Что такое осень

Митя ещё не знал, что такое осень, потому что родился в начале августа. Всё, что он знал — это тёплые объятия матери, сладкий вкус её молока и уютные стены их убежища — которые на самом деле и стенами-то назвать было трудно: так, только не слишком прочная крыша над головой из кое-как сложенных старых досок у заброшенной стройки. Но это первое, что он увидел, разлепив глазки. И первое место, которое мог считать своим домом. Он рос, не зная забот и печалей: первое время только лежал, свернувшись калачиком, да льнул к маминому животу, когда она была рядом. Ничто его не волновало кроме того, что иногда мама уходила, а Митя оставался один. Ему это не нравилось: хотелось, чтобы мама была рядом всегда, потому что с ней он чувствовал себя в безопасности. Так шли дни за днями. Со временем мама стала уделять Мите всё меньше времени, уходила на дольше, а когда Митя из-за этого начинал капризничать, говорила: «Ты уже взрослый, учись самостоятельности. Тебя ждёт непростая жизнь». И всё время добавляла: «Скоро осень…» Что такое эта «осень», Митю мало беспокоило: он продолжал беззаботно жить, теперь иногда покидая пределы убежища и, когда мамы не было рядом, играл со всем, что под лапку попадалось: с мелкими камушками, разбросанными тут и там, с листиками, то и дело падающими с деревьев вокруг… ему нравилось всё новое, что он видел, и хотелось узнавать всё больше и больше, уходить дальше и дальше… Мама, когда возвращалась, слушая его восторженные рассказы, только снисходительно мурлыкала и приговаривала: «Играй, пока ещё есть возможность». Но Митя и здесь не внимал её словам, а жил как жилось. Однажды он познакомился с детишками, которые жили через дорогу. Увидев, что он живёт где-то поблизости, они стали приходить каждый день и всегда так радовались, когда видели его. Они гладили его короткую ещё, но пушистую шерсть, брали на руки и даже целовали. А ещё — кормили всякими вкусностями, которые он пробовал впервые. Митя был рад такому вниманию, хотя иногда протестовал, когда его свободу ограничивали, отказываясь выпускать, когда он того хотел. Мама так и вовсе впала в бешенство, когда увидела его с детишками — такой паники в её глазах Митя ещё не видел. Вечером того дня, чистя его шерсть, мама сказала: — Держись подальше от детишек. Они опасны. Именно такие, как они отобрали у меня твоих старших братьев. Митя раньше не знал, что у него были братья, но слова мамы и её грустный взгляд куда-то в пустоту убедили его в том, что так всё и было на самом деле, а потому в следующий раз он отнёсся к детишкам гораздо менее дружелюбно. Он сразу сбежал от них, спрятавшись в убежище, когда маленькая девочка захотела взять его на руки. Девочка, кажется, обиделась, потому что потом несколько дней он её не видел. Митя взрослел и с каждым днём понимал всё больше. На улице становилось всё холоднее, маминого молока становилось меньше, и он всё чаще начинал ощущать голод. Мама однажды рассказала, что всё время, когда она покидала его, она ходила на охоту — за мышками или мелкими птичками — чтобы было что кушать. И что скоро ему придётся охотиться самому. Для этого она научила его точить коготки о доски, что были стеной их домика. Мите это так понравилось, что он скрёб эти досочки почти каждый час. А мама шутливо упрекала, что так он завалит их укрытие, и им негде будет спрятаться осенью, когда пойдут дожди. Что такое дождь, Митя тоже не знал, но терять уютный домик ему не хотелось, а потому он стал искать себе другие точилки. Однажды ему стало интересно, что происходит за странной стеной, которая звалась забором. Он видел, что именно из-за неё приходили детишки, а потому боялся приближаться к той стороне улицы. Но в один прекрасный день любопытство победило. Когда мама убежала на охоту, Митя пролез в широкую щель и, надеясь, что останется незамеченным, стал осматриваться. Там было красиво, но Митя ничего не успел толком рассмотреть, потому что сразу же услышал неприятное ворчание, и когда обернулся, столкнулся нос к носу со страшным зверем, который был настроен явно недружелюбно: рычал и скалил зубы, отчего Митю бросило в дрожь. Он решил не дожидаться, пока зверь нападёт, и бросился обратно к забору, с трудом проскользнул в щель и побежал по дороге — так быстро, как никогда в своей жизни ещё не бегал. Он боялся даже оглянуться и остановился только тогда, когда сил бежать дальше уже не осталось. Митя не знал, как далеко он очутился от дома. Но отчаянно надеялся, что к тому времени как станет темно, он найдёт дорогу обратно. Похоже, зверь его не преследовал, а значит, он зря убежал так далеко. Но Митя не унывал: даже если он сам заблудится, мама его обязательно найдёт. Он решил немного отдохнуть и привести себя в порядок: от быстрого бега вся шерсть испачкалась в пыли. Кушать тоже хотелось, но поблизости не было ни мамы со сладким молоком, ни детишек с разными деликатесами. Встряхнувшись и умывшись, Митя стал потихоньку искать путь домой. Он мелкими перебежками направился в ту сторону, откуда прибежал, стараясь держаться в тени растущих у дороги кустов. Начало быстро темнеть, и хоть Митя в темноте мог видеть не хуже, чем при свете дня, ему почему-то было очень страшно. Он впервые оказался один так далеко от дома, и страх, что он больше никогда не увидит свою маму, не давал ему покоя. Всё стало ещё хуже, когда он увидел впереди ещё одного зверя, очень похожего на того, от которого недавно убегал. Этот был поменьше, но, увидев Митю, так же оскалил зубы и бросился вперёд. Мите пришлось снова бежать что было сил, но на этот раз он знал, что делать: увидев поблизости дерево, он устремился к нему и вскарабкался вверх по стволу. Мама всегда говорила, что на дереве в случае опасности можно укрыться от любой угрозы. Правда, она забыла сказать, что делать, если опасный зверь тебя догнал и сидит под деревом, ожидая, пока ты спустишься. Мите пришлось долго сидеть наверху, то и дело тревожно посматривая вниз, но зверь, похоже, никуда убегать не собирался. Он умостился под скамейкой, которая была почти у самого дерева, и жадно смотрел на Митю своими большими глазами. Так продолжалось до самого утра. Митя был голоден, ему хотелось домой, к маме, но вернуться не было никакой возможности. Он замёрз, сидя на голой ветке, и когда с неба начали падать тяжёлые капли воды, ему негде было укрыться. Тогда он вспомнил, как мама говорила про дождь, и наконец-то понял, что это значило. Митя задрожал и ещё раз посмотрел вниз в надежде, что путь свободен. Но зверя, похоже, падающие капли никак не беспокоили, он только тряхнул головой и забился глубже под скамейку. Минуты тянулись бесконечно. Когда начало светать, Митя уже утратил всякую надежду, что вообще когда-нибудь спустится с этого дерева. От воды ветка стала скользкой, и держаться за неё своими маленькими коготочками ему становилось всё трудней. Он не хотел упасть и стать жертвой противного зверя! Но дождь всё не прекращался, и, после всех приключений, Митя даже не был уверен, в какой стороне и как далеко находится его дом. Где же мама? Почему так долго его ищет? Он был уже весь мокрый, постоянно дрожал и мог думать только о том, как соскучился по маме, как хочет поесть и согреться. Наконец зверь вылез из-под скамейки. Он встряхнулся, разбрасывая в разные стороны брызги воды со своей шерсти и, не взглянув на Митю, убежал прочь. Митя даже удивился, но спускаться ещё какое-то время боялся — он не мог поверить, что его вынужденное заключение закончилось. Но в конце концов он понял, что зверя уже нет поблизости, и начал потихоньку сползать по стволу вниз. Но это оказалось не так просто, как подниматься. Дерево было скользким, а Митя — страшно устал и всё ещё дрожал от холода под непрекращающимся дождём. Потому вскоре он не удержался и сорвался вниз, приземлившись в груду мокрых листьев. Падать было очень страшно, но на деле оказалось даже не больно — единственной неприятностью стала грязь под лапами, разбрызгавшаяся и на шерсть. Но Митя и так уже был мокрым и грязным, так что это его мало беспокоило. Немного отряхнувшись, он спрятался под скамейку, чтобы хоть там укрыться от дождя, что никак не желал прекращаться. Хоть Митя и спустился с дерева, а угроза быть разорванным в клочья страшным зверем миновала, он всё ещё был далеко от дома и не знал даже, получится ли туда вернуться. Ищет ли его мама? Успеет ли найти до того, как голод и холод окончательно его одолеют? Точного ответа на этот вопрос он так и не узнал. Потому что через какое-то время мимо проходила какая-то девочка — очень похожая на ту, что вместе с друзьями приходила играть с ним в лучшие деньки, и, заметив Митю в его не слишком прочном убежище, наклонилась и взяла его на руки. Ему стало теплее, но страх не ушёл: что с ним теперь будет? Неужели маму увидеть больше не суждено? Девочка унесла его с собой, и вскоре Митя оказался в большом убежище с высокой крышей. Там было тепло и светло, сверху ничего не капало и никаких зверей по близости не наблюдалось, но Мите всё ещё было страшно. Он смотрел на девочку недоверчиво, когда она поставила перед ним маленькое блюдце с какой-то белой водичкой. Она всё приговаривала: — Пей молочко, маленький, ты, должно быть, очень голоден. Но Митя не понимал, чего от него хотят, пока его мягко не ткнули мордочкой в эту самую водичку. Тогда он сообразил, что это еда, которую он просто ещё никогда не пробовал. Запах и вкус были необычными, но очень ему понравились. И он был так голоден, что вскоре опустошил блюдце и посмотрел на девочку в надежде, что та даст ему добавки. Так и вышло — девочка оказалась очень сообразительной. После того, как Митя опустошил и второе блюдце и сыто облизнулся, она снова взяла его на руки и посадила к себе на колени, поглаживая его чуть подсохшую, но всё ещё мокрую шерсть. Впервые за долгое время Митя почувствовал себя в безопасности. Он всё ещё надеялся увидеть маму, но ему больше не было страшно рядом с этой девочкой. Ему было тепло и уютно, и, умостившись поудобнее, он свернулся калачиком и уснул, позабыв на время обо всех тревогах.