Симфония боли

- …Да псих какой-то был, готов уже! – донеслось снаружи – вместе с тяжёлыми шагами и шорохом дождя. – Их там вродь двое осталось… Рамси повернулся к местному, Джевану – тот забрался чуть ли не под самый корабль и едва угадывался в темноте: - Дай телефон. - Он в казарме остался на зарядке… – растерянно выдохнул боец, охлопав куртку. Рамси выплюнул короткое беззлобное ругательство. Не было ни страха, ни даже досады – он весь будто внутренне застыл, только руки машинально шарили по карманам в поисках патронов. Пусто. На улице рыкнул и затих двигатель, хлопнули дверцы – приехала ещё одна машина. - Выход на воду, мой лорд… – неожиданно подал голос Вонючка; поднял голову – глаза тревожно отблеснули в полутьме. – У верфи должен быть выход на воду, позади судна. Никто не успел сделать и шага, как в глубине здания, за кормой корабля, что-то звонко упало и покатилось под разнёсшуюся эхом брань. - Местный, опрокинь подмостки вон там, – распорядился Рамси. – Они окружают. - Нам конец? – полуутвердительно спросил Джеван дрожащим голосом. Будто в подтверждение, в здании резко вспыхнул свет – высветив ряды лесов вдоль корабля и безнадёжно глухую боковую стену без окон. И бледную физиономию последнего болтонского бойца – ещё совсем «зелёный», едва ли старше погибшего Крушки, тот смотрел на командира с обречённой тоской. - Выходи, мелкий Болтон! – разнёсся под сводами зычный бас. – Нам нужен только ты с подстилкой! Сдашься – и больше никто не пострадает! - Чего стал? – игнорируя противников, окликнул Рамси Джевана; тот судорожно сглотнул, стиснул кулаки… - Да будь ты проклят!.. – и, с отчаянной решимостью шатнувшись вперёд, выбил у командира пистолет. – Эй! Не стреляйте, я сда… Джеван всего лишь хотел жить. И наверняка не сомневался, что справится с подростком, пусть даже крепеньким на вид… Ответный удар – с разворота локтем – сокрушил ему челюсть, и тут же под дых жёстко влепился кулак. Рамси вывернул хрипящему противнику кисть и грохнул спиной о корпус корабля; миг – и в бьющуюся на шее жилку вжалось острие ножа. - Выходишь. И стреляешь всех, кого видишь, – стыло таращась в ошалелые от боли глаза, процедил юный Болтон. – Как Марк. - Нет! Я не пойду!.. – выкрик паническим шёпотом – и Рамси, по-пёсьи вздёрнув губу, вдавил нож сильнее. - Там у тебя ещё есть шанс выжить, – проговорил он чётко и раздельно, – а здесь – нет. - Ты где там, сдающийся? Чего замолчал? – крикнули уже совсем близко. - Иду! – вымученный хрип вслед за поощрительным кивком начальства. Джеван попятился, выскользнув из разжавшихся рук. Обречённо поплёлся в сторону противников… Рамси следил за ним неподвижным взглядом из-под полуопущенных век, игнорируя застывшего рядом Вонючку с хозяйским пистолетом. Джеван вышел из-за укрытия: ладони подняты, оружие на виду. Никто не стрелял, его ждали. Ещё пара шагов – секундное колебание – разворот! – одновременно с которым Рамси вскинул руку. И мигом позже Вонючка метнулся между ними, закрывая хозяина собой. Джеван пошатнулся и молча рухнул навзничь – так и не направив на шефа пистолет: из виска у него торчала рукоять ножа. Противники запоздало пальнули пару раз – с перепугу, должно быть, – а Рамси, со злостью рванув живую игрушку за ошейник, ударил по голове: - Только не ты, тупое дерьмо! – и отшвырнул себе за спину. Не удержав равновесие, Вонючка упал. С перекошенной от ужаса физиономией – вместо того, чтоб сжаться в комок, отползти, – бросился обратно к хозяину и припал к ногам. Вцепился в карманы на голенях – жалкий, дрожащий, умоляюще таращась снизу вверх. - Без права сражаться… я могу быть только живым щитом, мой лорд, – залепетал он горько, с тихим отчаянием; волна возмущения – ударить ещё раз – но Рамси так и замер перед своей декоративной собачкой, осмелившейся вдруг заговорить. – Прошу вас, если это действительно всё, – Вонючка бросил короткий взгляд в сторону выхода, где спорили о чём-то голоса противников, – я не хочу умереть вот так! Не от вашей руки – и даже не сопротивляясь… Пожалуйста, не дайте им убить меня беспомощным!.. – Он на секунду запнулся, опустив глаза в пол, и глухо продолжил, словно пересиливая себя: – Умоляю, мой лорд, разрешите мне защищаться… Рамси забрал из послушно обмякшей лапки свой пистолет – в нём ещё была пара патронов. В горле застрял противный ком, а смотреть в выпуклые мокро блестящие глазищи – бесконечно доверчивые, бесконечно преданные – стало отчего-то почти больно. Они все могли сейчас сидеть на базе. Живые. А теперь… - Если не будет другого выхода… – нехотя, сквозь зубы отозвался Рамси, – я разрешаю тебе применять насилие в этом бою. - Спасибо… спасибо, мой лорд! Счастливо сверкнули обожающие глазищи жертвы – и бритвенно острые зубы. Глупая наивная игрушка для пыток… Отвернувшись, Рамси опрокинул подмостки и занял огневую позицию с обзором в обе стороны. Как раз вовремя: окружавшие наконец подоспели. Прицельный выстрел в самого наглого – и под грохот ответной пальбы от строительных конструкций во все стороны полетели щепки. - Глянь-ка, Болтон выкинул своего секс-раба! Голос из-за спины. Обернуться – один короткий рывок; «Вонючка?!» – застряло в глотке. Он был на линии огня. Он хромал между деревянных стоек прямо навстречу группе захвата: спина привычно ссутулена, тощие лапки приподняты в жесте покорности. С каждым шагом – дальше, жутче, будто с мясом выдирают что-то из тела. Это было так дико, так нереально – что даже мыслей сразу не возникло в голове, только вскинулся, щёлкнув, пистолет. - Заипца, этого как раз лучше живьём – девке в подарок. «Донелла!» – вспышка ярости – отстранённая, будто чужая: плевать на Донеллу. Перед здоровыми наёмниками – хрупкая фигурка подростка: стриженый затылок, собачий ошейник, растянутая майка, шортики, кеды. Перебинтованная нога, на которую Вонючка криво припал, остановившись. Две секунды – и его окружили. Это конец. «Вонючка не может предать» – «Мама любит меня и никогда не оставит» – «Никто никогда не полюбит тебя, мелкий ублюдок, а имеющий малейшую свободу – непременно предаст». Неверяще таращась, давясь позорным скулежом, Рамси целился последним зарядом в часть себя, в бесконечно родную часть собственного эгоизма. - Слышь, заказчик сказал, у него зубы как ножи. И как же его, только в жопу остаётся? Или он рот умеет широко открывать?.. - Давай, открой ему пасть. «Вонючка, назад!..» — едва не вырвалось мимо воли – но поздно, уже поздно, выстрелят вслед! Горло сдавило, не давая дышать; осталось только наблюдать, вцепившись в выщербленную балку. Наблюдать, держа на кончике пальца, что дрожал на спусковом крючке, Вонючкину смерть. - Эй, болтонская подстилка, куда тебя долбят? К нему протянули руку. Тощая фигурка живой игрушки, отстранясь, неловко завалилась вбок – будто не удержав равновесие. Лапки в обрезанных перчатках цапнули автоматный ствол – разворот, рывок! Спины сомкнулись – и грянула очередь. Рамси обмер, похолодев, не осознавая, всё ещё не осознавая – когда из своры наёмников, поглотившей Вонючку, раздался хруст костей и истошный мужской вопль. *** Помнить было нельзя. Обвить рукой шею, скользнув за спину… У Вонючки из Дредфорта не было прошлого. …Пальцы под ухо, рвануть на себя. Хруст – толкнуться от трупа – локоть под дых, колено в пах; пустить удар мимо скулы, хват за запястье, плечом под локоть, рывок вниз, хруст, вопль… Разум хранил только бесконечные часы в тренажёрном зале подвала, пока хозяин был на учёбе: прыжки, кувырки, перехваты, удары, удары, удары… А тело помнило всё. Его-то Вонючка и отпустил на волю, перетекая одним движением из другого. …Выхлест снизу, от носка до запястья – удар под челюсть – голова с хрустом мотнулась за спину… Всё как тогда, на скалодроме, – только с подвижными опорами, которые могут схватить и убить. С опорами, которые нужно ломать. Утонувший Боже, как долго он этого ждал! …Вспороть клыками мазнувшую по лицу руку – оскалясь до ушей. Подбить ствол автомата, скользнуть за спину, обвить шею… *** Рамси смотрел не мигая и, кажется, не дыша. Не веря глазам и не смея оторваться. Тощий полуголый подросток просто тёк ртутной каплей между массивных мужских тел, выламывая руки, сворачивая головы, подставляя тяжёлые туши под выстрелы друг друга… Легко и непринуждённо, не противясь ни одному чужому движению, только продолжая их и чуть перенаправляя. Вонючка был прекрасен и свободен, Вонючка танцевал. И убивал – легко и непринуждённо. Красиво. Это длилось какой-то десяток секунд: бултых сердца под горлом – пронизав оцепление, гибкий силуэт метнулся вверх, в балки лесов; шесть трупов за ним рухнули на пол почти одновременно. - Он там! Там! - Что за дерьмо?! - Бля, стреляй же!.. - Эй, группа два! Сюда! Здесь чёрт-те что! Задрав головы, наёмники перекрикивались с почти суеверной паникой. Выстрел! Рухнул боец в гуще группки. Град ответных выстрелов, топоток, скрип – выстрел, выстрел! Ещё двое. Оставшиеся бросились следом, выцеливая тварь среди балок, – Вонючка уводил их от хозяина к выходу. Выстрел, выстрел! Грохот очереди, скрип, выстрел. Двое упали, тут же третий; один, вскинувшись, прицелился – слишком уверенно! Рамси не колеблясь отправил в него свой последний патрон. Наёмник рухнул, так и не выстрелив вверх, – но остальные уже не смотрели, остальные панически палили под потолок. Гулкий свист, удар! Следующий боец рухнул с проломленным черепом, рядом – чужой пистолет. - Он без оружия! - Там! - Нет, вон там!.. Рамси перемахнул через опрокинутые подмостки – хлестнули вслед пули другой группы – и, добравшись до оставленных Вонючкой трупов, цапнул первый попавшийся автомат. Его настигли секундой позже – и, успев развернуться, он влепил очередь в первое увиденное лицо. *** Вонючка струился по балкам, не останавливаясь ни на секунду. Таблетки, принятые в вертолёте, начали действовать только сейчас – бесконечно благодарный за них хозяину, он почти не чувствовал боли. Если только не нагружать слишком сильно ногу… Внизу гремела перестрелка – господин Рамси вступил в бой. Значит, добрался до оставленного оружия… Вонючка озабоченно глянул вниз: пятеро недобитых им бойцов уже пятились в сторону хозяина, выцеливая потолок. Вскарабкавшись выше, он перемахнул с лесов на палубу. Выцепил из мусора обрезок арматуры, нырнул в трюм – поморщившись от боли, пронизавшей голень, – и устремился вдоль борта, к заранее подмеченной пробоине… Три секунды тишины – наёмники лихорадочно высматривали противника среди балок. Глубокий вдох, выдох – и Вонючка метнулся сквозь дыру в корпусе, в прыжке раскрывая хлёсткий размах. Первый череп поддался с сочным хрустом; рвануть автомат из рук, обратным хватом свернуть голову – увернуться от панического взмаха. Упругая волна через всё тело – удар наотмашь – ещё одно лицо разлетелось кровавой кашей. Как тогда, как абордажной саблей!.. Случайное воспоминание – всполох боли, укол ужаса – и, уходя от выстрела, Вонючка неловко прыгнул на сломанную ногу. Коротко хрипнул, осев, – и новая вспышка боли прошила руку: попали. Арматура звякнула о пол – кувырнуться оставшимся под ноги; вдох-выдох, вдох-выдох – боль живёт только в голове… Заклином о плечо выломать колено – дикий рёв – крутнуться вокруг чужих ног, утаскивая вниз, – хрустко топтануть упавшему горло – и, коротко рыкнув, рвануться вверх. Рука висит плетью, к ноге не прикоснуться – оттолкнув автоматный ствол, приняв удар кулаком, Вонючка сомкнул на жилистой шее своё последнее оружие. *** Когда Рамси обежал корабль, на пути у него не было уже никого. Между стоек лесов показалась груда трупов: пять или шесть, вповалку. Всё ближе – всё медленнее – не мигая, почти не дыша… Кровь и розовые ошметья на полу – так обычно крошится череп. И тихо, так безнадёжно и жутко тихо… Будто услышав так и не вытолкнутый из горла оклик, верхнее тело шевельнулось. Распрямилось, отплюнув глоток алой слизи, – Вонючка! Вонючка – сгорбленный, трясущийся, грязный; глазищи широкие и ошалелые на залитой кровью физиономии… Встрепенувшись навстречу хозяину, он соскользнул с трупа и заковылял в отчаянно неловкой спешке – болезненно жмурясь, всё сильней припадая на перевязанную ногу. И, приблизившись, рухнул на колени, склонился – так, что окровавленное лицо почти коснулось сапог. И Рамси, так и застывший на месте, не отступил ни на шаг. Рамси смотрел на него. Смотрел, как на что-то новое – что-то чужое, как бы жутко и холодно, почти больно, от этого ни было. Чужое, сильное, свирепое и себе на уме. Идеальное в своём притворстве. Восхищающее напополам с отвращением и горечью – от того, что всё было ложью. И тогда Вонючка заговорил – хрипло зашептал, не поднимая глаз: - Простите, мой лорд, пожалуйста, простите. Я действительно… не видел другого выхода… и не смею ничего больше просить… но был бы счастлив остаться в живых, пока не станет безопасно. И принять от вас тогда любое наказание и смерть. Его короткие волосы завились в кудряшки, бурые от крови. Его руки дрожали – а правая была окровавлена до локтя и бессильно висела. Измученный, раненый, бесконечно виноватый – бесстрашный и беспощадный… кто? Кто теперь? - Твоё имя, – вытолкнул Рамси через силу, почти неслышно – и желая, и до оцепенения боясь услышать ответ. - Я Вонючка, милорд, – отозвался питомец, приникнув лбом к армированным мыскам его сапог – без толики удивления, без толики своеволия. – Ваш Вонючка, навсегда, навеки. И Рамси, склонясь, опустил ладонь ему на загривок – обретая заново. Он верил, просто потому что хотел. Больше верить было не во что и незачем. *** Когда они вышли под дождь – к россыпям гильз в рябящихся лужах, к покинутым мокрым машинам, – Рамси встрепал живой игрушке волосы: хоть чуть-чуть отмыть от крови. Вонючка пошатнулся, прижмурился – и, повернув голову, успел тронуть губами его запястье в бурых потёках. Коротко, почти незаметно – но это значило больше любых клятв и заверений. Рамси забрал из разбитого джипа свой телефон – тот завалился под педаль сцепления, треснувший, но «живой» – и аптечку. Из вмятины в капоте зачерпнул дождевой воды и подставил питомцу ладони – Вонючка уткнулся в них, спрятал лицо; вжимался, даже когда выпил всё – сдавленно сопя, так что пришлось чуть развести пальцы, чтоб он смог дышать. На них лил дождь – а они так и стояли, застыв, обтекая полусмытой кровью – чужой и Вонючкиной. Складские окраины над Плачущей рекой были безлюдны: ни постороннего звука, ни огонька вокруг – только шелест дождя и свет из выбитых окон верфи, полной трупов. - Идём, Вонючка. – Оторвавшись от тёплых щёк и зажмуренных век, Рамси потянул живую игрушку за ошейник. – Надо позвонить отцу. И замотать тебе лапу. *** - Мы попали в засаду, – четыре слова, семь слогов, в которые уместилось произошедшее; большего говорить не хотелось, а отец и не спрашивал: ублюдок издаёт звуки, значит, жив. Рамси хотел узнать только, где база, но отец приказал оставаться на ночь там, где он есть: на месте сражения его уж точно не догадаются искать. Скупо сообщил, что кто-то взорвал переправу, потому войска подоспеют не раньше утра. И поинтересовался мельком, сколько бойцов выжило. - Только Вонючка, – коротко доложил Рамси, и отец процедил: - Эта тварь неоправданно живуча. В трубке повисли гудки. Подавив волну инстинктивной, необъяснимой тревоги, Рамси спрятал телефон и подтащил питомца ближе – слишком близко, так что неудобно стало возиться с простреленной рукой, – и открыл аптечку.