Happiness

Сайко, не отрывая сосредоточенного взгляда от тускло светящегося в окружающей темноте дисплея PSP, где забавный герой вновь готов был сразиться с великим и ужасным злом, быстро перемещала ловкие пальцы, которые, казалось, даже не касались клавиш, а неуловимо парили над ними с поразительной скоростью. Персонаж же покорно отзывался на вводимые команды, великолепно исполнял комбинированные атаки, пока количество бонусных очков росло прямо пропорционально падению уровня жизни противника. Сайко довольно усмехнулась, когда динамичное сражение сменилось кислотно-ярким сиянием букв, оповещающих об очередной безупречной победе, — «Level completed». Больше игрового азарта и побед ей нравился только своеобразный ритуал празднования, конечно же, сопряженный со вкусной наградой в виде горячо любимых сладостей. Увы, совмещать игры и еду одновременно было нелегко даже с ее высоким уровнем, но после завершения ничего не могло помешать Сайко, поудобнее завернувшись в теплый кокон одеяла, насладиться конфетами или хрустящим печеньем. Ничего, кроме отсутствия сладостей. Отказываясь верить во столь неблагоприятное стечение обстоятельств, Йонебаяши слепо пошарила рукой вокруг своего укрытия, но под пухлыми пальцами только тоскливо зашуршали цветные фантики да проскользнула гладкой фольгой обертка от шоколадки. Сайко даже перекатилась на другую сторону кровати, однако и там наткнулась лишь на грустные остатки былого удовольствия. Как известно, отчаянные времена требуют отчаянных мер, а уж отсутствие сладостей вполне можно было приравнять к пику отчаяния и единственному стимулу, способному побудить Сайко к действиям. Она не любила покидать свой небольшой мирок, заключенный в четыре стены, однако ночью шанс столкнуться с кем-то на пути к кухне был минимален, если не шуметь. Это и стало решающим аргументом в борьбе с ленью и нежеланием покидать манящую мягкость кровати. Сайко, набросив одеяло на плечи на манер плаща, осторожно начала свой путь. Непривыкшее к абсолютной темноте зрение размывало окружающие предметы в объемные кляксы, напоминающие скорее смазанные наброски, нежели полноценные силуэты, и скрывало потенциальные ловушки, которые могли попасться на полу и стать причиной шума. Деревянные половицы, внезапно — раньше они точно не звучали так громко, даже когда Ширагин немилосердно топал, спеша будить ленивую сокомандницу, — обратились в предателей и взвизгивали под босыми ступнями особенно оглушительно в царившей тишине. Благо Сайко достаточно хорошо помнила строение коридора, чтобы избегать самых скрипучих участков и не врезаться в замаскированные в темноте предметы. До кухни она добралась без особых приключений, однако желанного лакомства не было в зоне видимости. После коротких поисков пачка печенья все-таки обнаружилась, затаившись на верхней полке, но хоть и манила аппетитными краями хрустящей выпечки, оставалась за пределами рук Сайко. Йонебаяши потянулась вверх, максимально выбросив ладонь вперед и став на носочки, даже подпрыгнула в наивной надежде несколько раз. Однако не зря Гинши, обнажая в широкой усмешке острые зубы, беззлобно отзывался о ее росте: несколько жалких сантиметров по-прежнему отделяли ее от предмета страстного вожделения. Решение, гениальное в своей простоте, нашлось довольно быстро. Сайко просто пододвинула стул и, забравшись на него, почти сомкнула пальцы до тихого шелеста упаковки на долгожданной сладости, но стул явно протестовал против подобного использования и излишне резких маневров Йонебаяши, поэтому и предательски накренился под ее ногами. Стараясь избежать падения, Сайко запоздало взмахнула руками в поисках опоры и, задавив рвущийся испуганный вскрик, зажмурилась, когда из-под ног окончательно исчезла твердая поверхность. Но удара не последовало, только чьи-то теплые широкие ладони подхватили ее, возвращая на пол в устойчивое состояние. — Я же говорил, что еда ночью до добра не доводит, — Ширазу, еще сонный, с растрепанными рыжими волосами и таким же обреченным недовольством на лице, с каким он пытался растолкать ее по утрам, взирал на нее, как на провинившегося ребенка, и изо всех сил старался говорить тихо, что для него — громкого, шумного и полностью несовместимого с тишиной — казалось миссией едва ли выполнимой. Они — Гинши незаметно стал частью ее ночного квеста по поиску пропитания, так что вина делилась на двоих, — и так успели достаточно пошуметь, не хватало еще и разбудить Маман. Сайко хотелось бы подметить, что и сам Ширагин совсем не случайно забрел на кухню, но желание, наконец, отведать печенья было сильнее желания слушать сдавленное, словно он сам себе напоминал, что следует говорить шепотом, ворчание Гинши. — Хочу, — Йонебаяши, как капризный ребенок, указала на лакомство, закутываясь в успевшее соскользнуть с плеч одеяло и пряча лицо по самый нос в его складках, от чего слова звучали не очень разборчиво. — Хочу печенья. В шумном вздохе Ширазу чудилось: «Одни заботы с тобой, мелкая». Но с верхней полки печенье он все же снял, вручил просиявшей Сайко и даже удержался от нотации о том, что ночью нужно спать, а не сражаться с очередным мастером боевых искусств и совершать набеги на кухню, чтобы после весь день беззаботно спать вместо работы и на работе. — Спасибо, Ширагин. Печеньки — это, конечно, безумно вкусно и так, но с чаем намного лучше. Решив так, Сайко собиралась уже включить чайник, но запнулась о стелившееся под ногами коварным шлейфом одеяло и во второй раз избежала падения лишь благодаря вовремя подхватившему ее Гинши. — Сиди уже спокойно, мелочь, — он усадил Сайко на тот многострадальный стул, не обращая внимания на ее возмущенное сопение и заглушенное слоем одеяла, в которое Гинши завернул ее еще сильнее, словно в кокон, бормотание. Печенье совершенно бесцеремонно было отправлено на стол, где до поры было недосягаемо для нее, но не для Ширазу, тоже, видимо, проникнувшегося идеей о полуночном чаепитии. — Чай или кофе будешь? И не ерзай, еще со стула упадешь. Сайко, пряча улыбку за складками прогретой ткани, все еще возмущалась, но больше наигранно, чем искренне. Ведь падать, когда знаешь, что тебя поймают, совсем не страшно.