Летаргический сон: Жизнь После

20 июля 2014 14:00

Олег Чубыкин feat. Mike Glebow — Words are silent

На кладбище стояла большая толпа. И это только самые родные: семья, друзья, коллеги, знакомые. Два закрытых гроба, которые так и не открывали даже на отпевании в церкви. Провожать очень близких людей в последний путь слишком тяжело. Сегодня не светит солнце. Сейчас снова пойдет дождь. Нужно было успеть все закончить, иначе все люди промокнут. Полина держалась из последних сил. Ее глаза опухли от слез, которые уже не могли течь. Ее не трясло в отличие от предыдущих дней. Леша старался ее поддержать. Он чувствовал, как сжимается ее сердце, как она беззвучно глотает слезы. За другую руку ее поддерживал Слава. Когда она чуть не свалилась от запаха воска и жженого ладана, он вынес девушку на руках на свежий воздух. Где-то рядом с ними стояла Айка, в черном платке, покрытом на голове и завязанном вокруг ее тонкой шейки. Ее глаз было не видно за темными очками. Она заметно нервничала, и скорее всего не из-за происходящего, а из-за того, что Юра так и не появился. Она оглядывалась по сторонам, неоднократно отвлекалась на звонки, но все попытки были мимо. — А Юра так и не появлялся? — шепчет в очередной раз Слава, глядя на нее. — Я не знаю, где он. Телефон не берет. Здесь его нет нигде, — ответил Леша, пожав плечами. Бутусов вздохнул. Возможно, сейчас не хватало именно поддержки Юры. Он даже недоумевал, почему таким людям, как Маяк и Женька, освободилось место где-то на небесах. Гробы опускают в землю. Все подходят, чтобы бросить по три горсти земли. Все проходит тихо, без шума. Полина и Леша придерживают цветы, которые после они аккуратно сложат на могилу. — Это уже переходит все рамки приличия! — занервничала Айя и снова ушла. Полина печально посмотрела ей вслед. Снова накатили слезы, она не могла больше держаться. Ее родители хотели забрать ее домой с церемонии, учитывая ее положения. Но она отказалась. Роднее ее у Маяковской не было никого. С Женькиными родителями Полина сейчас находится по разным сторонам баррикад. Его мать еле сдерживает себя, а отец утирает скупую мужскую слезу. Полина и Леша стоят до конца. Девушку уже начинают раздражать все люди, выражающие ей свое сочувствие. — Полина, держись. У тебя ребенок. Держись! Они были хорошими людьми. Бог их принял уже, как полагается. Теперь нужно молиться, чтобы им было там хорошо. От слез им будет только хуже… — сочувствующе вздыхает Слава, обняв Полину. Она снова не сдержалась и задрожала от слез, понимающе кивнув головой. Бутусов пожал руку Леши, обнял его, похлопав по спине. Все медленно расходились. Когда могила обрела форму, остались только они. Леша обнимал за плечи Полину. Они молча смотрели на это множество цветов, венков. Запах свежей могилы и крестов казался им тошнотворным. Они постоянно переводили взгляд на совместное фото, откуда как обычно любящим взглядом смотрели Юля и Женя. Полина заботливо стирала капли дождя с рамки. — Полин, пойдем, ты замерзнешь. Тебе нельзя болеть. Пойдем в машину, — беспокоится Леша, обнимая ее за плечи. — Нет. Я хочу побыть с ними. Мне так легче, — противится она. Он поцеловал ее в щеку, отошел немного в сторону, решив не мешать ей. Повернув голову в сторону, он увидел, как по полупустой дорожке не спеша, вразвалочку вышагивал Каспарян. Черные очки скрывали его вероятно заплаканные глаза. В руках огромный букет вишневых роз, перевязанных черной лентой. Он здоровался со знакомыми, идущими ему навстречу людьми за руку. Кто-то пытался его поддержать, выразить сочувствие, кто-то заговорщически переговаривался между собой, указывая на него. Оставалось только додумывать, что там они говорили. Ему было все равно. Потери выводят его из колеи. Слишком много дорогих людей он потерял. И вот опять. От него веяло табаком за километр, который смешивался с его безупречным парфюмом и даже нотами вина. Он будто шел и прятался, никого не хотел видеть и ни с кем разговаривать. Внутри одна боль и тошнота от табака и происходящего. Юра осторожно подошел к Айе и сухо поцеловал ее в щеку и, почти не касаясь тела, обнял девушку. — Где ты был? Тебя все обсудили! В тебя пальцем тыкали! Мне было стыдно! Я не могла до тебя дозвониться! — сорвалась она, впившись в его одежду с каким-то злым рыком. И кажется, что вопрос «Где ты был?» звучал больше с претензией не к тому, почему он не пришел на всю похоронную процессию, а потому что не ночевал дома со вчерашнего дня. — Во-первых, перестань на меня орать. Ты знаешь, я терпеть этого не могу. Во-вторых, тебя это не волнует. Довольна? Ответ удовлетворил? — достаточно резко и без всякого желания с ней говорить ответил он, убрав от себя ее руки. — Тебя все обсудили! В тебя люди пальцем тыкали! — продолжала она в таком же духе. — Мне плевать! Я должен был побыть один! И тебя это не касается! — Тебе вечно на все плевать! — вспылила она вновь, не стесняясь никого. — Я не хочу тебя видеть! — сказал он твердо, ошпарив ее взглядом. — Скотина! — сказала Айя и дала ему пощечину. Юра был настолько каменным, что даже не дернулся от ее удара. Стерпел и промолчал, не желая говорить обо всем этом, но в то же время он был готов взорваться, но усиленно сдерживал себя в руках. — Ребят, давайте вы не будете выяснять свои отношения здесь. Сейчас всем тяжело. — сделал замечание Андреев, глядя на них, хоть и понимал, сейчас у всех были нервы ни к черту. — Прости. Сорвался, — извинился Юра. И снова тишина. Айя ошпарила взглядом букет в руках Юры. Ее он никогда не радовал таким. Она снова занервничала и отошла от него. Каспарян возложил цветы на могилу. — Пусть земля вам будет пухом…– проговорил он еле-еле, почти сквозь зубы, потому что эти слова выговаривались слишком тяжело. Казалось, что это даже прозвучало с какой-то нервной усмешкой. Встал рядом с Полиной. Раскрыл над ней зонт, взяв его из ее же рук. Обеспокоенно накинул на девушку свою куртку. Обнял ее. Она уткнулась к нему в плечо и снова заплакала. — Юра, ну скажи, что это сон. Скажи, пожалуйста, что они сейчас придут, — проныла она сквозь слезы, — Я не могу без них. Ему самому хотелось на протяжении этих дней верить, что это сон. Он гладил Полину по спине, стараясь успокоить. — Не плачь. Держись, пожалуйста. Ради родителей, ради Леши, ради вашего ребенка. Держись! Это тяжело, я понимаю. Но держись. Я знаю, каково это терять близких друзей. Пойми, мне сейчас тоже очень тяжело. Будем держаться вместе. Я не брошу тебя, — сказал он ей. Дождь усиливался. Нужно было возвращаться. Они шли по аллее. Юра поддерживал за плечи Полину. Решил, что он старше и ей необходима поддержка, кого-то старшего. Лешка совсем выбился из сил и был никаким. Айя молча шла рядом. На выходе их атаковали журналисты, которыми были очень наглыми в своих вопросах и не давали сделать ни шагу вперед к машине. Юра помог ей сесть в машину. Журналисты чуть ли не лезли в окна. Пришлось принимать удар на себя. — Юрий, не уходите от ответов! — просят журналисты и пихают свои микрофоны, диктофоны, блокноты, орут со всех сторон, как стадо. Он ненавидел таких людей, но всегда старался вести себя достаточно мягко. — Ребят, давайте не будем ссориться, — сказал он, не выдержав. Сел за руль и, несмотря на гул журналистов, которые кидались ему практически под колеса, фотовспышки камер, уехал оттуда с ребятами, как можно быстрее. Юрий Каспарян: Я думал все, почему это произошло именно с ней. Я не хотел верить, что ЕЕ больше нет. Я старался сдерживать себя в руках, но это плохо получалось. И мне иногда казалось, что однажды я потеряю сознание, а потом очнусь… А рядом со мной Юля, и она жива. Пытается сдержать эмоции, старается не выдавать выступающие слезы на глазах, но голос выдает. Через мгновение он набирается сил и держит себя в руках. За неделю до аварии Юля позвонила, попросила встретиться. Я тогда даже не думал, что это наша последняя встреча. Я прогуливался по мостовой около дома в ожидании ее. — Юра! — наконец-то донеслось до меня. Я тут же обернулся на ее голос. Юля шла ко мне стремительным шагом. Мне это напомнило наше первое свидание. Она буквально парила ко мне и была, как всегда, очаровательна. Хотела обнять меня по привычке, но ее будто что-то отдернуло. Я пытался пригласить ее домой, потому что тогда как-то было прохладно и начинался дождь. Я подумал, что так удобнее будет поговорить, выпить чаю. Юля отказалась. Сама была вся не своя: стояла, отвернувшись от меня к воде. Всячески избегала моего взгляда и постоянно молчала. Мне так дико было ее молчание. Обычно она могла говорить часами, ее носило с темы на темы. Ее глаза загорались озорным огоньком. Она постоянно что-то выдумывала, смеялась, рассуждала. Юля не выдерживала тишины, а я не понимал, как можно постоянно болтать. Однажды мы решили попрактиковать обет молчания. Ну знаете, такая практика духовная, когда нужно выдерживать тишину, не разговаривать. Через это происходит очищение сознания, мыслей. В общем, угадайте, кто сдался первым? Конечно же, Юля! Потом, правда, она немного научилась кайфовать со мной в тишине. Но на долго ее все так же не хватало. Я молча закурил, отвернувшись к воде. Я считал, что, если она хочет что-то сказать, то, возможно, ей так будет легче собраться. Я слышал, как она вздыхала, но начать говорить не могла. Думал, захочет закурить, как обычно, со мной, но она отказалась. — Юр, я не могу больше так… Давай, мы больше не будем встречаться, ну, ты понимаешь меня… Я…Я не могу больше относиться к тебе, как к мужчине. Давай будем просто друзьями. Я не хочу так больше продолжать. Я не могу… Так действительно будет лучше для нас двоих... Прости, — говорила она со слезами на глазах. Я понимал ее слова. Я понимал ее состояние. Я понимал, что мы дошли до края. У меня не хватало слов сказать ей… Я тогда глупо так промолчал, потому что не успел ничего быстро ей сказать, поддержать ее, поддержать ее мысли, потому что она была права — наши отношения дошли до грани. Я видел, как ей тяжело, хотел обнять ее, поцеловать в последний раз, как любимую женщину. Но она еле коснулась моих губ своими, отдала мне кольцо, которое я подарил ей еще 5 лет назад, и Юля его постоянно носила, и убежала… Я ругал себя, что я не смог ей ничего сказать, что мы не поговорили… Мы виделись пару раз до аварии. Юля была очень веселой. Мы общались, но совсем немного. Мы пытались научиться жить друг без друга, но все время, пересекаясь взглядами, понимали, что это плохо получается. Потом ее не стало… Эта чертова трагедия.