Симфония боли

«Если сбежит – ловить будешь сам», – наказал Болтон-старший – как ещё одно правило касательно нового питомца. Впрочем, даже если бы не оно, мальчишка ни за что не обратился бы к отцу за помощью. Личный карательный отряд господина Рамси вылетел из ворот Дредфорта уже через несколько минут: восьмеро бритоголовых здоровяков во главе с малолетним болтонским сынком – каждый на лёгком маневренном мотоцикле-внедорожнике. От замковой стены, с которой свисала верёвка – явно похищенная из подвала, – вела цепочка детских следов: через снежную целину по направлению к лесу. «Погнали!» – перекрикивая ветер, скомандовал Рамси и, рыкнув мотором, подняв на развороте тучу ледяных брызг, первым рванул по следу. *** Лишь усилием воли и страхом Теон гнал себя вглубь леса – пригибаясь под ветками, тяжело перескакивая через поваленные стволы. В поле его одинокая фигурка сразу бросилась бы в глаза преследователям, обнаружь больной ублюдок исчезновение «щенка» быстрее, чем тот рассчитывал. Да, в лесу легко заблудиться и замёрзнуть, но если выбирать – призрачный шанс на свободу с вероятностью сдохнуть от холода или жизнь на дыбе в подвале, – то у Теона даже не было сомнений. Сколько будет тянуться этот лес, как выйти из него, где спрятаться – у мальчишки не было времени думать. Не было времени даже оглядеться: он изо всех сил бежал вперёд, в чёрно-белую зимнюю чащу. *** Вонючка, пригнувшись, лёгкой тенью скользил между деревьев, умудряясь не задеть ни одной ветки. Ни к чему создавать лишний шум или движение. Его задача – спрятаться как можно лучше. За прошедшие годы он узнал здесь каждое укромное местечко: каждый овраг, густые заросли, дуплистое вековое дерево – и во время прогулок с хозяином не раз замечал те из них, что могли послужить укрытием… *** За шиворот валился снег. Колючие обледеневшие ветки остро стегали по лицу, заставляя болезненно жмуриться, отмечали удары красными полосами на щеках и лбу. Ноги в осенних ботинках то скользили по наледи, то проваливались по щиколотку в снег, и он забивался внутрь, заставляя ступни леденеть. Совсем недалеко позади, из чёртова замка, послышались азартные выкрики и рёв двигателей. Теон на мгновение замер в ужасе, а затем бросился вперёд с удвоенной силой. *** …В одном из таких укрытий Вонючка и затаился. Позади разносился рык мотоциклов, и они, конечно же, двигались быстрее, чем беглец. Возьми погоня его след – настичь заняло бы меньше минуты. Но учитывая, сколько петель Вонючка сделал, запутывая преследователей, – опасаться было нечего. И всё же он застыл, пригнувшись, чутко вслушиваясь в каждый звук, – напоминающий больше статую в ошейнике и серых обносках, нежели живое существо. *** Из пробитой насквозь руки, несмотря на перевязку, сочилась липкая кровь, отмечая путь беглеца. Теон прошипел грязное ругательство: если так и дальше продолжится, можно сразу выходить и сдаваться. Впрочем… спасительная мысль пронеслась в голове: что если увести погоню подальше в лес, за груды бурелома, чтобы они спешились и потеряли преимущество в скорости? А там уже перевязать получше руку, лишая сволочей подсказки… Только бы хватило времени и сил! Постоянно поскальзываясь, мальчишка рванул в чащу леса, где завалы веток становились всё непролазнее. Приближающийся шум позади прибавлял сил – последних, отчаянных, на износ. А сомнений и колебаний уже не было. Страшно было только оглянуться и проверить, видны ли уже преследователи. *** Вонючка был уверен, что на этот раз всё получится. Что на этот раз он предусмотрел все пути отступления, все вероятные и невероятные случайности. Но всё равно не мог сдержать дрожь в прижатых к груди руках. Хозяин понемногу приближался, его приспешники перебрасывались короткими фразами, издали похожими на перерыкивание псов, но никак не могли выбрать верное направление. Конечно! Вонючка же специально выбрал место, где тропки петляли, сплетаясь и путаясь. Он был уверен, что сможет остаться в своём убежище, что хозяин пройдёт мимо – и даже не заметит. Но… Когда до укрытия оставалось каких-то метров тридцать, Вонючка неловко шлёпнулся с ветки на тропу и, вскочив, со всех ног припустил от господина Рамси. Позади послышался азартный вопль. *** Солнце медленно садилось за горизонт. Тени деревьев становились всё чернее и длиннее. С одной стороны, это было хорошо: шансов заметить тонкую фигурку, слившуюся со стволом, кровь на снегу – было немного. С другой стороны, гораздо больше становилось шансов у этой фигурки околеть от ночного холода и потери крови. Теон остановился у дерева, вжимаясь в него спиной, переводя дыхание. Ужасно хотелось курить; он даже обхлопал карманы, но пачка явно выпала уже давным-давно. Рёв мотоциклов, по счастью, затих ещё минут десять назад. Лес стал слишком густым – и двигаться пешком было быстрее и целесообразнее. Но перекличка болтонских бойцов слышались повсюду: и позади, и по сторонам, и даже, кажется, впереди. Или это лесное эхо?.. Теону даже подумалось, что его давно обнаружили. Загнали, как зайца, и теперь травят, наслаждаясь страхом жертвы. Он осторожно выглянул из-за дерева – и замер, опоздав отшатнуться: Рамси смотрел прямо на него, в упор. Тёмная коренастая фигурка со светлым пятном мордатой физиономии – означавшая смерть. Их разделяло всего шагов пятьдесят. Беглец скорее представил, чем увидел, как вспыхнули злым удовольствием глаза мальчишки в красно-чёрной куртке. И сорвался с места в ту же секунду, как раздался высокий, по-детски восторженный крик: «За ним!» *** Вонючка бежал что было сил, петляя, словно заяц, слегка пригнувшись. Из-под ног летели ошмётки листьев, мимо проносились деревья. Позади – топот и азартные выкрики… *** …Фигуры в чёрном приближались с каждой секундой, с каждым скачком отчаянного бега. В голове билось, пульсировало: «Поймают – конец! Убьёт, убьёт!..» *** Злосчастный пень вырос на пути внезапно. Вонючка задержался лишь на долю секунды, чтоб перепрыгнуть препятствие, – и тут же ткнулся в землю носом, сшибленный сзади тяжёлым телом хозяина… *** Ногу пронзило острой вспышкой боли. Она подломилась – и Теон, вскрикнув больше от неожиданности, рухнул на снег. Пропахал колючий наст ладонями, тут же окрасив кровью, – и при попытке кувырнуться на спину взвыл: ногу опять рвануло болезненной судорогой. Из голени торчала рукоять ножа. Беглец поднял голову – Рамси, ещё не опустивший руку после броска, победно ухмылялся. Его приспешники стояли полукругом, наблюдая, но не вмешиваясь. *** - Попался, Вонючка! – торжествующе объявил Рамси; глаза его сверкали азартом, а в голосе слышалось ликующее урчание хищника. Перевернув живую игрушку, словно тряпичную, он с особым удовольствием вдавил тощие плечи в землю – впитывая ладонями жар и отчаянные рывки вдохов. Телохранители остановились поодаль. Вонючка сглотнул, пропустив по телу дрожь, и испуганно уставился на хозяина. *** Рамси подошёл нарочито медленно. Равнодушно, будто кучку мусора, придавил ногу беглеца тяжёлым ботинком и, наклонившись, резко выдернул нож. Теон с коротким всхлипом хватанул ртом воздух, цапнув пальцами снег с мёрзлой хвоей, – и тяжёлый пинок в бок опрокинул его на спину. Нож, кажется, прошёл насквозь: вокруг маленькой прорехи ниже колена по штанине расползалось чёрное пятно. Именно на него Рамси неспешно, с садистским удовольствием опустил грязную шипованную подошву. Медленным вкручивающим движением вдавил в снег, глядя жертве прямо в глаза, дожидаясь: «А-а-а-а!..» Глаза пойманной игрушки накрепко зажмурились, неровные зубки отчаянно смяли губу, глуша вырвавшийся вопль. Рамси глубоко, с наслаждением вздохнул: «Первый крик – слаще любой песни, – доверительно сообщил он, убирая ботинок, и распорядился: – Связать его. Возвращаемся!» *** Рамси склонился ближе – маниакальные огоньки в глазах, полубезумная улыбочка – и вдруг с азартным взрыком цапнул Вонючку зубами за шею. Коротко фыркнул в ответ на вскрик, не отнимая от горячей кожи смешливо сморщившийся нос, – у живой игрушки вырвался нечаянный полустон-полувздох. Болтонских молодцев уже не было видно: ушли к мотоциклам; только Безумный Марк шуршал в дальних кустах. - Отлично побегали, Вонючка! – объявил Рамси, трепля питомца за ухо. – Давно мы не выбирались в лес… – Голос его стал глубоким и почти интимным; зубы сомкнулись ещё раз – на покорно подставленном горле сразу над ошейником. - Да, мой лорд, – выдохнул болтонский пес, несмело сжимая складки хозяйской футболки. *** «На дыбу», – распорядился Рамси, первым входя в подвал: растрёпанный, с горящими глазами. Горящими уже не просто увлечённо и с безуминкой – а чистым огнём убийства. Теон бился яростно и отчаянно: ясно видел, что больше шансов уже не будет. Его держали крепко – две пары сильных мужских рук на тощих детских ручонках, разгибая и едва не ломая; ударили спиной о крестовину дыбы, вжали и принялись деловито привязывать. Рамси наблюдал. Сдержанно дыша, не шевелясь – впитывал взглядом каждое движение, выражение вытаращенных глаз, растрёпанность мокрых волос чёртовой игрушки для пыток. И когда телохранители отступили, закончив работу, болтонский сынок отпустил их одним небрежным движением кисти. «Ты будешь висеть здесь, пока мне не надоест, Вонючка, – сообщил он, подходя: охотно, с энтузиазмом, увлечённо – будто рассказывал очень интересную историю. – Ты будешь висеть здесь, пока твои суставы не придут в негодность настолько, что ты не сможешь двигаться. Не то что убегать». Улыбка – пухловатые щёчки раздвинулись ещё шире: Рамси показал аккуратные белые зубы, по-хищному мелкие, с отчётливо выступающими остриями клыков. Теон настороженно, исподлобья следил за каждым его движением. Безуспешно дёрнулся – на этот раз его привязали так, что верёвки врезались в запястья до содранной кожи. «Я…» – «Вонючка, – назидательно перебил Рамси и ткнул острие ножа едва ли не в лицо жертве, под самый нос, заставив отдёрнуться. – Для начала тебя надо пометить. Чтобы ты всегда помнил, кому принадлежишь. Выбирай, где тебе нарисовать наш фамильный герб». «В смысле "нарисовать"?» – в голосе Теона проскользнул страх. Взгляд непроизвольно метнулся на стену напротив дыбы: там от пола и до самого потолка был изображён герб Болтонов – огромный, во всех кровавых подробностях, до последнего рельефа облупленных мышц жертвы. Теон всухую сглотнул и просипел: «Нет! Ты не сможешь!» Рамси многозначительно приподнял бровь, обозначив лёгкую улыбочку. Страх в широко распахнутых глазах, то, как пленник вжался в дыбу, неосознанно стремясь хоть как-то отдалиться от своего мучителя, подрагивающие губы… О, да, он тоже знал: Рамси сможет. Не просто сможет – сделает. «Это не ответ, – возразил Болтон-младший. – Дам тебе ещё одну попытку, проявлю милосердие». Он демонстративно прокрутил между пальцами нож и, пробуя на остроту, скребнул ногтем лезвие. Теон с возрастающим ужасом следил за нарочито медленными движениями. Взгляд прозрачно-голубых глаз непринуждённо скользнул к ране на ноге – всего лишь взгляд, но пленник дёрнулся, поджав нижнюю губу в ожидании боли. «Ну? – нетерпеливо поинтересовался Рамси. – Ты решил?» «Не надо!» – Мальчишка на дыбе почти выкрикнул это, голос дрогнул. «"Не надо" – это не часть тела, – терпеливо, с ноткой удовлетворения даже, объяснил маленький маньяк; в ответ на мольбу жертвы он улыбался широко и почти умилённо. – Ладно, можешь не напрягать больше мозги, я и сам придумал. Герб будет самый большой и красивый, какой только можно изобразить на твоей тощей тушке! Вот только сперва её нужно распаковать…» «Нет! – голос сорвался на совершенно детский, а загнанный взгляд метался между болтонским ублюдком и его изуверским гербом. – Нет, не-е-ет!..» Рамси заулыбался, как сытый кот, – почти с таким же восторгом, как в ответ на первые слова отца о щенке. Вот они, эмоции. Вот он, ужас – стоило только подумать, что тебя целиком превратят в болтонский герб. Больше не хочется язвить и насмехаться, верно?.. «Придурок! Распаковать – не значит ободрать, – снисходительно пояснил малолетний палач. – Кроме кожи, на тебе ведь и шмотьё имеется…» На рубашке – дешёвой детдомовской тряпке – не хватало рукава. Наверное, это он сейчас валялся заскорузлым бурым комком возле дыбы. Отлично, меньше возни! Распороть рубашку сверху донизу и взрезать оставшийся рукав – два привычных движения ножом. Теон даже не пикнул на этот раз, только зубами скрипнул – потому Рамси с некоторым удивлением заметил новый порез на правом предплечье, лениво набухающий капельками крови. «Когда я не в духе, то бываю немного неосторожен, – с деланным сожалением отметил он и провёл по ране подушечками пальцев – с нажимом, будто Теон был пластилиновым и лишний штрих на нём можно было просто загладить. – Хорошая новость: твоя кровь пока не провонялась, – юный маньяк сообщил это, придвинувшись ближе и глубоко вдохнув металлический запах – с таким удовольствием, будто и на вкус сейчас попробует. – И не провоняется: ты больше ни разу не закуришь. О! Слышал, Вонючка, песня такая есть, – оживился он, жутковато улыбаясь, и напел: – Это первый день остатка твоей жизни… Это первый день остатка твоей жизни…» Одним движением Рамси выдернул разрезанную рубашку и принялся за футболку. Та была явно мала – на десятилетку или около того: чёрная, на груди нарисована полустёршаяся желтая каракатица с перепутанными щупальцами, а под ней – надпись, в которой не хватало почти половины букв: «М.. ..е с..ем». Неожиданно Теон – будто страх потерял – рванулся вперёд, выворачивая запястья. В глазах ещё плескался страх, но гнев – что на него нашло? – оказался сильнее. «Убери свои грязные лапы!» – прорычал он. И на мгновение Рамси вновь увидел того непокорного зверёныша, каким его привёл отец. Не обращая внимания на боль, Теон пытался освободить руки. Даже не думал, что упадёт вниз головой и искалечит привязанные ноги, если получится, – только судорожно дёргался в верёвках. «Не смей!» – в голосе ненависть, в глазах – огонь. Рамси нахмурился, не отступив ни на дюйм: «Ты что же, так психуешь из-за старой тряпки?.. – наивно приподнявшиеся брови, половинка усмешки – пленник в ответ только таращился с отчаянной злобой смертника. – Она тебе о чём-то напоминает? Ненадолго. Я между делом составил план твоей дрессировки, и сразу после "научить имени" там значится "вычеркнуть прошлое"». Яростный ненавидящий взгляд был совсем некстати: Рамси до сих пор немного огорчался от сильного негатива в свою сторону и стремился побыстрее превратить жертву в сломанное, запуганное до полного безволия ничтожество. Только с такими и приятно иметь дело… Аккуратные чуткие пальцы впились в рану на голени обстоятельно и метко; по мере того, как нарастал их нажим с тихим хлюпаньем погружения в плоть, мордашка младшего Болтона из невозмутимо-скучающей делалась увлечённой и требовательной: громче крик! Жалобнее стон! Дёргайся, вот так! Мотни ещё раз головой, грохни о балку дыбы! Молодец, вот такой взгляд и нужен был сразу… Детскую футболку пленника Рамси подцепил и оттянул снизу, черкнув пальцем по горячему судорожно поджавшемуся животу. Вспорол снизу вверх; в ответ на костяной чирк острия по ключице – только задохнувшийся всхлип и дрожь. Боль в ноге была невыносимой, пульсирующей, до темноты в глазах и тошноты – даже когда рука мучителя давно убралась; охрипший от вопля, Теон был поглощён только одним желанием – чтобы это прекратилось. Настолько, что даже поругание последней памяти о семье разом утратило своё значение. Мальчишка не заметил, как отлетела драной тряпкой распоротая футболка, которой он так дорожил; не заметил даже новой раны поперёк ключицы. Задумчивый взгляд палача будто пригвоздил его к дыбе, заставляя цепенеть в ожидании… Рамси наблюдал – невозмутимо, с лёгкой предвкушающей улыбочкой. Примеривался, окидывая жертву взглядом, как холст для художества: натянувшиеся жгуты мышц, слишком жилистых для ребёнка; рёбра судорожно вздымаются в такт дыханию… Прежде всего нужно было наметить перекрестье дыбы, на основе которого и будет строиться весь рисунок. «Во-от здесь. – Рамси небрежно взмахнул лезвием крест-накрест и, увлечённо расширив глазищи, поделился восторгом: – Будешь вспоминать, кому принадлежишь, при каждом вдохе!» Теон похолодел – то ли от подвальной сырости, впившейся в оголённую кожу, то ли от внезапной догадки. Этот псих хочет вырезать герб у него на груди! Как рисунок по дереву… Если возмущение и пришло, оно сразу погасло, перебитое паническим ужасом – тот намертво стиснул горло, выпуская только жалкий скулёж. Первый лёгкий разрез Рамси вёл не спеша – от левого плеча до нижнего края рёбер справа, – крепко держа Теона за горло, чтоб не дёргался. Слишком крепко, наверное: вместо крика был только прерывистый хрип – попытки вдохнуть, с каждой секундой всё более судорожно-хаотичные, – безумные от боли глаза жертвы вытаращились, став почти такими же круглыми, как у мучителя, а перекошенная ужасом физиономия начала синеть. Аккуратно завершив разрез на нижнем ребре, Рамси отпустил горло живой игрушки. Стоял и с удовольствием наблюдал, как Теон жадно хватает ртом воздух – всё с такими же безумными глазищами, больше трясётся, чем дышит – и как наперегонки бегут вниз по его груди и животу багряные потёки. «Это первый день остатка твоей жизни, – опять напел Рамси строку песни, крутящейся в голове, и продолжил, подступив вплотную, почти мурлыча: – Ты запомнишь меня… до конца своих дней…»