А теперь о нас и не вспомнят

— А помнят ли о нас, Дима? — поинтересовался Коля, сидя уткнувшись в журнал, притворяясь, что читает, на самом же деле думал. Думал о прошлом. Как они с Лариным повстречались на улице и влюбились в друг друга. Как гуляли ночами по крышам Питера и, через боль, но ради любимого, оба ели фалафель, свесив ноги с крыши вниз, беспечно болтая ими, смотря на закат и поднимая руки вверх, стараясь быть ближе к небу, быть в облаках. -Нет, Коля, не помнят и не вспомнят больше никогда. Наш конфликт, что перерос в любовь, нахуй теперь никому не нужен. В этом году каждую неделю происходит что-то новое, заслоняя собой всё старое, оставляя позади неактуальное. О том, что было буквально две недели назад, возьмусь предположить, больше не задумываются, — на выдохе ответил Ларин особо не отвлекаясь от чтения книги. Пара вещей, которые отличали Диму и Колю в этот момент: Ларин читал книгу, а Соболев — журнал; Дима вчитывался, Коля — нет. — А почему так происходит? — не унимался Коля. Он положил свой палец между страницами и закрыл журнал, притворяясь, что потом будет читать дальше, а сделал так, чтобы не забыть то, что ему вовсе не надо. Ну не любит Соболев читать. Не лю-бит. — Потому что, — наверное, единственный раз, когда Дима так скупо ответил, и, снова не поднимая глаз. «Красноречием не блещешь сегодня. Что с тобой, Дима?» — задумался тут Коля, отложив журнал и с каким-то глупым выражением лица, и глазами, полными разочарования, смотрел в пустоту. — Потому что, — повторил Дима перелистнув страницу, — нет, вообще-то я не знаю. Просто так происходит и все. Коля шмыгнул, будто плачет. — Эй, эй, ну ты что? Не плачь. Подумаешь: о нас не помнят! Ну и пускай. Пускай, Коля, слышишь, — Дима бросил книгу на кофейный столик, что стоит между диваном и телевизором, и ладонями обхватил щеки Нарцисса, подняв его голову на уровне с собственным лицом, — ты желаешь, чтобы мы стали мейнстримом снова? Ты ТОЧНО этого хочешь? — Ларин не случайно сделал акцент на слове «точно», с намеком на отказ или некое нежелание Димы в этом участвовать. — Нет, не хочу, — отвечал Коля, а у самого по щекам катились слезы. И с чего бы ему плакать. Вроде живут неплохо. Да и тут еще ситуация ерундовая какая-то, — я подумал (…), но теперь не хочу. Личная жизнь, в которую не лезут посторонние — куда круче и проще, чем та, где всем надо побывать, дать совет и тому подобное. — Ну хоть что-то разумное, уж извини, если обидел. Такой я человек, — слегка улыбнулся Дима, продолжая держать щеки Коли в ладонях, — тебе может воды принести? — Нет, спасибо, я не хочу воды, — пытаясь сдержать, вырывающееся наружу, ехидство Коля разрешил утереть свои слезы Диме и отрицал предложения. — А чего же ты хочешь? — задал вопрос Ларин и тоже сдерживая ехидство. — Не чего, а кого, — улыбнулся Коля, взяв Диму за руки (запястья) и потянул их к своим ягодицам, — Тебя.