пододвигаясь к маленькому скелету. От изначальной идеи испытать Инка на прочность и избивать его до тех пор, пока тот сам не начнёт умолять о пощаде, приходится отказаться, но Эррор не расстраивается. — Ты так и не загадал желание, коротышка. Сейчас, наверное, самое время. Инк не шевелится. — Пусть всё закончится поскорее. Эррор понимающе кивает и улыбается. Слышится мерный звук зарядки Гастер-Бластера. Эхо голоса еле пробивается сквозь это жужжание. — Постой… а у тебя есть последнее желание? Поправив очки, Эррор тихо смеётся. После секундной вспышки остаётся только белый фон.